Страница 22 из 93
«В конце годов Юнтай династии Тан (765) в Хунчжоу, в уезде Чжэнпин жил старик. Он болел несколько месяцев, и уже более десяти дней отказывался принимать пищу. Однажды вечером он вдруг исчез, и никто не мог понять, куда же он делся. В другой день на закате один житель деревни отправился собирать листья тутового дерева, и его стал преследовать волк. Он быстро взобрался на дерево. Дерево, однако, было не слишком высоким — волк вставал на задние лапы и хватал зубами полу его одежды. Крестьянину ничего не оставалось делать, как обороняться — он ударил зверя топором, удар пришелся волку прямо в лоб. Волк припал к земле, но продолжал караулить жертву. Лишь на следующий день крестьянин смог слезть с дерева. Он пошел по следу волка, и следы привели его прямо к дому больного старика. Он вошел в главный зал, позвал сыновей старика и подробно, от начала до конца, рассказал им, как было дело. Сыновья, посмотрев на лоб отца, увидели след от удара топора. Дабы он впредь не нападал на людей, они задушили отца, и тот превратился в старого волка. Потом они отправились в уездную управу, чтобы оправдаться, и их отпустили с миром».
«В том же году в другой деревне Хунчжоу юноша лет двадцати после болезни почти отдал душу и превратился в волка. Хищник загрыз множество деревенских мальчишек. Потерявшие сыновей родители не знали, что произошло с их детьми, и понапрасну искали их.
Юноша этот выполнял в деревне самые различные работы. Как-то он проходил мимо дома семьи, тоже потерявшей ребенка, и несчастный отец окликнул его: "Приходи завтра к нам — для тебя есть работа; мы приготовим хорошее угощение". В ответ юноша громко рассмеялся. "Хорош я буду, если приду работать в ваш дом во второй раз! — ответил он. — Или вы думаете, что с вашим сыном случилось что-то особенное?" Слова юноши удивили отца погибшего мальчика, и он стал выспрашивать его. "Это небо повелевает мне пожирать людей, — сказал юноша. — А вчера я съел мальчика лет пяти или шести; мясо его оказалось таким вкусным". И тут отец заметил в уголках его рта запекшуюся зловонную кровь и в неистовстве обрушил на него град страшных ударов. Юноша превратился в волка и испустил дух».
Относящаяся к той же эпохе легенда свидетельствует, что китайцы с особой охотой наделяли способностью обращаться в волков представителей хуннуских[43], тюркских и монгольских племен, живших к северу и западу от Срединного государства. «Ван Хань их Тайюаня был командующим в Чжэньу (север нынешней Шэньси). Его мать, госпожа Цзинь, происходила из хунну, прекрасно стреляла из лука и скакала на лошади, а кроме того, отличалась жестокостью и силой. На выносливом скакуне, с луком в руке и стрелами на поясе, она проникала глубоко в горы в поисках медведей, оленей, лисиц и зайцев, которых убивала и привозила назад в огромных количествах. Неудивительно, что все жители севера боялись ее, но при этом их разбирало любопытство.
Однако, когда ей минул семидесятый год, она начала слабеть от старости. Тогда она затворилась в своих покоях, отослала прочь служанок и не позволяла никому входить к ней без особого разрешения. Время от времени, после того как она на закате запирала дверь и ложилась спать, ее охватывали приступы ярости, и тогда она била палкой всех домочадцев. Однажды, когда она, как обычно, закрыла дверь своей комнаты, обитатели дома вдруг услышали скрипучий скрежещущий звук. Все сбежались посмотреть, в чем дело, и увидели, как волк открыл изнутри дверь и бросился прочь. До восхода солнца он вернулся, вбежал в комнату и затворил дверь на засов.
Домочадцы были перепуганы насмерть и на рассвете доложили обо всем Ван Ханю. В тот же вечер он подсмотрел за матерью в щелочку и убедился, что все сказанное слугами оказалось правдой. Ван Хань пребывал в тревоге и ужасе и чувствовал себя очень неуютно. На следующее утро мать позвала сына и приказала немедленно купить для нее косулю. Он приготовил мясо и поднес ей, но госпожа Цзинь сказала: "Я хочу ее сырой". Тогда ей подали сырую косулю, которую она проглотила в мгновение ока, чем еще больше напугала Ван Ханя. Случайно мать услышала, как кто-то из членов семьи тайком говорит об этом, и устыдилась. В тот же вечер она опять заперла дверь изнутри. Слуги стояли подле и ждали, что она будет делать. Внезапно из дверей вихрем вылетел волк; назад он более не вернулся» («Сюань ши цзи»).
