Сламона

— Ты, наверное, много раз бывал на Гавайских островах и знаешь о них больше Чака? — поправив на переносице очки, добродушно спросил учитель.

«При чем тут какой-то Чак, при чем Гавайские острова, когда там… Когда… Ну чего ты ко мне привязался, вампир несчастный?!.»

— Не-а… — уставившись в парту, пробормотал Мильн. — Не был я на Гавайских…

До него стало доходить, что он, наверное, прослушал не только трепотню Элис, но и рассказ Чака про Гавайские острова. А этот очкастый зануда, значит, засек, что он не слушает, и…

— Да неужели? — широко улыбнулся очкастый зануда. — А мне почему-то показалось, что Гавайи тебе до смерти надоели! Ладно, Джон, теперь расскажи нам, где ты побывал этим летом и что интересного повидал! Пожалуйста, прошу к доске!

Затравленно взглянув на учителя, Мильн выкарабкался из-за парты, поплелся к доске и встал возле учительского стола. Низко опустив голову, он теребил пуговицу на рукаве своей рубашки и молчал…

— Так что же, Джон? — присев на краешек стола, подбодрил засмущавшегося ученика господин Джоунз. — Где ты успел побывать этим летом? Или ты объездил столько разных мест, что сразу всего не припомнишь?

Мильн густо покраснел.

— Он летом был здесь! — вдруг громко сказал Эдвин, и Ани с Тилем дружно подтвердили:

— Ага, он все лето жил в Мурленбурге!

— Да? — удивился господин Джоунз, встал и прошелся до двери и обратно. — Но ведь это тоже интересно, правда, ребята? Наверняка Джон летом увидел или услышал что-нибудь такое, чем ему хочется с нами поделиться! Что-нибудь такое, чего ни один из нас об этом городе не знает — верно, Джон?

Мильн поднял на него разнесчастные глаза, и учитель ответил на этот взгляд улыбкой, наполовину затерявшейся в бороде.

— Итак, что тебе запомнилось больше всего?

— А я был в ратушном музее! — отчаянно выпалил Джон, убедившись, что учитель все равно от него не отстанет.

— Да ну? — восхитился господин Джоунз, как будто его ученик заявил, что спускался в кратер вулкана Кракатау.

Но все второклассники отнеслись к словам Мильна совершенно равнодушно: они уже не раз бывали в ратушном музее — и одни, и с госпожой Розой, — и успели обследовать там все углы.

— Замечательно! — ободрил рассказчика господин Джоунз, снова присаживаясь на краешек стола. — Знаешь, давай-ка сделаем как: представим, что я только что приехал в Мурленбург, и ты уговариваешь меня пойти в ратушный музей… Итак, что бы ты мог мне о нем рассказать, чтобы мне сразу захотелось туда пойти? Я слушаю, Джон!

— Ну… Там есть доспехи графа Марлена… — пробубнил Мильн, глядя на солнечный зайчик, отражающийся в черном блестящем ботинке учителя.

— Отлично! А что еще? — неумолимо продолжал допытываться господин Джоунз, пересаживаясь со стола на стул.

Потеряв ботинок из виду, Джон встряхнулся и выпалил, глядя прямо в круглые очки господина Джоунза:

— А еще там есть сигнальный горн, похожий на волшебную трубу принца эльфов!

— Что-что? — заинтересованно переспросил учитель и встал. — На какую трубу?

— На трубу принца эльфов… — упавшим голосом повторил Мильн.

Но отступать было уже поздно, и, снова вцепившись в пуговицу на рукаве, он с безумной смелостью продолжал:

— Это просто такая сказка, мне ее рассказал один старичок…

— Любопытно! Ну-ка, ребята, послушаем сказку!

— Да просто сказка… Про то, как когда-то, давным-давно, принц светлых эльфов поселился среди людей и втю… М-м-м… Влюбился в человеческую девушку. Она жила на берегу моря в деревне, на которую часто нападали разбойники, и даже король той страны ничего не мог с ними поделать. Принц решил помочь своей девушке и сделал волшебную трубу, заклинающую негодяев — стоило заиграть на этой трубе, как все негодяи сразу бежали на ее звук, как крысы на звук дудочки гиммельнского крысолова…

Мильн вдруг спохватился, что говорит слишком длинными и складными фразами, какими редко говорят во втором классе даже филологические вундеркинды, замолчал и сделал вид, что подбирает слова.

