Нежить

Перевес на их стороне оказался даже больше, чем шпион предполагал с самого начала. Но, учитывая, что ему удалось вырваться из их окружения, возможно, у него все же был шанс. На случай бегства Сзасс Тэм дал ему одно заклинание, строго–настрого проинструктировав, как его следует использовать, чтобы не пострадать самому.

Он решил, что сейчас как раз наступил подходящий момент, чтобы им воспользоваться. Открыв потайной карман на поясе, он вытащил черную жемчужину, бросил её в преследователей и развернулся обратно. Шпион рванул ручку двери, но та оказалась заперта. Выбив её, он устремился прочь.

Таммит понимала, что Барерис и Аот надеялись взять своего друга под арест, не причиняя ему вреда и не унижая его достоинство. Именно поэтому, отыскав его, они не стали тут же швыряться в него заклинаниями и не прихватили с собой отряд легионеров. Той частью своей натуры, которая ещё помнила о том, что такое любовь и сопереживание, она чувствовала, что могла бы поступить так же, хотя её вампирская сторона и сочла своих союзников идиотами.

Теперь же она больше не испытывала никаких колебаний. Попытка бегства шпиона окончательно заткнула то, что могло бы сойти за её человечность, и пробудила её хищнические инстинкты. Когда она устремилась за ним, у неё осталось единственное желание — подсечь ему ноги, впиться в него клыками и жадно высосать всю его кровь. По правде говоря, потребовалось все её самообладание, чтобы не прикончить его на месте, но Неврон хотел взять его живым.

Когда он обнаружил, что дверь заперта, она по–волчьи оскалилась, увидев, что преграда задержит его достаточно надолго и она успеет до него добраться. Но внезапно он швырнул на землю небольшой темный камешек.

Учитывая, что упал он в траву, он не должен был разбиться. Но это все же произошло, и из него выплеснулась тень. Она разделилась на множество оборванных, парящих в воздухе силуэтов, которые принялись приближаться к ним, завывая и бормоча.

Сознание Таммит начало затуманиваться, и она напрягла волю, чтобы снова обрести ясность мыслей. Ей это удалось, и тогда она узнала этих существ — то были аллипы, безумные, одержимые жаждой мщения духи самоубийц. Чтобы прикрыть свое отступление, Маларк вызвал чрезвычайно скверный арьергард.

Прикосновение этих тварей было ядовитым, и для начала она снова превратилась из волчицы в женщину. Если уж ей предстоит с ними сражаться, то лучше делать это с помощью меча.

Барерис запел — возможно, он хотел очистить свой разум от гипнотического воздействия бормотания аллипов. Таммит обнажила клинок, ведь двое противников уже находились совсем близко.

Обнажив клыки, она атаковала одного из них, но лезвие прошло сквозь его тело, не встретив никакого сопротивления. Её оружие было зачаровано, но она почувствовала, что призрак остался невредим. Что ж, возможно, в следующий раз ей повезет больше.

С завываниями и рыданиями аллипы закружились вокруг неё. Она продолжала кромсать и колоть. Возможно, их темные фигуры и стали немного бледнее, но она не была в этом уверена и, когда они пытались вцепиться в неё своими пальцами, уклонялась.

Но это оказалось непростой задачей, ведь аллипы нападали на неё с обеих сторон, и, наконец, одной из тварей удалось поразить её в спину. По крайней мере ей так показалось, потому что она не заметила, как это произошло, и даже не почувствовала боли. Но её мысли моментально спутались, охваченные смятением и страхом. Её захлестнуло ощущение грязи и скверны.

Словно Ксингакс опять оказался в её голове. Таммит пришла в ярость. С воплем она принялась яростно кромсать нападавших, пока её призрачные противники не растаяли, а их жуткие завывания не стихли.

Обернувшись, она окинула взглядом поле боя. Маларк выбил запертую дверь и сбежал. Не прекращая петь, Барерис сдерживал натиск ещё двух аллипов, а Зеркало обменивался ударами с третьим.

