Гроб с двойным дном

— П… понял… — пролепетал я.

— Затем в крышке гроба, в уровень с моим лицом, вы вырежете три дырочки-отверстия: две — для глаз, одну — для рта. Сверху вы прикроете их кусочками-кружочками из бархата. Вы примерьте-ка лучше, любезный!

Господин вновь влез в гроб. Я, накрыв его крышкой, мелом очертил на ней, где должны быть дырочки для глаз, для рта.

— Затем, и это весьма важно, вы должны поставить в углах крышки такие винтики, чтобы покойник, в случае, если бы он захотел, мог совершенно свободно отомкнуть завинченную крышку. Поняли? Гроб обейте лиловым бархатом. Ну-с, сколько вы возьмете с меня за такой гроб?

Я замкнулся. Сколько с него заломить при такой оказии? Барин чудной, богатый, видно.

— Не знаю, право, ваше сиятельство… — пробормотал я.

— Пятьсот рублей довольно будет? — улыбнулся он, вынимая из толстого бумажника пять радужных.

Я, обрадованный, спросил, куда они прикажут доставить гроб.

— Я сам за ним заеду, любезный. Если все хорошо сделаете, я прибавлю вам еще пару таких же билетов. До свидания.

Когда он ушел, мы долго с женой и подмастерьем обсуждали это необычайное, можно сказать, посещение и этот диковинный заказ. Жена моя — женщина нрава решительного — выхватила у меня деньги и прикрикнула на меня: Ну, о чем ты сусолишь? Тебе-то что? Мало ли какие затеи приходят в голову сытым господам? Пшел стругать гроб! Ну, а дальше что, Панкратьев? — спросил Путилин. Через сутки, к вечеру, приехал этот господин, гробом остался доволен, дал, как обещался, две радужных и увез гроб с собою. Ступайте! Вы свободны! — отрывисто бросил Путилин.

— Покорнейше благодарим, ваше превосходительство! — кланяясь чуть не до земли, радостно проговорил гробовщик, пятясь к дверям.

Когда мы остались одни, Путилин искренно и восторженно проговорил:

— Помилуйте Бог, какой молодец! Тот день, когда я его поймаю, будет днем моего наивысшего торжества!..

Глава V. Изумруд с крестом

Прошло несколько дней.

Необыкновенное приключение с таинственным гробом, из которого во время хода поезда исчез покойник, стало известным петербургской, вернее, всей русской публике и породило самые разноречивые и нелепые толки.

— Вы слышали страшную историю с гробом! Покойник убежал!

— Ну, уж это вы извините, покойники не бегают.

— Но позвольте, это же факт, что гроб оказался пустым?

— Из этого следует, что покойника выкрали.

— Но с какой целью?

— Весьма возможно, что покойник имел на себе драгоценности… Мошенники пронюхали об этом, проникли в вагон, и…

— Обокрали его? Прекрасно. Но зачем же им, мошенникам, мог понадобиться сам покойник? Ведь это — лишняя и страшная обуза.

Такие и в подобном роде разговоры можно было услышать везде. Стоустая молва, по обыкновению, все преувеличивая, перевирая и сдабривая своей досужей фантазией, создала целую чудовищную легенду о появлении какой-то страшной, таинственной шайки «мистических» злодеев, выкрадывающих для ритуальных целей покойников из гробов.

Дело дошло до того, что во время похорон родственники, прежде чем гроб их близкого опускали в могилу, требовали, чтобы перед опусканием крышка его была вновь открыта, дабы убедиться, что гроб не пуст!

Путилин был в подавленном состоянии духа.

Раскрыть истинный смысл чудесного происшествия с гробом он, в интересах дела, не мог.

— Хорошенькую кутерьму поднял этот негодяй! — ворчал он. — Воображаю, как хохочет он теперь!..

Доставленный немедленно в сыскную полицию — под строжайшим инкогнито! — виновник всей кутерьмы, гроб с двойным дном, был тщательно исследован.

В то время, как мой друг обшаривал пространство, находящееся между первым дном и вторым — потайным, я услышал его подавленно-радостный крик: — Ага! Хоть что-нибудь, хоть что-нибудь найдено…

— В чем дело? — спросил я, удивленный.

— Смотри!

Путилин держал в руке огромный изумруд. Этот драгоценный камень необычайной величины и красоты, принадлежал к породе редчайших кабошонов[4] — изумрудов.

Внутри его, по странной игре природы, совершенно ясно виднелся крест.

