Страница 12 из 65
— Я полагал, что это одно и то же.
— Нет, нет, — ответила она подчеркнуто вежливо. — Нормальность предопределяется культурой и условностью. Если вы живете в безумной культуре, тогда вам приходится быть неразумным, чтобы приспособиться к ней. Абсолютно же разумный человек неизбежно признает, что культура безумна, и откажется ей подчиняться. Но, отказавшись подчиняться, он будет воспринят как безумный в данном конкретном обществе.
Пината смотрел на нее с изумлением и раздражением, так, словно его ручной попугай, которого он научил произносить несколько простых фраз, неожиданно принялся объяснять технику ядерного распада.
— Здорово у вас получилось, — сказал он наконец.
— Что получилось?
— То, как вы сменили тему. Как только разговор стал для вас не слишком приятен, вы тут же перешли на другое. Что же именно вы не хотите мне рассказывать, миссис Харкер?
«Он честен, — подумала Дэйзи. — И не пытается делать вид, что знает то, чего не знает, или по крайней мере преувеличить степень своего знания. Он даже не слишком старается скрыть свои чувства. Пожалуй, я могу ему доверять».
— Мне приснился сон, — сказала она и прежде, чем он успел сказать, что не занимается толкованием снов, рассказала о прогулке по берегу с Принцем и о могильной плите с ее именем на ней.
Пината дослушал ее до конца, ни единым звуком не пытаясь откликнуться на то, что она говорила. Затем он спросил:
— А кому-нибудь еще вы рассказывали об этом сне, миссис Харкер?
— Своей матери, мужу, его зовут Джим, его приятелю, Адаму Барнетту. Он по профессии адвокат.
— И какова была их реакция?
Она посмотрела на него и сухо улыбнулась:
— Мать и Джим решили, что мне нужно принимать витамины и забыть обо всем этом.
— А этот адвокат, мистер Барнетт?
— Он больше других понял, насколько для меня важно выяснить, что произошло. Но он меня предупредил.
— О чем именно?
— Случившееся в тот день, что бы это ни было, привело к моей, — она сделала паузу, — к моей смерти и должно было быть чем-то очень неприятным, мне не следовало бы в этом копаться. Я от этого ничего не выиграю, а потеряю очень много.
— И тем не менее вы хотите продолжить свои поиски?
— Вопрос так не стоит, хочу я или не хочу. Должна. Понимаете, мы собираемся взять в семью ребенка.
— Ну и что?
— Речь пойдет не только о моей жизни или о жизни Джима, с нами будет ребенок, и я должна быть уверена, что он попадет в подходящий для него дом, безопасный и счастливый.
— В данный момент вы полагаете, что дом ему не слишком подходит.
— Для того чтобы быть уверенной, я должна все выяснить. Ну вот, скажем, мистер Пината, вы купили дом и прожили в нем какое-то время довольно комфортабельно. Затем что-то происходит: приезжает, к примеру, важный гость. Вы решаете проверить свой дом и обнаруживаете серьезные строительные изъяны. Вызвали ли бы вы опытного подрядчика, дабы выяснить, что он может предпринять для устранения дефектов? Или остались бы сидеть на месте с закрытыми глазами и делать вид, что все прекрасно?
— Довольно смелая аналогия, — заметил Пината. — Все это означает, что вы настроены добиться задуманного, невзирая на возможные последствия.
— Я не ребенок, требующий плитку шоколада.
«Нет, — подумал Пината, — ты взрослая женщина, требующая плитку динамита. Вся беда в том, что тебе не нравится собственная жизнь, собственный дом. Ты боишься принять под эту крышу ребенка и хочешь взорвать ее, чтобы прекрасные обломки долетели до неба, и смотреть на то, что посыплется тебе на голову».
Снова зазвонил телефон. На этот раз звонила женщина, убиравшая в его квартире. Она сообщила, что протекла крыша в кухне и одной из спален, и напомнила, как еще в прошлом году говорила о необходимости перекрыть кровлю.
— Сделайте все, что в ваших силах. Я подъеду к пяти, — попросил Пината и повесил трубку, огорченно вздохнув. Новая крыша стоит денег, а Джонни нужно было лечить зубы. «Нет у меня денег на новую крышу. Зато они есть у Дэйзи. Если она готова взорвать свой дом, я по крайней мере могу использовать его обломки для строительства собственного».
