Гамбит смерти

  Мобильники здесь не работают. Горы.

  - Если машина придет - получишь, - я опустил мешалку в котел и закрутил между ладонями. Индеец племени Сиу добывает огонь трением - спички забыл взять.

  - Может не придти?

  На вынутой мешалке остались комочки мамалыги. Не готова.

  - Горы есть горы, душа моя. По такой погоде и доллар не тянет.

  Вода в джезвее закипела. Аркаша высыпал в него ложку чая. Индийского, гранулированного. Варвар.

  - Молочка бы капельку, Петр Иванович.

  - Изволь, - молоко в чай? Последователь Оруэлла. Я отвернулся.

  По галерее - шаги. Несет еще кого-то нелегкая. Всех гнать пора!

  - Простите за вторжение. Анатолия Яковлевича нет у вас?

  На подобный вопрос всегда хочется в ответ пошарить по карманам, вдруг да завалялся. Но с Нимисовым шутить вредно.

  - Нет, - Аркаша отхлебнул пойло.

  - Мы всегда в это время занимаемся медитацией - Александр Борисович, он и я. Некоторые - Нимисов посмотрел на Аркашу, - пока до этого не дозрели. Но Анатолия Яковлевича нет. Я заглянул в его комнату - никого, и постель заправлена. Надеялся, он тут.

  - Нет. И не было. Я вчера его видел, поздно вечером, с биноклем, - пора убавить огонь под котлом.

  - Странно. Где ж ему быть?

  - Вдруг плохо стало? Сердце? - Аркаша отложил кружку. - Я поищу его, - он кивнул на окно. - Плащ надену и пойду.

  - Я тоже, - Нимисов покинул кухню.

  Нехорошо. Совсем нехорошо. Я заглянул в кладовую, снял с гвоздя дождевик, обулся в сапоги.

  Вода скатывалась по склону вниз, сливаясь в грязные ручейки. За дождем, едва угадываемый, рокотал Желчуг.

  Из шале показались Нимисов с Аркашей. Я присоединился к ним.

  - Саблецов как-то брал меня на свои астрономические обсервации. Вдруг он там? - из-за шума приходилось почти кричать.

  Ненадолго хватит дождевика. Ветер дул в спину, и сырость уже холодила меж лопаток.

  Опрокинутый стул, исхлестанный дождем, растопырил беспомощно ножки, а рядом в траве лежал человек, лежал лицом вниз, вытянув вперед руку, а другую подвернув под себя. Посиневшее лицо и широко раскрытые глаза с белесыми зрачками.

  - Что с ним?

  Кто спрашивает? Не узнаю голоса.

  Я попытался отыскать пульс. Бессмысленно - окоченение успело сковать мышцы. И, перечеркивая шею - темная борозда.

  - Он мертв, - я и свой голос не узнал.

  - Я будто ждал этого, - верно, Аркаша. - Он раньше на сердце жаловался.

  - Сердце не виновато. Он задушен, - я поднялся.

  - Вы уверены? - Нимисов смотрел на мое плечо.

  - Уверен.

  Я осмотрелся. Вот он. Огромные объективы уткнулись в грязь, отвернувшись от нечистого неба.

  - Вероятно, Саблецова удавили ремнем собственного бинокля.

  Мы стояли, не решаясь двинуться и тем самым признать свершившееся.

  - Надо позвать остальных, - Аркаша не выдержал первым.

  - Иди, - я поднял стул, сел. Мокрая одежда липла к телу.

  Не спас дождевик. Ничто никого не спасает. Не вставая, дотянулся до бинокля.

  - Осторожно! Там могут быть отпечатки пальцев!

  - Дождь идет много часов, - я не смотрел на Нимисова, не смотрел на Анатолия. Не смотрел никуда.

  Когда Саблецова укладывали на носилки, из руки отделился и упал на землю темный предмет. Я подобрал его. Пешка. Пластмассовая черная пешка. У меня был когда-то такой комплект. Подарок на день рождения в пятом классе.

  С биноклем в одной руке и со стулом в другой я плелся за всеми.

  В обеденном зале Олег и Юра замешкались в нерешительности.

  - Кладите на пол, - распорядился Нимисов.

  Я замерз. Дрожь пробирала, откатывалась в глубь и замирала, не исчезая.

  - Я полагаю, нам необходимо обсудить, что следует предпринять, - голос Стачанского - единственное, что осталось сухим вокруг. - Для начала переодеться и согреться. Петр Иванович, желателен крепкий кофе или чай.

