Страница 18 из 112
— Что же ты наделала, сестренка… За что?
Она бросилась к нему, зажала ладонью рану. Льющиеся из глаз слезы падали на пальцы, смешивались с кровью — багровой, густой… как капли на мечах жнецов. Рассудок сходил с ума. Как такое возможно? Ная непонимающе уставилась на бесстрастно наблюдавшего Призванного.
— Первый урок, девочка, — произнес Кагар-Радшу, подняв выроненный нож. — Ты не судья — лишь исполнитель. И даришь Матери Смерти ту жизнь, которую она выбрала. Невзирая, ребенок это или женщина на сносях. Даже, если перст Незыблемой укажет на твою мать, отца, брата, любимого — обязана выполнить приказ! Она решает, чья жизнь ей нужнее. Ты слышала повелевающий глас Смерти? Видела знак, что именно этот человек должен отдать тебе последнее дыхание? Нет. Для Незыблемой все равны, от грудного младенца до гниющего от болезней старика. И не тебе нарушать установленный ею порядок. А теперь встань, умойся и попробуй снова убедить меня, что ты мертва и послушна воле Незыблемой, — Кагар-Радшу раскрыл пальцы правой руки веером, и люди вместе с мертвым стариком испарились серой дымкой.
Колдовской морок? Будь Ная прежней, она впилась бы в горло Призванного ногтями и зубами. Но глупая злость и обида не приблизили бы к цели. Она поднялась с земли, шмыгнула носом.
— Я готова к следующему уроку.
Но обучение колдовству началось не скоро. Перво-наперво ей пришлось постигать различные науки. Тот не колдун, кто не умеет писать, читать и считать, не разбирается в растениях и полезных свойствах камней, не знает органы человека. Безграмотный не найдет в книгах нужные заклинания, не сумеет записать новые, не сосчитает верное количество целительного порошка или яда. Это было нелегкое дело. Легче камни ворочать, чем запомнить отличие одной закорючки от другой, и как они произносятся. Еще хуже удавалось выписывать их чернилами на листе. Послушные при стрельбе из лука пальцы, будто теряли ловкость, казались корявыми, непригодными держать перо. Сколько раз Нае хотелось забросить его куда подальше и больше не возвращаться к нуднейшему занятию. Но изо дня в день, из месяца в месяц приходила утром в жилище Призванного, доставала перо, чернила, бумагу и, стиснув зубы, училась выводить правильно буквы. А когда рука уставала, открывала книгу и вновь воевала с вредными закорючками, складывая их в слова и предложения.
Кагар-Радшу обожал прогулки по горам и частенько брал с собой Наю. Шествуя впереди, он нес какую-нибудь тарабарщину, потом резко останавливался и велел девочке пересказать все слово в слово. Если ей не удавалось этого сделать, отправлял на кухню чистить котлы. На следующий день Призванный вновь вел ее на прогулку и требовал повторить очередную тарабарщину. Вскоре, не желая проводить время вместо учебы за чисткой котлов, Ная уже не бездумно следовала за наставником, а вслушивалась в каждое его слово, прокручивала раз за разом в голове, пока не научилась без запинки выдавать мимолетно услышанные фразы. Потом за тарабарщиной пошли простые заклинания. Когда она и их наловчилась схватывать и запоминать на лету, Призванный во время прогулок чертил посохом на земле или снегу какой-нибудь знак, тут же стирал и предлагал Нае нарисовать его веткой. За малейшую ошибку она по-прежнему отправлялась на кухню. «Ты должна понять разницу меж тем, кем стремишься стать и тем, что тебя ждет, если не будешь усердно заниматься», — однажды сказал ей Кагар-Радшу.
Учиться Нае нравилось — другое дело, что не всегда получалось. Особенно зажигать и тушить взглядом свечу. Вот, где с нее сто потов сошло, в глазах от напряжения сосуды полопались. «Ты пытаешься сдвинуть глыбу, когда требуется прикосновение перышка. Ты видела, как распускается цветок? Где те гиганты, что открывают его лепестки? И огоньку свечи дай распуститься, точно бутону. Создай эту картину сначала у себя в голове, а потом оживи фитилек, послав ему, словно дуновение ветерка, видение». Призванному легко говорить. А у нее свеча чаще ломалась и оплывала, чем начинал коптить фитиль. Зато ликование от первой победы запомнилось надолго. Девушке тогда казалось, что в мире нет ничего прекраснее этого маленького, колышущегося над свечой огонька. У нее еще долго не получалось повторить успех, но в душе она знала, что делала это, а значит, сделает снова.
