Страница 23 из 43
24 февраля 1992 года Курт и Кортни поженились на Вайкики, на Гавайях. Кортни была в прозрачном белом платье, которое некогда принадлежало Фрэнсис Фармер. Курт был в синей пижаме в полоску, на нём были «бусы любви» и плетёный гватемальский кошелёк. У них в руках были одинаковые бело-розовые букеты, но только Курт был под кайфом. («Я был всё-таки не очень под кайфом. Я просто принял немного, просто чтобы меня не тошнило», — сказал Курт Майклу Азерраду.) Церемонию проводила женщина-священник, не принадлежащая ни к одной конфессии. Присутствовали Дэйв Грол и несколько членов тур-команды «Нирваны». Бросалось в глаза, что не присутствовали Крист Новоселич и его жена Шелли. Кортни терпеть не могла Шелли и запретила ей приходить на эту свадьбу. Крист сказал, что он не придёт, если его жене не рады.
«Это был наш выбор, — утверждалал Шелли Новоселич в «Приходи Как Есть». — Было странно, потому что я знала о том, что происходит, и я знала, что она беременна, и я на самом деле была против того, что она принимает наркотики, пока она была беременна. Возможно, в тот момент она их принимала, возможно, нет. Я не знаю, но все мы предполагали. Я с этим не соглашалась, и я не соглашалась с тем, что Курт был всё время так удолбан, и я просто решила, что не пойду».
Вернувшись в Лос-Анджелесе, Кортни рисовала в своей записной книжке зародыши, писала больше текстов («Plump», со строчками вроде: «Я не мою посуду / Я выбрасываю её в хлев», конечно, должна датироваться этим периодом), и приступила к работе по воссоединению своей группы. И Джилл Эмери, и Кэролайн Рю ушли. Курт порекомендовал барабанщицу Пэтти Скимэл, некогда игравшей в сиэтлской группы «Sybil», которую Кортни и Эрик сразу же решили нанять. Басистка Лесли Харди сыграла несколько концертов и играла на одном сингле, «My Beautiful Son», но «Hole» постоянно прослушивали басисток на всём протяжении её пребывания в группе. Им больше всего понравилась Кристен Пфафф из миннеаполисской группы «Janitor Joe», но она не горела желанием бросать свою работу или свой родной город.
Кортни составляла списки того, что она хотела для их с Куртом викторианского дома в Сиэтле. Лебеди, павлины, пузатые свиньи и решётки с розовыми чайными розами остались мечтами, но они купили глицинию, черепах, водяные лилии, оранжерею для выращивания орхидей и, наконец, двадцатикалиберную винтовку «Remington».
Тем временем в их квартире на Норд-Сполдинг Курт принимал наркотики, запершись в шкафу под лестницей. «Я знал, что я всё время соблазнял [Кортни], - рассказывал он Азерраду. — Я всё время был под кайфом. Мне просто приходилось делать это постоянно. Я не переставал о них думать. Я знал, что если бы я тогда бросил, я бы в итоге делал это снова всё время, по крайней мере, следующие нескольких лет. Я полагал, что из-за этого я просто сожгу себя, потому что я всё же не испытывал ощущения законченного героинщика. Я был всё ещё здоров. Я просто сидел дома, дремал и спал. Я всегда делал что-то артистическое. Я нарисовал много картин и написал много песен».
(Курт уничтожал большую часть своих работ, но его уцелевшие картины, скульптуры и коллажи такие же дикие, как и его голос. Старинная витрина заполнена деревянными фигурами на шарнирах, которые кажутся ожившими, бьющимися в агонии. Викторианская куколка в розовом платье, передняя часть её фарфоровой головы срезана, чтобы показать элементы черепа, включая единственный глаз в середине лба. Холст в золотой оправе с небесно-голубым фоном, и тревожащей пятёркой фигур: кот без передних лап, две тонких, как палки, марионетки, дёргающих за свои нити, крошечный ангел или фея, и призрачная светящаяся фигура без лица. Из низа живота у последней, слева, выходит транспарант, на котором написано: «ГИПЕРПИЛОРИЧЕСКАЯ ФИСТУЛА, ректальный абцесс, ГАСТРОЭНТЕРИТ, конъюктивит, РАЩЕЛИНАПОЗВОНОЧНИКА». И, конечно, вкладыш к «Nevermind», передняя и обратная стороны обложки «In Utero» и передняя сторона обложки «Incesticide».)
