Два рейда

Обстановка разрядилась, посыпались шутки, советы Грише Махине не принимать близко к сердцу, для такого парня найдется достойная жена. Стоит только ему расправить увешанную орденами грудь, и невесты слетятся как мухи на мед. Григорий слушал, ничего не отвечал, понимая искреннее желание товарищей успокоить, подбодрить. Однако с его лица не сходила грустная улыбка.

Желая переменить тему разговора, я высказал беспокойство задержкой на задании взвода Землянко. Подобные ожидания для меня всегда мучительны. Казалось бы, время уже привыкнуть, но нет! Всякий раз, посылая на задания разведчиков, я лишался сна и покоя. Успокаивался лишь тогда, когда они благополучно возвращались. И то ненадолго. Тут же уходили другие и начинались новые волнения. Но я и не мыслил другой жизни, без волнений, без моих друзей-разведчиков.

Разведчик! В самом этом слове много возвышенного, романтического и… загадочного. К людям этой нелегкой, но почетной профессии бойцы относились с особым уважением и доверием, а некоторые и с завистью. Да это и не удивительно.

В боевых действиях партизан разведке отводилась большая роль. Ковпак и Руднев много раз напоминали: «Хорошо поставленная разведка — половина успеха». Этого же правила придерживался и Вершигора. Он много внимания уделял разведке и вместе с тем предъявлял к ней большие требования.

Разведчики понимали свою роль в общем деле и предпринимали все, что было в их силах, чтобы выполнить возложенные на них задачи. Это и приносило им почет и уважение.

В воображении некоторых жизнь разведчика рисовалась, как сплошная цепь увлекательных приключений, сногсшибательных подвигов, трюков. Забывали при этом, что действия разведчика — это повседневный упорный труд, требующий полного напряжения физических сил, воли, энергии, ума — отдачи всего себя делу.

Из этого неправильного представления сложилось ошибочное мнение, что разведчик — это сверхчеловек. На самом же деле разведчик — такой же боец или командир, как и все, разве только что немного дисциплинированнее и исполнительнее, чуть-чуть смелее и решительнее, терпеливее и сдержаннее, более наблюдательный и сообразительный, способный самостоятельно принимать решения и не терять самообладания даже в критические моменты, умеющий хорошо разбираться в обстановке и делать правильные выводы. Мыслить масштабами не только своего подразделения, но части и даже всего соединения… В остальном — это такой же боец, как и все партизаны.

Для разведчика нет привилегий, кроме права быть всегда впереди, первым встречать опасность, идти на риск ради выполнения поставленной задачи.

Особые условия, в которых приходится действовать разведчикам, постоянный риск, подстерегающие на каждом шагу опасности требуют от них повышенной бдительности, повседневной боевой готовности, смелости, отваги, чуткости к товарищам и готовности в любую минуту прийти к ним на выручку. В этих условиях вырабатывался характер, крепла дружба. Кто-кто, а разведчики знают настоящую цену дружбе. Не случайно разведывательные подразделения наиболее дружные, спаянные коллективы, где один за всех, все за одного.

Не будет преувеличением, если скажу, что я был влюблен в разведчиков, жил их жизнью, вместе с ними радовался успехам и мучительно переживал неудачи. Судьба каждого из них была близка и дорога мне. И не удивительно, что сейчас, ожидая возвращения разведчиков, я особенно переживал. Поступившие ранее сведения были неутешительные. Гитлеровцы продолжали концентрировать против нашего соединения крупные силы. Уточнить эти данные поручили взводу Землянко.

Антона Петровича Землянко я знаю с мая 1942 года. До войны он окончил Каменец-Подольское фельдшерско-акушерское училище. В армии ему присвоили звание военфельдшера. В первых боях выполнял свои фельдшерские обязанности. А когда часть попала в окружение, Землянко взялся за оружие. При прорыве из окружения был ранен. Не знаю, как ему удалось скрыть свою специальность, но после выздоровления он назвался разведчиком. Его направили в разведывательный отряд при разведотделе штаба Брянского фронта. Там мы и познакомились.

