Страница 7 из 55
«У нас, батюшка, не как у людей: отдыху нет ни на минуту и в воскресный день кряхтим да потеем на работе, да коли б дельная работа... а то, как кроты, роемся в земле: то скапываем горы, то насыпаем пригорки, а кирпичу-то, кирпичу, каменьев, каменьев сколько перетаскали! Да все в гору и все на своих плечах! Кони от натуги подохли... Матушка весна хоть для всех красна, только нам не мила: люди встречают ясные денечки да радуются, а мы кулаком слезы утираем. От раннего утра до поздней зари мы все в садах ,на работе» {Глинка Ф. Письма русского офицера, ч. 2, содержащая в себе мысли, замечания и рассуждения во время поездки по Смоленской и Тверской губ., М. 1815, стр. 92—93.}.
Гжатским крестьянам, как и крестьянам других уездов Смоленской губернии, почти всегда не хватало хлеба, они вынуждены были прибегать к займам у помещика или ростовщика. Многие крестьяне, чтобы прокормить семью, кроме земледелия, занимались извозом, сплавом барок, пилили лес.
Усиление крепостной эксплуатации и гнета вызвало рост крестьянского протеста, который в отдельных случаях выливался в открытые волнения крестьян, особенно после войны 1812 года.
В 1797 году произошло волнение крестьян в Сычевской вотчине гжатского купца и крупного помещика Олонкина. В Гжатском краеведческом музее хранится приговор Гжатского уездного суда по делу выступления крестьян Олонкина, утвержденный в октябре 1797 года петербургскими судебными властями. Один из организаторов выступления крестьянин Терентий Миронов приговорен был к наказанию кнутом и ссылке в Нерченские рудники. Все остальные активные участники волнения были также наказаны плетьми и сосланы в Сибирь.
В имении княгини Голицыной протест крестьян принял форму раскольнического движения. В 1812 году священники сел Спасского и Субботникова, принадлежавших Голицыной, представили вотчинному правлению два донесения о возникшей среди местных крестьян старообрядческой секте. В донесении указывалось, что зачинщики движения обещаниями «свободы из владений помещика и прочими соблазнами записали уже в раскол свой более 1500 душ». Комитет министров, получив это донесение, предписал Смоленскому губернатору немедленно представить об этих раскольниках самые подробные сведения и обратить на них серьезное внимание.
Из других форм крестьянского протеста надо отметить побеги крестьян от своих владельцев, носившие массовый характер, жалобы крестьян на владельцев, а иногда убийства помещиков и поджоги помещичьих имений.
Значительное обострение классовой борьбы в деревне в конце XVIII — начале XIX веков являлось выражением конфликта, возникшего между новыми производительными силами, свойственными капиталистическому способу производства, и старыми крепостными производственными отношениями. Оно означало назревание кризиса крепостной системы..
Гжатск и его уезд в период Отечественной воины 1812 года
Гжатск стоял на главном пути движения наполеоновской армии на Москву и из Москвы на запад. Поэтому он был не только свидетелем, но и активным участником Отечественной войны 1812 года.
Под Гжатском произошла восторженная встреча русской армии с великим русским полководцем М. И. Кутузовым. Тут, близ Гжатска, в селе Царево-Займище, во главе отступавших русских войск стал тот, кто глубоко любил свой народ и свою родину, кому верил народ и армия, в ком видели спасителя отечества.
Утром 29 августа, вскоре после своего назначения на пост Главнокомандующего, М. И. Кутузов подъехал к Гжатску. Еще за пять километров от города его с радостью приветствовали гжатчане, вышедшие встретить любимого полководца. Под Гжатском жители выпрягли лошадей и собственными руками привезли карету Кутузова в город, в дом купца Церевитинова. Здесь его приняли с исключительной теплотой и сердечностью. В Гжатске Кутузов пробыл всего около двух часов, а затем направился к армии в Царево-Займище, находившееся в 20 километрах к юго-западу от Гжатска.
