Нежить

— Ты — моё окно, — произнес Сзасс Тэм. — И ты откроешься шире. Достаточно широко, чтобы пропустить моего врага.

Жнец сделал шаг и оказался в мире смертных. Утвердившись в мысли, что всё могущество Сзасса Тэма служило порядку, он просто не мог упустить шанс с ним расправиться.

Но здесь, где в распоряжении лича имелись его самые могущественные заклинания, Сзасс Тэм не собирался предоставлять своему противнику ни шанса. Он вскинул посох и произнес слово силы.

С наконечника оружия сорвался ослепительно–белый светящийся орлиный силуэт — так визуально проявлялось действие магии, специально предназначенной для уничтожения нежити. Сияющий хищник вонзил свои когти в обнаженную грудь жнеца и исчез, не оставив на костлявом теле убийцы ни царапины. Заклинание не удалось, как и многие другие, которыми Сзасс Тэм пытался пользоваться в последнее время.

Жнец в развевающемся изодранном черном саване взмахнул своей косой. Сзасс Тэм отступил туда, где темное лезвие не могло его достать, и оно пронеслось мимо, оставив за собой в воздухе полосу ряби.

Лич взмахнул посохом, проделывая другой магический пасс. В воздухе запахло грозой, и из оружия вырвались восемь светящихся бело–голубых шаров. Сферы по очереди стремительно врезались в жнеца, высвобождая свою силу. Последовала серия ослепительных вспышек и грохота.

Служитель хаоса отшатнулся, а часть его грязного савана вспыхнула. Но, хотя этот град ударов и должен был разнести его на куски, этого не произошло. Когда взорвалась последняя сфера, тварь рванулась вперед, стремясь нанести следующий удар.

Попытавшись отступить ещё дальше, Сзасс Тэм наткнулся на свой рабочий стол. Коса летела прямо на него, и лич уклонился в сторону. Черное лезвие рассекло бронзовую статуэтку Сета, змееголового мулхорандского божества магии. От удара та превратилась в жидкость, брызгами разлетевшуюся во все стороны.

Сзасс Тэм отступил ещё дальше, чтобы оставаться на безопасном расстоянии от жнеца. Он понял, что из–за беспорядочных колебаний магических сил использовать его посох и прочее заранее подготовленное волшебство было бесполезно. Но он понятия не имел, насколько эффективной окажется другая его магия и получит ли он возможность это выяснить. Для сотворения заклинания из эфира требовалось куда больше времени и сосредоточенности, чем для пробуждения уже готового, а, когда имеешь дело с агрессивным противником вроде жнеца, эта задача может оказаться и вовсе невыполнимой.

Когда жнец повернулся в его сторону, лич сконцентрировался на куске красного мела. Остававшаяся в нем магия откликнулась на его безмолвный призыв. Мел устремился к жнецу и принялся покрывать рисунками его костлявое лицо и голову.

Если волшебнику повезет, жнец только через пару мгновений поймет, что эта неожиданная атака не представляет для него никакой угрозы. Не дожидаясь подтверждения, что его трюк сработал, Сзасс Тэм сунул руку в один из своих многочисленных карманов, достал оттуда небольшой шарик, скатанный из мышиного помета и серы, взмахнул им и произнес первые слова заклинания.

Бросив отмахиваться от куска мела, жнец рванулся к личу. Какая неудача. Значит, и самому волшебнику не удастся избежать урона от той грубой магии, которую он намеревался использовать против жнеца. Но Сзасс Тэм все равно продолжал творить заклинание. Необходимо повергнуть противника прежде, чем тому удастся достать его лезвием своей косы.

Вспышка, слетевшая с протянутой руки лича, ударила в грудь твари. Последовал взрыв алого пламени.

Сзасса Тэма отбросило назад. Его тело, в особенности те его части, где ещё сохранялись остатки плоти, охватило пламя. Но личи обладали сверхъестественной устойчивостью к повреждениям, вдобавок на нем была защита от огня. Поэтому, хотя при взрыве большая часть его мантии оказалась уничтожена, его руки и ноги остались на месте. На самом деле, его даже не оглушило.