— Хорошо, — сказал он. — Я помогу вам, миссис Харкер. Если смогу, причем саму затею я не одобряю.
Было видно, она довольна, хотя и пытается не демонстрировать того, насколько она рада, что вот-вот начнется новая увлекательная игра.
— Когда мы начнем?
— Пару ближайших дней я буду занят, — неизбежная ложь, без которой не обойтись, эти два дня ему давали возможность узнать кое-какие факты из жизни Дэйзи, а ей — отказаться от задуманного. — Встретимся в четверг в полдень.
— Я рассчитывала, что прямо сейчас…
— Увы. Я занят.
— Тем, что дрожите от страха?
— Допустим.
— Вам, естественно, необходимо время, чтобы выяснить, насколько я близка к полному безумию? Я, конечно, не могу вас осуждать. Если бы какая-нибудь женщина пришла ко мне и рассказала нечто похожее, скажу вам честно, я бы тоже ее заподозрила. Единственное, хочу вам заметить, нет никакого смысла играть в прятки. Я полностью готова ответить на любой ваш вопрос: возраст, вес, образование, происхождение, религиозные предпочтения…
— У меня нет вопросов, — сказал он, чувствуя раздражение, — тем не менее увидимся в четверг.
— Очень хорошо. Я приду к вам сюда?
— Встретимся в три часа дня у входа в редакцию «Монитор-пресс», если это вас устроит.
— Не слишком ли это, ну скажем, людное место для встречи?
— Я не знал, что мы должны соблюдать конспирацию.
— Нет, конечно, но к чему такая реклама?
— Секундочку, миссис Харкер. — Пината подался вперед, навалившись грудью на стол. — Скажите откровенно. Собираетесь ли вы сообщить мужу и семье, что наняли меня?
— Я не думала об этом. Я даже не собиралась нанимать вас до того момента, когда увидела табличку на двери. По-моему, это судьба.
— Миссис Харкер! — произнес он укоризненно.
— В самом деле. Словно кто-то вел меня сюда.
— Скорее завел. Это слово больше подходит.
Взгляд ее был спокоен и решителен.
— Вы все сделали для того, чтобы убедить себя не заниматься этим делом. Почему?
— Потому что мне кажется, вы совершаете ошибку. Нельзя восстановить только один-единственный день. Может оказаться, что это целая жизнь. Вы поднимете всего несколько камней. Вдруг вам не понравится то, что окажется под ними. — С этими словами он поднялся, словно уйти предстояло ему. — Что ж, каждый сам хоронит своих мертвецов.
— Не совсем точно, — возразила она. — Это меня похоронили.
Он прошел с ней к двери и распахнул ее. В длинном темном коридоре пахло свежим дождем и старой мастикой.
— Кстати, — небрежно спросила Дэйзи, словно этот вопрос ее совсем не волновал. — Мой отец оставил у вас свой адрес в Лос-Анджелесе?
— Он назвал адрес в полиции, когда его арестовали. Я переписал его из журнала регистрации задержанных.
Пината записал адрес на внутренней стороне спичечного коробка, теперь он вытащил его из кармана и протянул Дэйзи.
— Делани-авеню, 1074, Западный район. На вашем месте я бы не стал его там разыскивать.
— Почему?
— В Лос-Анджелесе нет такой улицы.
— Вы уверены?
— Полностью.
— Но какой смысл ему было врать?
— Я не умею читать мысли, гадать по руке или на чаинках. Ее нет на карте города. Ни в одном из районов.
Она смотрела на него с таким выражением, словно была уверена, что он обнаружил бы эту пропавшую улицу, если бы чуть-чуть постарался.
— Я верю вам на слово.
— В этом нет необходимости. На любой заправке в городе вас с удовольствием ознакомят с картой Лос-Анджелеса, и вы можете убедиться сами. Когда будете этим заниматься, поищите заодно склад электрической компании Харриса на Фигероа-стрит. Филдинг утверждал, что он там якобы работает.
— Якобы?
— Нет никаких оснований полагать, что и в этом случае он говорил правду. По-моему, он из тех, кто предпочитает жить в одиночку до того момента, когда ему понадобится какая-то помощь.