В это время он написал большую часть «In Utero» с Кортни в качестве вынужденной слушательницы и иногда — соавтора (она написала часть «Pe
По-видимому, у него было то, что известно в некоторых кругах как героиновый метаболизм. Он был у Чарли Паркера; он был у Уильяма С. Берроуза. Это система, которая процветает благодаря героину, которая может направлять обычно истощающий силу наркотик на энергию и творчество. «Я был гораздо несчастнее во время всех этих туров, когда меня рвало каждую ночь, я не ел и совершенно не принимал наркотиков, — рассказывал Курт Азерраду. — Я был гораздо большим ублюдком и негативным человеком. Они не могли почти всё время меня преследовать. Я просто смотрел перед собой и концентрировался на том, чтобы меня всё время не рвало, чтобы всем было трудно со мной общаться. Но когда я начал принимать наркотики, я чувствовал себя прекрасно — и счастливым впервые за долгое время».
Той весной у «Нирваны» был спор о гонорарах за публикацию, который почти развалил группу. Первоначально они договорились о делении на три части, хотя Курт написал девяносто процентов музыки. Теперь, когда «Nevermind» был так феноменально успешен, он решил, что хочет большего — и он хотел, чтобы они имели обратную силу к выпуску «Nevermind». «Я понял, насколько на мне больше давления, и что я заслуживаю чуть большего, потому что я — ведущий вокалист, все эти точки зрения написаны обо мне, мне приходится выносить всё это давление», — говорил он, и казалось, будто он читает литанию.
Для того, кто до этого момента выказывал необыкновенно мало честолюбия или осознания важности имиджа, это невероятные слова. Они кажутся гораздо больше похожими на слова того, кого всегда заводили честолюбие и имидж, и кто теперь был заинтересован в сохранении огромного куска пирога «Нирваны» для своей ещё не родившейся дочери. Курт, в конце концов, получил свои ретроспективные семьдесят пять процентов гонораров «Нирваны» за публикацию. Кортни стала ещё меньше популярна у его товарищей по группе. Потом они все вместе отправились в тур.
Никто, казалось, не думал, что европейский тур «Нирваны» — это хорошая идея, но никто не мог остановить этот ужасный импульс — кроме Кортни. Испытав в Испании лёгкие схватки, она перепугалась, что у неё будет выкидыш. Курт полетел с ней домой. Они приехали, чтобы обнаружить, что у них в ванной прорвало трубу, затопив любимую гитару Курта и кучу его плёнок и записных книжек чёрной густой грязью. Это повергло его в депрессию, и он прекратил метадоновую терапию, которую он проходил, он снова начал колоться.
«Hole» привлекли внимание ведущих студий звукозаписи — включая, к огорчению Кортни, «Maverick» Мадонны. «Интерес ко мне Мадонны был вроде интереса Дракулы к своей новой жертве», — впоследствии говорила она. После интенсивной войны предложений они в итоге подписали контракт со студией «Нирваны», «Geffen», за 1 миллион $. Кортни и Розмэри Кэрролл, её адвокат, потребовали и получили лучшие условия контракта, чем у «Нирваны». Она была на девятом месяце беременности. Ребёнок был здоров. Курт снова обратился в медицинский центр «Cedars-Sinai», обещая, что раз и навсегда бросит наркотики до того, как родится его дочь.
Эрик Эрландсон постоянно следил за Кортни и Куртом в течение тех смутных детоксикационных дней начала августа. «Он полностью спас нам жизнь в течение всего того времени, — вспоминал Курт в «Rolling Stone». — Он был единственной частью реальности, единственным спокойным человеком, который там был как пример того, на что может быть похожа жизнь впоследствии, как только это сумасшедшее дерьмо закончится».
Они ещё испытывали боль, но они возбуждены из-за того, что станут родителями, и предвкушали богатое, творческое будущее. Потом в продажу поступил выпуск «Vanity Fair» за сентябрь 1992 года, и всё навеки изменилось.