Покачнувшись, маг вновь обрел равновесие и принял боевую стойку, держа посох наготове, чтобы сотворить заклинание, нанести удар или парировать. Но оказалось, что в этом не было необходимости. Когда взрыв отгремел, его взгляду открылся пол, усеянный ошметками пылающей одежды и обломками костей. Невредимой осталась лишь коса, искривившееся лезвие которой таяло на гранитном полу.

Сзасс Тэм сделал глубокий вдох. На самом деле, он не нуждался в дыхании, он даже не чувствовал движение воздуха в легких, но даже после столетий не–жизни старые и бесполезные привычки умирали с трудом

Он чуть не проиграл, и это привело его в ярость. Любому архимагу не составило бы никакого труда расправиться со жнецом энтропии, какими бы устрашающими не казались подобные существа обычным людям, и все же эта тварь могла с легкостью его прикончить.

Но оплакивать свою слабость не имело смысла. Лучше поразмыслить над тем, что ему удалось выяснить.

Когда сложная магия подвела его, инстинкты побудили его обратиться к примитивной силе стихий. Это сработало, и, возможно, он знал, почему. Красные Волшебники вознесли свое искусство на невероятную вышину. Едва ли менее умелые маги могли представить себе, насколько сложными и изощренными были их заклинания. Но все эти ухищрения основывались на тончайших нюансах взаимодействия магических потоков, составлявших Плетение.

Когда же оно оказалось уничтожено, все это стало лишь помехой. Заклинания Сзасса Тэма не срабатывали, потому что их успех зависел от множества факторов, которые больше не действовали. Попытку творить магию можно было сравнить с попыткой нести воду в дырявой бадье.

Конечно, особенности Плетения так или иначе были задействованы в большинстве заклинаний, и, пока магическая структура не стабилизируется, даже самое простое волшебство будет способно привести к самым непредвиденным последствиям. Но это станет происходить не так часто.

Действуя с оглядкой на эти новые ограничения, Сзасс Тэм сможет добиваться необходимых результатов. И, если он поделится своим открытием со своими некромантами, и они…

Он вздохнул. Нет. Большей части из них это окажется не под силу, по крайней мере, в ближайшее время, ведь они не являлись бессмертными архимагами и не обладали столь же глубокими и обширными знаниями, как он. Большинство из них изучали только тэйскую тауматургию. Им понадобится время, чтобы переучиться. А к тому моменту его враги с помощью грубой воинской силы смогут добиться столь сильного перевеса, что никакое волшебство уже не будет способно это исправить.

Чтобы предотвратить поражение, нужно найти иной путь, и через какое–то время ему на ум пришла одна идея. Для этого потребуется ещё одно прорицание, и, повинуясь его воле, в его руке возникла голубая кристаллическая сфера. Хватит с него попыток открыть окно в бесконечность.

Зеркалу нравилось жить в мире смертных в целом и воинов в частности. Подобно воде, наполняющей чашку, он наполнял его, или, возможно, позволял свободнее изливаться бьющему внутри него источнику существования. Так или иначе, это приглушало боль от его внутренней пустоты.

И все же, несмотря на его успокаивающее воздействие, порой он чувствовал, что обязан его покинуть. Ему нужно было наведаться в одно место — в те редкие моменты, когда его сознание прояснялось и он был способен задумываться над такими вопросами, он решил, что существует оно только внутри него самого. В сущности, он выворачивал себя наизнанку, словно карман.

Что бы ни представляло из себя это место и где бы оно ни находилось, оно было опасно. Насколько он успел понять, здесь не существовало ничего, кроме холодного шепота ветра, который уносил с собой все то, что он получал в результате контакта с материальным миром. Потому–то он никогда не оставался здесь надолго. Он открывал себя этой разрушительной силе, а затем поспешно отступал, как человек, дотрагивающийся до больного зуба, а затем резко отдергивающий палец.

Но на этот раз он все же задержался — инстинкты подсказывали ему, что здесь он и правда сможет обрести что–то, что реальный мир был не в состоянии ему дать. Что — он понятия не имел, но, возможно, вернув это, он сможет смыть бесчестье и все исправить.