Страница 10 из 69
— Где Веркрамп? — резко спросил коммандант. Сержант доложил, что того нет на месте, и поинтересовался, не может ли он быть чем-нибудь полезен. Коммандант вначале ответил отрицательно, но затем передумал: — Я по поводу этой проклятой анкеты. Кто их будет потом смотреть?
— По-моему, доктор фон Блименстейн, — ответил сержант. — Она их составляла.
— Ах она! — прорычал коммандант. — Ну так передайте лейтенанту Веркрампу, что я не намерен отвечать на двадцать пятый вопрос.
— Это о чем?
— О том, сколько раз в день я занимаюсь мастурбацией, — уточнил коммандант. — Скажите Веркрампу, что, на мой взгляд, подобные вопросы — не что иное, как вмешательство в частную жизнь.
— Слушаюсь, сэр, — ответил сержант Брейтенбах, читая, какие ответы на этот вопрос предлагались в самой анкете. Они располагались в диапазоне от пяти до двадцати пяти.
Коммандант бросил телефонную трубку, запер анкету в стол и в скверном расположении духа отправился обедать.
— Грязная сучка, чего захотела узнать, — про себя ругался он, вразвалку спускаясь по лестнице и направляясь в расположенную прямо в полицейском участке столовую. Пообедав, он все еще продолжал бурчать что-то себе под нос. — Если я понадоблюсь, я в гольф-клубе, — сказал он дежурному сержанту и вышел. На протяжении последующих двух часов он тщетно пытался загнать мяч в лунку и провести его по маршруту, пока окончательно не понял, что сегодня неудачный для него день.
Вернувшись в здание клуба, он заказал в баре двойную порцию бренди и вышел со стаканом к столику на террасе, где можно было посидеть и понаблюдать, как играют более опытные игроки. Там он и сидел, впитывая в себя английскую атмосферу и пытаясь избавиться от крепнувшего чувства, что размеренный образ его жизни разрушается до основания каким-то непонятным и таинственным образом, когда шуршание гравия на площадке перед зданием клуба заставило его оглянуться. К клубу подъехал роскошный «роллс-ройс», и его пассажиры сейчас как раз выходили из машины. На какое-то мгновение у комманданта возникло острое ощущение, будто его перенесло назад в 20-е годы. Двое мужчин, сидевшие на переднем сиденье, были одеты в бриджи, на головах у них были шляпы, вышедшие из моды еще полвека назад. Две сопровождавшие их женщины были облачены в платья, показавшиеся комманданту весьма модными, в шляпы-панамы и держали в руках зонтики от солнца. Но на комманданта подействовали не столько все эти одеяния или же находящийся в идеальном состоянии сверкающий старинный «роллс-ройс», сколько голоса новоприбывших. Резкие, громкие, но одновременно и какие-то лениво-самонадеянные, голоса эти показались комманданту пришедшими откуда-то из лучших времен доброй старой Англии. Вместе с ними как бы накатывалась всепоглощающая волна уверенности, что дела в мире, несмотря ни на что, обстоят вполне благополучно. Подобострастность, составлявшая внутреннюю суть натуры комманданта, — подобострастность, освободиться от которой он не смог бы полностью никогда, сколь бы высоких постов и власти ни достиг, — восторженно взыграла в нем, когда вся группа прошествовала мимо него, не показав даже самым мимолетным взглядом, что она заметила его существование. Коммандант Ван Хеерден всегда ожидал от настоящих англичан подобной отстраненности от мира и погруженности в себя — погруженности в такой степени, что она уже выходила за рамки отдельной личности и превращалась в нечто непреложное и абсолютное, в нечто сродни самодостаточности Господа Бога. И вот это чудо возникло вдруг прямо перед ним, здесь, в Пьембурге, в гольф-клубе — четверо мужчин и женщин, бессодержательный треп которых неоспоримо доказывал, что, несмотря на все войны, катастрофы, на неизбежность близящейся революции, беспокоиться по-настоящему было не о чем. Коммандант особенно восхитился той элегантностью, с которой цветущий мужчина, переваливший за пятьдесят и явно верховодивший в этой четверке, пощелкал пальцами, подзывая черного мальчика-служку, прежде чем отправился устанавливать мяч для первого удара.
— Это просто бесподобно! — воскликнула одна из женщин, когда они проходили мимо комманданта. Похоже, ее реплика не относилась ни к чему конкретному.
