Нежить

— Но вы — бог, и, уверен, понимаете вещи, которые недоступны мне. Я буду благодарен за все сведения, что вы согласитесь мне дать.

— Что ещё ты хочешь?

— Я опустошил гробницы и кладбища севера. Я убил множество рабов, крестьян и даже некоторую часть собственных живых солдат. Иначе говоря, у меня кончаются материалы, необходимые моим некромантам для того, чтобы практиковать свое искусство.

— Какая жалость.

— Правда же? И все же это можно исправить. В древней земле ещё полно тел. Просто они уже успели разложиться до такой степени, что их невозможно обнаружить. Но очень искусному некроманту все же удастся ими воспользоваться — если, конечно, он будет способен узнать, где именно они захоронены.

— И ты просишь одарить тебя этой способностью.

— Да, и, боюсь, есть кое–что ещё.

Бэйн рассмеялся. Этот звук был мелодичным, но резал слух ещё сильнее, чем его речь, и Сзасс Тэм напрягся.

— Нахальства тебе не занимать, некромант.

— Люди мне часто так говорили. В смысле, когда я ещё поднимался по иерархической лестнице своего ордена. Когда становишься зулкиром, в твоем присутствии обычно перестают критиковать черты твоего характера. В любом случае, вы, скорее всего, знаете, что у меня есть ментальная связь с многими моими подчиненными, и я обладаю ограниченной способностью находиться одновременно в нескольких местах.

— Да.

— Мне нужно, чтобы моя сила возросла и я мог направлять своих подчиненных более эффективно. Иначе я не смогу превращать мертвецов в воинов достаточно быстро, чтобы от этого была польза.

— Ещё что–нибудь?

— Только то, что само собой разумеется. На данный момент церковь Бэйна поддерживает моих коллег–зулкиров. Будет неплохо, если вместо этого вы прикажете своим священникам перейти на мою сторону.

— Мертвец, давай для забавы представим, что я согласился на все эти нелепые требования. Что ты можешь предложить мне взамен?

— Тэй. Став его единоличным правителем, я сделаю вас единственным божеством, которому будут поклоняться в пределах его границ.

— Я уже объяснял тебе. Учитывая, что верхние миры вступают в эру борьбы и хаоса, Фаэрун, не говоря уж о такой его малой части, как Тэй, мне безразличен.

Сзасс Тэм уставился в глаза Бэйна, поблескивающие на его темном лице.

— Не верю. Может быть, мы, обитатели физического плана, и кажемся вам, богам, не более чем муравьями или личинками, но вы в нас нуждаетесь. Наше поклонение дает вам силу.

— И все же я не собираюсь принять твои условия.

Сзасс Тэм вздохнул.

— Тогда как насчет этого? Когда я стану правителем Тэя, вы предоставите мне тысячу лет, чтобы насладиться плодами своей победы, а затем заберете мою душу. После этого я навечно окажусь в вашей власти и буду служить вам в любом мире, в каком пожелаете.

Бэйн рассмеялся.

— Неужели ты о себе настолько высокого мнения, раз думаешь, что от этого сделка покажется мне более выгодной? Добавив одну крошечную душонку после тысячелетнего ожидания?

— По сравнению с вашей вечной жизнью этот срок не так уж и велик, а я — Сзасс Тэм. Глумитесь и издевайтесь надо мной сколько влезет, но я знаю — вы достаточно мудры, чтобы понимать, что это значит. Вы можете прочесать свои «верхние миры» от края до края, но среди своих слуг не найдете ни одного, кто смог бы послужить вашим планам хотя бы вполовину так же эффективно, как я.

Бэйн снова рассмеялся.

— Я склоняюсь к тому, чтобы принять твое предложение, в будущем сделать тебя последним из своих рабов и, чтобы достойно наказать тебя за высокомерие, заставить выполнять самую болезненную и унизительную работу.

— Если захотите, чтобы мои таланты пропали впустую, все окажется в ваших руках. Так мы заключим пакт или нет?

— Знаешь… думаю, да, но на все твои условия я не согласен. Мои священники и прочие верующие продолжат помогать совету.