«Вдруг электрически пробежало по армии известие о прибытии нового Главнокомандующего, князя Кутузова, — пишет в своих походных записках один из русских артиллеристов. — Минута радости была неизъяснима. Имя этого полководца произвело всеобщее воскресение духа в войсках, от солдата до генерала. Все, кто мог, летели навстречу почтенному вождю, принять от него надежду на спасение России. Офицеры весело поздравляли друг друга. Старые солдаты припоминали походы с князем еще при Екатерине, его подвиги в прошедших кампаниях... Говорили, что сам Наполеон давно назвал его старой лисицей, а Суворов говаривал, что Кутузова и Рибас не обманет. Одним словом, с приездом в армию князя Кутузова во время самого критического положения России, обнаружилось явно — сколь сильно было присутствие любимого полководца воскресить упадший дух русских как в войске, так и в народе» {И. Р. Походные записки артиллериста, М., 1835, ч. 1, стр. 131 - 132.}.
Армия встретила Кутузова с невиданным ликованием. «Приехал Кутузов бить французов», — передавалось солдатами из уст в уста. По рассказам очевидцев, Кутузов, приняв почетный караул, произнес: «Ну как можно отступать с такими молодцами!» Это было понято так, что Кутузов твердо решил в самое ближайшее время нанести противнику решительный удар, подорвать его наступательный дух, ослабить его физически и морально и вместе с тем поднять боевой дух русской армии.
В тот же день Кутузов направил воззвание к смолянам:
«Достойные смоленские жители, — писал он, — любезные соотечественники. С живейшим восторгом извещаюсь я отовсюду о беспримерных опытах в верности и преданности вашей... к любезнейшему Отечеству. В самых лютейших бедствиях своих показываете вы непоколебимость своего духа... Враг мог разрушить стены ваши, обратить в развалины и пепел имущество, наложить на вас тяжкие оковы, но не мог и не возможет победить и покорить сердец ваших. Таковы россияне» {Смоленская губерния в Отечественной войне 1812 г., 1912.}
30 августа Кутузов переехал из Царева-Займища в деревню Михайлово, чтобы здесь в уединении глубже разобраться в положении дел на фронте и принять решение о дальнейших действиях армии. Познакомившись с обстановкой, Кутузов решил продолжать пока отступление. Он убедился, что соотношение сил было далеко не в пользу русской армии и давать сражение еще невозможно. В русской армии к этому времени насчитывалось около 95 тысяч человек, а наполеоновская армия исчислялась, по данным разведки, приблизительно в 180 тысяч. «К тому же, — доносил Кутузов императору, — местоположение при Гжатске нашел я по обозрению моему для сражения весьма невыгодным». 31 августа русская армия отступила далее на восток.
У самого Гжатска русские арьергардные части под командованием генерала Коновницына, с поразительной стойкостью отражавшие удары врага на протяжении всего отступления, снова вступили с ним в бой. Войска Даву и Мюрата выбили русскую пехоту из прилегающего к Гжатску леса и оттеснили ее к городу. Из села Белое в это время решительно наседала на русские части левая колонна противника (войска вице-короля Евгения Богарне).
Задача русского арьергарда состояла теперь в том, чтобы не дать возможности неприятелю занять мост через реку Гжать и отрезать таким образом всему арьергарду путь к отступлению. Это было возложено на отряд генерала Крейца, состоявший из драгунов и казаков. Отряд с исключительным мужеством сдерживал натиск врага до последней возможности, пока главные силы арьергарда проходили через мост. Успешно решив свою задачу, драгуны и казаки перешли речку вброд, стремясь скорей соединиться с главными силами арьергарда, но противник пересек русскому отряду дорогу. Чтобы ускользнуть от противника, русскому отряду пришлось совершить стремительный марш через поле и скрыться у ближайшего селения. Устроив в лощине близ селения и в самом селении засаду, драгуны и казаки внезапно напали на подступившую кавалерию противника с флангов и тыла и заставили ее чуть ли не панически бежать. Французы потеряли пленными около 500 человек.