— Я всегда говорил, что Малыш просто обожает наказания, — донеслась до комманданта фраза, сказанная цветущим мужчиной. Группа прошла, и, о чем они говорили между собой дальше, было уже не слышно. Коммандант как зачарованный какое-то время глядел им вслед, затем вскочил и поспешил в бар, чтобы порасспросить о них бармена.
— Они называют себя «Клубом Дорнфорда Йейтса»[13], — рассказал бармен Ван Хеердену. — Почему так, я не знаю. Во всяком случае, они говорят, что их одежда и треп — это в память какой-то фирмы, которая называлась «Бэри и компания»[14] и которая лопнула несколько лет назад. Тот, который красномордый, — это полковник Хиткоут-Килкуун, единственный, кого они зовут Бэри. Пухлая бабенка — его жена. Другой мужик — майор Блоксхэм. Можете себе представить, между собой они его зовут Малышом! А ведь ему, должно быть, не меньше сорока восьми! А кто эта худая женщина, я не знаю.
— Они живут где-нибудь здесь? — спросил коммандант. Ему не нравился тот чересчур легкий тон, каким говорил бармен о поразившей его четверке, но отчаянно хотелось разузнать о них как можно больше.
У полковника что-то есть — то ли дом, то ли квартира — неподалеку от отеля «Пилтдаун», но, кажется, они в основном живут на ферме в районе Андервиля. Эта ферма как-то странно называется — «Белая женщина» или что-то в этом роде. Мне говорили, что и дела там творятся довольно-таки странные.
Коммандант взял еще порцию бренди, сел со стаканом за свой столик на террасе и стал ждать возвращения четверки с поля. Бармен вышел из-за стойки и встал в дверях с озабоченным видом, как бы присоединяясь к Ван Хеердену.
— Полковник давно член этого клуба? — спросил коммандант.
— Пару лет, — ответил бармен, — с тех пор как они переехали сюда то ли из Родезии, то ли из Кении, то ли еще откуда-то. Сорит деньгами, не считая.
Заметив, что бармен глядит на него с каким-то странным выражением, коммандант допил свое бренди и, не торопясь, отправился осматривать «роллс-ройс».
— Модель 1925 года, называется «Серебряный призрак», — пояснил подошедший следом бармен. — В прекрасном состоянии.
Коммандант что-то буркнул. Он начал уже уставать от бармена и потому перешел на другую сторону машины, однако бармен и там оказался с ним рядом.
— За ними что-то есть? Вы ими поэтому заинтересовались? — голосом заговорщика спросил бармен.
— С чего, черт возьми, вы это взяли? — вопросом на вопрос ответил коммандант.
— Ну просто подумал, — сказал бармен и, бросив еще одну фразу, смысла которой коммандант не понял (что-то насчет того, что не обязательно кивать головой, иногда достаточно просто моргнуть), вернулся в здание клуба. Оставшись один, коммандант закончил осмотр машины и уже собирался было уходить, как вдруг увидел на заднем сиденье нечто такое, что заставило его замереть на месте. Это нечто было книгой, и с ее задней обложки на комманданта равнодушно глядел портрет мужчины. Широкоскулое лицо, полуприкрытые веки, безупречно прямой нос и аккуратно подстриженные усы. Человек, изображенный на портрете, смотрел мимо комманданта куда-то в светлое, надежно гарантированное будущее. Уставившись в окно машины, коммандант Ван Хеерден внимательно разглядывал портрет, и чем дольше он на него смотрел, тем сильнее чувствовал — не понимал, но именно чувствовал, притом с необъяснимой уверенностью, что в своих исканиях сути английского джентльменства, которая должна была дополнить пересаженное ему сердце англичанина, он подошел к рубежу какого-то очень важного открытия. Прямо перед ним, на заднем сиденье «роллс-ройса», лежал выписанный с невероятной точностью портрет того самого человека, которым он хотел бы быть. Книга называлась «Похожий на всех», ее автором был Дорнфорд Йейтс. Коммандант вынул блокнот и записал название книги.
13
Игра слов: «Dornford Yates Club» может быть переведено как «Клуб Дорнфорда Йейтса», но и как «Клуб дорнфордских трепа».
14
Игра слов: название фирмы «Вury & Со» может переводиться как «Бэри и компания», но и как «Похоронное бюро».