Народные поверья в волков-оборотней, рыщущих в поисках добычи, после династии Тан, пожалуй, только набирали силу. В четырнадцатом столетии они, видимо, овладели и образованными умами, поскольку в официальной истории династии Юань на полном серьезе утверждается следующее: «В десятом году Чжичжэн (1350) область Чжандэ (север Хэнани) страдала от волков, которые по ночам врывались в дома в человеческом обличьи и с воем набрасывались на людей, из рук которых они вырывали детей, чтобы сожрать их» (гл. 51, 1.17). Спустя три столетия в описании уезда Цюйу, на юге Шаньси, зафиксирован следующий эпизод:
«В годы под девизом правления Чунчжэнь династии Мин (1628–1644) свирепствовал такой страшный голод, что люди поедали друг друга. В ту пору в деревушке Цзиби, расположенной в двадцати ли к востоку от главного города уезда, жил пастух по имени Цан, фамилия же его забыта. Он покидал свой дом каждое утро и возвращался уже после наступления темноты. Однажды жена спросила его, откуда он все это время берет пищу, и пастух ответил, что он поедает людей. "Как же можно есть людей?" — спросила жена. На что муж ответил: "Завтра в полдень я съем и тебя". Когда же она спросила его, за что, пастух сказал: "Как-то я проходил мимо храма местного божества и увидел там шкуру волка, я лег на нее и тут же глубоко заснул. Проснулся я в обличии волка, но, еще не понимая, что произошло, вышел и съел человека. Вечером я вернулся в храм, шкура упала с меня и я вновь стал человеком, но я опять не понял, что уже изменился. С тех пор с помраченным рассудком и, не понимая, что делаю, я поедал людей каждый день, и завтра в полдень придет твой черед. Боюсь, что тебе не спастись, но я не хочу убивать тебя. Поэтому, сделай завтра из соломы чучело и набей его внутренностями свиньи, и тогда, я уверен, ничего плохого с тобой не случится". Сказал он это и исчез.
Жена была так перепугана, что побежала к соседкам и обо всем им рассказала. Они то верили словам пастуха, то сомневались в них, но брат посоветовал ей все сделать так, как сказал муж, и она поклялась ему сберечь себя от любой неожиданности. На следующий день она затворила окно и стала в щелочку смотреть за тем, что делает муж. Не успело солнце достичь зенита, как волк перемахнул через стену и ворвался в дом. Несколько раз он бился головой в окно, но увидев, что войти через него невозможно, бросился к соломенному чучелу, схватил его и сожрал. После этого он опять перепрыгнул через стену и исчез. На громкие крики женщины сбежались соседи; самые смелые погнались за зверем, а жена бежала сзади. Следы привели их к храму как раз в то самое время, когда волк лежал на земле. Женщина начала изо все сил лупить волка; ему отсекли хвост, но сам он сумел убежать. В дом он более не вернулся. С той поры жители деревни всякий раз, когда видели волка с обрезанным хвостом, выкрикивали его имя. Волк качал толовой и шел другой дорогой, не оглядываясь на них и не пожирая их. Старики до сих пор говорят об этом волке» («Цюйу сянь чжи»).
Волки-оборотни нападают на людей внезапно и стремительно и не знают чувства жалости. Не желая лишний раз подвергать риску свои шкуру и хвост, волки порой принимают облик красивой невинной девушки и в таком обличии застенчиво приходят к людям, терпеливо поджидая подходящего момента, чтобы напасть на ничего не подозревающую несчастную жертву и убить ее. «Если волк доживает до ста лет, — говорится в одном сочинении седьмого века, — он превращается в женщину, которую зовут всезнающей. Она необычайно красива, сидит на обочине дороги и обращается к проходящим мужчинам с такими словами: "У меня нет ни родителей, ни братьев. Господин, возьмите меня в свой дом и сделайте своей женой". На третий год она начинает пожирать людей. Если назвать ее по имени, она убегает» («Бо цзэ ту»). Эта черта роднит волка с лисицей, родственным животным, которая, как мы увидим в дальнейшем, считается в Китае оборотнем par excellence, хотя она и не пожирает жертв своего вероломства.
43
Хунну (сюнну) — гунны.