Однако Аот оказался в затруднительном положении. Над ним роилось с полдюжины безумных злобных духов. Очевидно, он уже от них пострадал. Боевой маг крутился посреди призрачного роя, без особого толку тыкая в призраков копьем. В данной ситуации от магии, скорее всего, оказалось бы больше проку, но, возможно, он уже не мог достигнуть необходимой для создания заклинаний концентрации.

Аот являлся другом Барериса, и она могла бы поспешить к нему на помощь. Но он ничего для неё не значил, а тот, кто осмелился манипулировать её рассудком, с минуты на минуту мог уйти. Превратившись в стаю летучих мышей, она устремилась за ним в погоню.

У Зеркала не было осознанного намерения использовать в бою свой маленький круглый щит, но, когда аллип напал на него, тот сам возник у него в руках и сослужил ему прекрасную службу. Будь он из дерева или стали, от него, скорее всего, не оказалось бы никакого толку, но призрак со всей своей броней и его нематериальный противник состояли из одной и той же чистой эссенции тьмы и боли.

Он вонзил клинок в искаженное безумием темное лицо аллипа, и тот, в последний раз нечленораздельно провыв какую–то бессмыслицу, растворился в небытии. Теперь у него появилась возможность поспешить на выручку Аоту.

Но, повернувшись к боевому магу, он увидел, что, возможно, было уже слишком поздно. Пошатнувшись, Аот рухнул на землю, копье выпало у него из рук. Набросившись на него, аллипы принялись терзать его, словно оголодавшие гули — труп.

Зеркало мог бы мгновенно оказаться рядом с Аотом, но он не был столь быстр, чтобы мгновенно нанести полдюжины ударов и не дать какому–нибудь аллипу прикончить наездника. Но в его силах было предпринять кое–что другое, ведь связь со своим божеством помогла ему частично восстановиться. Временами его мысли прояснялись, и он мог пользоваться священной силой, которой обладал при жизни.

Хотя он не слишком–то горел желанием пойти на это. Исцелив глаза Аота, он обнаружил, что между избранным богом героем, которым он некогда являлся, и оставшейся от него испорченной тенью лежала слишком большая пропасть. Служа каналом для сил своего божества, он напоминал себе снеговика, который пытается удержать пламя.

И все же, если его вера окажется достаточно сильна, его господин его защитит. Вскинув меч, он воззвал к тому, кого более не помнил и даже не мог назвать по имени, но, тем не менее, продолжал любить и верить.

Его клинок засиял, словно солнце. Аллипы отшатнулись, отступив от лежащего Аота.

Бросившись к ним, Зеркало атаковал ближайшего врага. Торопливо присоединившись к нему, Барерис встал с ним спиной к спине. Очертания фигуры барда казались размытыми, чтобы противникам было труднее по нему попасть. Действуя сообща, соратники вскоре уничтожили оставшихся аллипов, которые превратились в облачка тумана, и поспешили к Аоту.

Зеркало не решался самостоятельно обследовать боевого мага. После того, как он отогнал аллипов, он чувствовал себя опустошенным, слишком близко подошедшим к тому, чтобы раствориться в гармонии бессмысленной боли. Учитывая, в каком он был состоянии, его прикосновение или даже простая близость могли ещё больше повредить раненому.

— Как он? — спросил призрак.

Опустившись на колени, Барерис стащил с руки кожаную перчатку и принялся ощупывать тело Аота под кольчугой в поисках пульса.

— По крайней мере, его сердце ещё бьется.

Маларк бежал по лабиринту коридоров, покоев и внутренних двориков, которые и составляли Центральную Цитадель. У него были основания надеяться, что его побег окажется успешным. Даже если подарок Сзасса Тэма и не убил его противников, он, по крайней мере, позволил ему получить заметное преимущество во времени, а благодаря монастырским тренировкам он мог бежать дольше и быстрее, чем большинство из тех, кого он знал.

Вопрос состоял в том, куда ему стоило направиться? Самый быстрый способ покинуть город — верхом, но он подозревал, что Аот с Барерисом уже разместили у конюшен охрану на случай, если ему удастся ускользнуть от них в саду.