Не успели мы как следует осмотреть его, как вошел курьер и подал Путилину депешу:

«Спешу предупредить вас, мой гениальный друг, что я вчера преблагополучно прибыл в Петербург. Весь — в вашем распоряжении и к вашим услугам.

— Это уж чересчур! — вырвалось у меня.

— Начинается вторая стадия борьбы… — усмехнулся Путилин. — Ты свободен? — после десятиминутного раздумья спросил он меня.

— Совершенно.

— Поедем, если хочешь, вдвоем. В одном месте ты меня подождешь, в другое — мы войдем вместе.

Наша карета остановилась около роскошного барского особняка на аристократической С-ой улице.

Путилин скрылся в подъезде.

Теперь, для планомерности рассказа о знаменитых похождениях моего друга, я вам воспроизведу ту сцену, о которой позже рассказывал он мне.

Путилин поднялся по дивной лестнице в бельэтаж. Дверь подъезда распахнул ливрейный швейцар, а дверь квартиры — лакей в безукоризненном фраке.

— Графиня дома? — спросил Путилин.

— Их сиятельство дома…

Через минуту Путилин был принят графиней.

— Скажите, графиня, это ваш изумруд? — показывая ей замечательный «кабошон», спросил он.

Крик радости вырвался из груди графини.

— Мой, мой! Боже, monsieur Путилин, стало быть, вы нашли мои драгоценности?!

— Увы, графиня, пока еще я не нашел ни драгоценностей, ни их похитителя. Но, кто знает, может быть скоро мне это удастся. Я к вам с просьбой.

— В чем дело?

— Разрешите мне от вашего имени сделать газетные публикации, приблизительно такого рода: «Графиня Одинцова сим объявляет, что тот, кто разыщет и доставит ей похищенный в числе многих ее драгоценностей крупный изумруд, в котором виднеется крест и составляющий фамильную редкость, переходящую из рода в род Одинцовых, получит в награду сто тысяч рублей».

— Как!? — в сильнейшем недоумении вырвалось у графини. — Но, ведь, изумруд найден. Вот он — в моих руках. К чему же тогда объявление? И потом — эта огромная награда… Я ровно ничего не понимаю.

— Успокойтесь, графиня… — усмехнулся Путилин. — Спешу успокоить вас, что на самом деле вам никому не придется платить ни копейки. Это объявление нужно мне для особых целей, мотивы которых я не буду сейчас приводить вам.

— О, в таком случае — пожалуйста, пожалуйста…

Путилин вышел от графини и сел в карету, в которой я его поджидал.

— Гм… — несколько раз вырвалось у него в раздумьи. Карета остановилась около лавки, на вывеске которой был изображен гроб и стояла надпись: «Гробовое заведение Панкратьева».

— Сюда мы можем войти вместе! — обратился ко мне мой друг. В мастерской гробовщика заказчиков не было.

Из находящейся рядом комнаты выскочил на звонок гробовщик Панкратьев и при виде Путилина побледнел как полотно.

— Ну, любезнейший, я к тебе в гости! — тихо проговорил Путилин.

— Ваше… превосходительство… — пролепетал дрожащим голосом злосчастный гробовщик.

— Придется тебе теперь расплачиваться, голубчик!

— Ваше превосходительство, не погубите! Видит Бог, я тут не при чем? Польстился на деньги, сделал этот проклятый гроб с двойным дном, а для какой надобности — и сам не знаю. Грех, за него теперь и отвечай…

Путилин рассмеялся.

— Ну, так вот слушай теперь, Панкратьев. В наказание за этот грех я назначаю тебе такую кару: к завтрашнему дню ты должен мне изготовить новый гроб и тоже с двойным дном.

У гробовщика зашевелились волосы на голове. Он даже попятился от Путилина.

— К-как-с? Опять-с гроб с двойным дном?!

Признаюсь, и я был удивлен не менее гробового мастера. Что за странная фантазия пришла в голову моему гениальному другу?

— Опять. И опять с двойным дном, — продолжал Путилин. — Только на этот раз дно второе должно быть несколько иное. Слушай теперь мой заказ. Покойник должен лежать не наверху, а в пространстве между первым дном и вторым. Поэтому, дабы гроб казался не уродливо-большим, а обыкновенным и — запомни это! — точь-в-точь таким же, как и тот, который ты сработал щедрому заказчику, ты сделай вот как: первое дно подыми как можно выше, тогда пространство между двумя днищами будет настолько широкое, что туда можно будет вполне спокойно уместить покойника. Понял?

4

Кабошон — камень с особой формой шлифовки (с сильно выпуклой одной стороной линзы или полусферы).