Оживлять образы в сознании на любое предложенное слово стало ежедневным занятием Наи. Она должна была в деталях представить, как льет дождь, кружит метель, скрипит колесо телеги, перекатываются речные волны, гусеница превращается в бабочку. Как уж Призванному удавалось заглянуть в воображение ученицы, но порой он обрывал видение и заставлял начинать заново, говоря: «Плохо. Неточно. Размывчато. Где запахи? Где звуки?» Иногда наставник заставлял ее представлять даже то, чего Ная никогда прежде не видела. Кагар-Радшу рассказывал о пустыне, больших городах, древних руинах, бескрайнем море, и она должна была погрузиться в эти картины, перенестись мысленно в те места и увидеть их, будто наяву, ощутить жар суховеев, соленые капли морской воды на губах, укусы крапивы на коже. Девушка так и не поняла, было это всего лишь иллюзией или она на самом деле блуждала там незримо.
Огромное внимание наставник уделял кропотливой, сложной работе с кистями рук. Нае подолгу приходилось разминать их, вырабатывать пластичность и гибкость, складывая пальцы в различные фигуры. «От правильно и быстро составленного знака может зависеть твоя жизнь». Очередное поучение Призванного, повторенное несчетное количество раз, вызывало оскомину, но не согласиться с ним было нельзя. Как шутили у них в племени: «Прежде чем идти на медведя, научись быстро бегать». И Ная терпеливо училась знаниям, которыми делились колдуны.
Каждый год обучение вел новый наставник. И каждый наставник требовал от нее свою жертву: провести год в молчании, спать на камнях, ходить босиком в любую погоду, добывать самой пропитание в горах, приручить какое-нибудь животное, а затем убить его, выточить из самоцветов фигурку, доведя работу до совершенства, после чего разбить кропотливый труд нескольких месяцев. Ее учили разным вещам, порой очень странным, которые, казалось, никогда не пригодятся в жизни. Но кто она такая, чтобы решать из каких знаний создается мастерство колдуна: настоящего, сродни живому чуду, а не фальшивого, вроде ловких на руку обманщиков. А уж истинное колдовство Нае посчастливилось увидеть. И даже на миг прикоснуться к священному потоку. Позволили. Она опьянела от подаренного глотка силы. Мир перевернулся с ног на голову, заставив изнывать от жажды знаний. От жажды власти. Владеть толпой — искусство. Владеть изначальными силами — вершина совершенства. И тем невыносимее стала потеря этого упоительного момента. Дав немного вкусить дармового могущества, колдуны перекрывали ученикам к нему доступ. Второй урок. Помни, кто ты есть сейчас и кем должна стать, чтобы заслужить право входить в дверь потустороннего мира, когда пожелаешь. Она чувствовала обиду. Умирающего от жажды всего лишь провели мимо колодца, но вместо воды дали лопату, велев вырыть свой.
За шесть лет обучения уроков было множество. Чаще неприятных, о чем не хотелось вспоминать. Но опыт разочарований и огорчений — самый ценный. Ная постигла многое. Умела распознавать и готовить яды, слышать голоса мертвых, терпеть боль, управлять огнем, владеть сносно самым разным оружием. Стремительная и гибкая, непредсказуемо изворотливая в поединке, она предпочитала сражаться парными клинками — длинными загнутыми кинжалами, прозванными в шутку «Сестренками». Они стали для девушки единственными родственниками, лучшими собеседниками. Ная обожала свои клинки, лелеяла и ухаживала за ними каждый вечер. Но кроме них мечтала еще о Брате — мече из черийской стали. Когда-нибудь он появится у нее. Точно такой же, какие были у жнецов, уничтоживших селение мархов. Она научится обращаться с мечом не хуже, чем с кинжалами. И тогда отыщет убийц ее сородичей. Только теперь перед ними будет стоять уже не маленькая запуганная девочка, а Привратница Смерти. И пусть Сеятель попробует спасти своих слуг.