— Ну… И вот… — забормотал он, ожесточенно крутя несчастную пуговицу. — Принц хотел подольше поиграть на этой трубе… Чтобы заманить всех негодяев в море… И всех их там утопить… Как гим-мельнских крыс.

— И что, утопил? — с любопытством спросил Чак.

Весь класс теперь с интересом слушал сказочку про трубу — и от этого интереса Джон и вправду стал путаться в словах, но все-таки, собравшись с силами, закончил:

— Нет… Он… Этот принц… Отплыл в лодке от берега и стал играть, но первыми на звук трубы к берегу выбежали не разбойники, а родственники его девушки… А потом прибежала и сама девушка… И все жители ее деревни — они все оказались негодяями! Тогда принц навсегда ушел в свое королевство и унес с собой волшебную трубу. Труба потом долго хранилась у эльфийских королей и много раз спасала их королевство от врагов… Ну… И… Вот… И все.

— Все? Молодец, Джон, очень интересная сказка, я такой никогда не слышал! — похвалил господин Джоунз. — Любопытная утопия… Значит, горн из ратушного музея похож на трубу принца эльфов?

— Ага… Да. Так сказал тот старичок…

— Интересно, а откуда тот старичок знает, как выглядит труба принца эльфов? Он, часом, не эльф, как ты думаешь, Джон?

Второклассники засмеялись, а Мильн только молча взглянул на учителя — ну что с него взять, если он даже не знает, как отличить человека от эльфа?

— Хорошо, садись, Джон, — разрешил господин Джоунз, и Мильн радостно вернулся на место, улыбнувшись Эдвину в ответ на его поднятый вверх большой палец.

— А что такое утопия, господин Джоунз? — спросил любопытный Чак, и учитель начал длинно и вдохновенно рассказывать про какое-то идеальное государство, выдуманное когда-то одним англичанином, и про то, что люди называют этим словом теперь, — как вдруг удар колокола прервал его объяснения на полуслове.

— Что? — удивился господин Джоунз. — Уже?

Посмотрел на наручные часы, поднес их к уху, снова взглянул на циферблат и махнул рукой.

— Ладно, для первого дня достаточно! Разбегайтесь, завтра уроки по расписанию… Да, и обязательно принесите завтра свои летние коллекции, слышите? До свиданья!

 - До свиданья, господин Джоунз! — радостно прокричал класс.

Все шустро повскакали из-за столов, но Джон Мильн на этот раз рванулся с места быстрее других, опередив даже торопыгу-Тоя.

— Джонни, ты куда? Пошли в бассейн! — крикнул ему вслед Эдвин, но Джон, не оборачиваясь, помотал головой — и вылетел из класса, на ходу запихивая в сумку учебник.

Перепрыгивая через три ступеньки, он скатился в еще пустую прихожую, юркнул под правую лестницу и забился в самый дальний угол, за растопыренные лапы якоря Штормяги.

Уж здесь-то его никто не достанет!

Усевшсь на свою сумку в пахнущей пылью темноте, Джон прислонился спиной к стене быстро забормотал Замыкающее Заклинание…

Если окажется, что пока он отвечал на глупые вопросы господина Джоунза, Конрад успел смыться из Немой Горы, — его новый очкастый господин не отделается одним только Спотыкательным Заклинанием, придется ему тогда познакомиться с драконом Харро!

Колдун Конрад не успел смыться.

Магический кристалл — подарок Корвина — не показал Дэви мерзкую рожу колдуна, значит, Конрад все еще сидел в Немой Горе: только недра этой горы и не могли отразиться в фиолетовых гранях кристалла.

Снежный Вихрь опустился на ярко-зеленую одолень-траву и замер, тревожно пофыркивая и кося по сторонам лиловым глазом. Ему явно не нравилась высокая гора, покрытая до середины жесткой желтой травой; не нравилась пустая степь вокруг горы, где не слышалось даже стрекотания кузнечиков; не нравилось тусклое безоблачное небо, с которого он только что сюда спустился… И Дэви все это не нравилось тоже.

— Да, поганое место, малыш, — тихо сказал он, поглаживая белоснежную длинную гриву единорога. — Осторожно, не ступай на желтую траву! Там, где она растет, уже не действует никакое волшебство. Туда мы не пойдем, ведь я обещал Теварцу, что никогда не сунусь в Немую Гору! Мы подождем здесь, пока Конрад вылезет… А он непременно вылезет перед большим боем, чтобы пустить в ход Кровавый Кристалл! Осади назад, Вихрь, и стой смирно, мальчик, сейчас я буду колдовать…