— Ясно. В этом случае, кто бы ни одержал победу, вы и ваши последователи окажетесь в выигрыше. Очень хитроумно. Хорошо, я согласен. Дайте мне знания и силу, и я обойдусь без ваших священников.

— Предупреждаю, ты не знаешь, о чем просишь. Получив столько знаний одновременно, твой разум может и не выдержать.

— Сомневаюсь.

— Посмотрим, — стремительным движением Бэйн ударил Сзасса Тэма по лицу тыльной стороной руки, которая была закована в украшенную драгоценностями латную перчатку.

Хрустнула кость. Однако после первоначального шока, вызванного ударом, лич не почувствовал боли. В рассудок Сзасса Тэма словно вонзился вопль нестройного многоголосого хора, и это чувство оказалось настолько сильно, что заглушило все физические ощущения.

Этот рев все длился и длился, и лич начал было опасаться, что, как Бэйн и предупреждал, его разум может не выдержать. Затем вопль обрел гармонию. Внутреннее я волшебника завибрировало в ответ, но он больше не боялся, что окажется уничтожен. Более того, это чувство его даже взбодрило.

Он осознал, что лежит на земле, и поднялся на ноги. Лич оглянулся в поисках Бэйна, но Черная Рука уже исчез. Темный барьер рассеялся, на небосклоне сияли звезды.

Лицо Сзасса Тэма напомнило о себе запоздалым приступом боли, но теперь он точно знал, что может осуществлять сложные магические манипуляции. Он срастил сломанные кости, восстановил кожу и плоть и даже вернул на место бородку. Начав исцелять остальные раны, он осознал, что теперь может избавить свои руки от каких–либо видимых дефектов, но, повинуясь случайной прихоти, оставил их в первозданном виде. Он уже привык видеть их такими.

Благодаря новообретенному знанию он чувствовал, что громадная мистическая сила, которой наделил его Бэйн, со временем исчезнет. Если он хотел употребить её для победы над советом, это было необходимо сделать немедленно. И все же, когда он, воспользовавшись ментальной связью, потянулся к разумам своих подчиненных, у него хватило времени, чтобы усмехнуться при воспоминании о том, что даже так называемого бога со всем его предполагаемым могуществом можно уговорить пойти на чрезвычайно невыгодную сделку.

Сидя на спине Яркокрылой, Аот разглядывал небосклон, и его сверхъестественно острое зрение позволяло ему различать множество деталей окружающего пейзажа. Тончайшие переливы в сером окрасе облаков. Воробьев. Кружащих стервятников. Чайку, которая слишком далеко забралась к северу от моря. Но ни одного ворона.

Начал накрапывать холодный мелкий дождь, ещё больше испортив ему настроение.

— Вороны в плохую погоду летают? — спросил он.

— Возможно, — произнесла Яркокрылая. — Если дождь не усилится.

— Чудненько, — значит, им тоже придется остаться в воздухе.

По идее, доказать предательство Маларка, если, конечно, оно имело место, было несложно. Нужно только отыскать противоречия между той информацией, которую шпион получал, и той, которую предоставлял зулкирам и полевым командирам. Или между приказами, которые совет поручал ему передавать, и теми, что он рассылал на самом деле.

Сложность состояла в том, чтобы найти эти несоответствия. Аот являлся высокопоставленным офицером, да и Барерис пользовался доверием, но все равно у них не было никаких прав и оснований вскрывать каждое секретное донесение, полученное или отправленное Маларком. Вдобавок они знали далеко не обо всех итогах совещаний зулкиров и их персональных действиях.

Учитывая, что они сомневались в своей способности незаметно проследить за Маларком, пока тот в ожидании приказов от начальства читал и готовил свои свитки, Аоту и остальным заговорщикам осталось лишь ловить доставлявших послания птиц. Но поблизости от Центральной Цитадели или Безантура, где шанс на успешную охоту был выше всего, они этим заниматься не могли. Им пришлось отправиться в деревенскую глушь, положиться на удачу и надеяться, что, если им и удастся убить одного из воронов–посыльных, имеющихся у них в распоряжении сведений окажется достаточно, чтобы определить, фальшивое ли его сообщение или нет.