  Ох, как желателен.

  Я переменил белье на шерстяное, поверх - тренировочный костюм.

  Запах гари стелился из галереи. Пропала мамалыга. Я снял котел, поставил на стойку. Не Ватель, переживу.

  Заварив крепчайший кофе, я вытащил из шкафа узкую бутылку "Молдовы". Действие сухого закона приостановлено.

  В обеденном зале уже ждали.

  - По тридцать граммов, - рука тряслась, как у киношного алкоголика.

  - Нас с Александром Борисовичем увольте, - Нимисов вытащил из кармана куртки золотое яйцо, развинтил, свинтил - получились две крохотные рюмки. Их другого кармана явился хрустальный флакон. Острый запах разнесся по комнате.

  Вместе со Стачанским они приняли снадобье. Suum cuique.

  Коньяк согрел - и только. Дрожь звенела внутри, но тело освободилось от нее.

  Мы сидели за столом - шесть человек. Седьмой лежал в углу, и каждый избегал смотреть в ту сторону.

  - Итак, произошло убийство, - Стачанский говорил ясно и твердо.

  - Или два, - я добавил граммов пятнадцать. - В свете новых событий гибель Комова выглядит не такой простой.

  - Следовательно, среди нас убийца, - Александр Борисович не стал спорить из-за количества.

  - Убийца может быть один, или их несколько. Он или они могут быть здесь, а могут и вовне, - коньяк привычно развязал мне язык.

  - Вовне? - Стачанский поднял бровь.

  - Почему бы и нет? Мы не на необитаемом острове. В округе может укрыться полк.

  - Но зачем? - Олег задал главный вопрос.

  - Не знаю. Развлекаются, тренируются. По злобе. Просто так. Сейчас для убийства не требуются глубинные мотивы.

  - Для нас важнее решить, что нам делать, - Александра Борисовича всегда отличало умение отделять главное от второстепенного.

  Подал голос Юра:

  - Уходить нужно. Срочно. Где бы ни был убийца, среди нас, снаружи - оставаться опасно.

  - Я тоже так считаю, - согласился Стачанский.

  - Тогда остается решить, как уходить. Придет машина -

  все просто: грузимся и уезжаем. Но ее пока нет. Может, и не будет - оползень на дороге, или еще что-то в этом роде. Мы здоровые люди. Даже по такой погоде часов за десять дойдем до Харыза. Сейчас восемь утра. Если выйдем в девять, успеем пройти путь засветло. По крайней мере, наиболее сложную часть. В Харызе сообщим о случившемся властям - мне кажется, Петр Иванович прав, убийца может быть местный.

  - Бежать от убийцы? - Олег, опершись о стол, навис над Юрием.

  - Я не меньше твоего хочу узнать, кто он и где. Но рассуди - если он в горах, мы его никогда не возьмем. А он нас в любой момент. Если же он среди нас, то - кто? Ты знаешь? И сидение здесь на пользу не пойдет. Перегрыземся, подозревая друг друга.

  Верно изложил. Невысказанным, правда, осталось то, что главная, вернее, единственная цель нашего пребывания здесь - подготовка Александра Борисовича к матчу. И шале теперь попадает в список абсолютно непригодных мест.

  Совсем бредовая мысль - а вдруг это любовь? Любовь и ревность? Ухлопал неверного возлюбленного и его... как там они называются, а теперь - ходу. Пусть парни в горах отвечают.

  На девяносто девять процентов - чушь.

  Стачанский подвел черту:

  - Я думаю, это верное решение. Придет машина - отлично.

  Нет - дойдем сами. В самом неблагоприятном случае - если из-за оползня дорога непроходима - вернемся.

  - И что тогда? - Олег с трудом сдерживал злость. Ему привычнее встречать опасность лицом к лицу. Только где у нее лицо?

  - Тогда и подумаем.

  - А что делать с... с телом? - Аркаша сделал крохотный глоток, поморщился.

  Ответ у Юры был.

  - Необходимо сохранить. Поместим туда же, куда и Комова. Предстоит следствие - в той или иной форме.

  Вот именно - в той или иной. Вряд ли приходится ожидать действий по всем правилам криминалистики. Не те времена.

  Юрий подошел к носилкам:

  - Олег, помогай.

  Нимисов придержал дверь, выпуская ребят. Двери в шале могучие, толстые, дубовые, с металлическими лапчатыми полосами. И окна забраны узорными решетками. Сейчас привычно и даже приятно, безопасность, а прежде... Предусмотрительными были хозяева.