В тыл врага Антон Петрович улетел в составе группы лейтенанта Гапоненко… В конце лета 1942 года наши группы встретились в Брянском лесу, влились в партизанское соединение и с тех пор не разлучались.

Землянко оказался хорошим разведчиком. Был смелым и решительным, быстро ориентировался в любой обстановке. Отличался олимпийским спокойствием и выдержкой. Не припомню случая, когда бы он вспылил или растерялся. Выдержка не покидала его, в какое бы сложное и опасное положение он ни попадал.

Как-то лейтенант Гапоненко заметил:

— Смотрю на тебя, Антон Петрович, и диву даюсь: неужели тебе жизнь не дорога!

— Почему вы так считаете? — удивился Землянко.

— Ну как же? Побывали мы с тобой во многих переделках, иногда, казалось, безвыходных. Помнишь, когда возвращались с задания из-под Курска и гитлеровцы окружили нас на пятачке в посевах? Честно говоря, я не верил, что нам удастся оттуда вырваться. Не думаю, что ты был иного мнения. Все считали, что это наш последний бой. Единственной нашей заботой было: как бы подороже отдать жизнь. У некоторых даже лица стали серыми. Илья Краснокутский запел: «Наверх вы, товарищи, все по местам! Последний парад наступает…» Волосы вздыбились. С этой песней и в атаку пошли. Смотрю на тебя, а ты хоть бы хны! Вот я еще тогда подумал — или нервы у тебя стальные, или…

— …или жизнь ни в грош ставит? — договорил Антон Петрович. Подумал и серьезно сказал: — Как не жалеть! Жизнь не балалайка, потеряешь — второй не купишь.

— Бесстрашный ты человек.

— Это еще как понимать, — рассудительно проговорил Землянко. — Вряд ли есть такой человек, который вообще ничего не боится. Во всяком случае, я такого не встречал. Кому охота понапрасну голову терять? Страшно бывает каждому, а вот ведут себя люди по-разному. Страх — это такая штука, что если дать ей волю, то и до паники недалеко. А можно действовать наперекор страху, подавить это чувство. Не помню у кого это сказано, кажется у Козьмы Пруткова: «Не робей перед врагом: лютейший враг человека — он сам». Если человек сумеет справиться со своими нервами, то враг ему не страшен. Когда мне бывает боязно, я всегда думаю, что моим товарищам тоже не легче. А мы друг за друга в ответе… Может, громко будет сказано, но бесстрашный, по-моему, тот, кто сумеет подчинить свои личные переживания и интересы — общим. Для таких честь дороже жизни..

— Значит, ты все-таки побаиваешься фрицев?

— Боюсь ли я фрицев? Нет, не боюсь. Они сами боятся, — ответил Землянко и после некоторого раздумья добавил: — Немца не боюсь, а вот пули остерегаюсь. Пуля, она ведь неразумная — может мимо и не пролететь…

Став командиром отделения, а затем взвода, Антон Петрович быстро завоевал уважение и доверие разведчиков. В обращении с подчиненными он был строг, но сдержан, тактичен, всегда готов прийти на помощь товарищу. Данного слова держался крепко. Дисциплинированный и исполнительный командир.

Я учитывал эти качества Землянко и поручал ему выполнение наиболее важных заданий. Поэтому-то меня и тревожила задержка взвода.

— Нет причин для беспокойства, — сказал Маркиданов. — Антон Петрович не из тех, кого можно легко провести. Он сам любого вокруг пальца обведет. Путь не близок, вот и задержались…

Слова Маркиданова оказались пророческими. Не успел он закончить, как в прихожей послышался топот, распахнулась дверь и в комнату гурьбой ввалились разведчики.

— А, вот вы где?! Греетесь, черти. Бока пролеживаете. А ну, потеснитесь! — с порога прогремел голос Петра Бугримовича.

— Пратцы, дайте воты напиться, а то так шрать хочется, что и переночевать некте, — выпалил эстонец Эдуард Гиллы.

— Зяблицкий, что ты разлегся, как барон? Корми… Проголодались, что волки, — набросился на старшину Бугримович.

— Опоздали, да еще с претензиями, — огрызнулся старшина, но тут же послал Селезнева в хозяйственное отделение за обедом. Напомнил: — Подогрейте там…