Страница 108 из 112
Офицер отшатнулся от пихаемого угощения, выругался сквозь зубы, узрев пятна на стеганке:
— Что б тебя… зараза!
Возница виновато закачал головой.
— Ай-яй-яй. Извиняюсь, господин офицер, попачкал вас малость. Ща все исправлю, и следа не останется, — плюхнув рыбу в бочку, что во все стороны полетели брызги, привратник схватил грязную тряпку с телеги, потянулся обтереть стеганку.
Жнеца чуть удар не хватил.
— Уйди от меня, старик! — прорычал он, отталкивая подальше не в меру заботливого путника. — Новую форму сгубил, лиходей.
— Не горюйте вы так, делов-то. Хотите, женке отвезу, она постирает? Мы недалече живем, в двух днях пути. А поедем ко мне в гости, я вас бараниной угощу, молочком напою. А, может, и чего покрепче сыщем, — подмигнул Хостен.
— Дурак! — выругался вновь офицер. — Проваливай.
— А капустки опробовать не желаете? Славная, с клюквой, — привратник поспешно сдвинул крышку с другой бочки. — В знак примирения, чтоб обиды никакой у вас не осталось. Не побрезгуйте!
Текущий между грязных пальцев сок вызвал у жнеца омерзение.
— Вот привязался… Убирайся уже, старик, не мешайся под ногами!
— Не хотите, как хотите, — Хостен шмякнул капусту обратно в бочку, обтер об штаны ладонь. — Напрасно не откушали, я ведь от чистого сердца предлагал. — Направился к козлам, похлопал по морде Холодка. — Поехали домой, дружок.
— А знатный у тебя конь, — подошел к вознице один из вояк, со знанием дела оглядел жеребца. — Сильный. Такую тяжесть один тащит, и даже не притомился.
— Порода особая. Эрверская. Сильнючий, как бык, а упрямый, как осел. Если упрется, с места не сдвинешь. Я однажды полдня простоял на обочине под дождем, пока морковкой не задобрил дальше идти, — сокрушенно вздохнул Хостен.
— А где брал жеребца? — не отставал патрульный, продолжая дотошно осматривать Холодка.
— В Наве, на торгу.
— Давно?
— Два года назад, — буркнул Хостен, которому все меньше нравились вопросы мужчины. Он сдвинулся к козлам, положил, словно невзначай, руку на коврик на сиденье.
Служивый пробежался пальцами по шелковистой гриве Холодка.
— Хорош! Красавец! Мой род из поколения в поколение занимается коневодством. А о эрверской породе слыхом не слыхивали… Да и не было в Нарве два года назад торгов — мор у них случился, никого в город не пускали. — Вояка глянул с лукавым прищуром на возницу. — Сдается мне, старик, врешь ты.
— Да к чему мне врать, мил человек? — улыбнулся привратник, краем глаза подмечая, как патрульные, заинтересовавшись разговором, подъехали ближе. — Напутал, может, чуток. Брат покупал, он точнее знает. Приеду, спрошу.
Служивый не унимался.
— И глаза у твоего жеребца, будто темной пеленой затянуты, а внутри огонь мечется. А ведь конь у тебя не простой, старик.
Вояки, положив руки на оружие, подобрались, опасливо придвинулись еще на несколько шагов. Вытянули шеи, стараясь разглядеть огонь в глазах жеребца. Любопытство оказалось сильнее страха. Даже тот, что в сторонке держался, не утерпел, покинул пост.
Хостен громко расхохотался.
— Ох, веселый же ты человек, служивый! Ну и сказанул. Откуда такому чуду взяться у обычного горского пастуха?
— У пастуха неоткуда, а у колдуна — запросто, — заявил патрульный. Шаткое подозрение сменилось убежденностью в голосе. Лицо стало настороженно враждебным.
— Это я-то колдун? — хмыкнул привратник. Рука незаметно нырнула под коврик на сиденье, сжала рукоять тесака. — Забавник, ты, однако. Люблю шутников. Но молодец! Славный воин! Все подмечает. Это правильно. Бдительность терять никогда нельзя. Распознал ведь, поганец, колдун я. — Длинное лезвие стремительно вошло в живот солдата. Громовой крик разнесся над тропой: — Вохор!
Тут же взлетели в воздух крышки с бочек, и из них повыпрыгивали колдуны. Даже Сая, которой велели не высовываться.
— К бою! — завопил офицер, выхватывая меч. Но кинжал Наи вошел ему ровно между глаз, отбив навсегда охоту сражаться.
Кнут Мышки хлестанул одного из патрульных по глазам. Тот закричал, ослепнув от боли, схватился руками за лицо. Тэзир сдернул его с седла, прикончил чеканом. Арки, прыгнув на следующего всадника, перехватил ему горло серпом. Один из вояк попытался ускакать, но нож Кайтур нагнал его.
Все закончилось быстро. Внезапность и перевес сил решили исход схватки. Патрульные толком и не успели оказать сопротивление, лишившись командира.
Хостен сидел на камне и хмуро взирал на мертвецов.
— Сучьи дети. Дался им наш Холодок. — Обтерев тесак пучком травы, грузно поднялся. — Наследили мы тут, ребятки, сильно, прибраться надобно. Соберите коней, посадите на них мертвецов.
Когда дело было сделано, привратник подошел к каждому жеребцу, что-то прошептал на ухо, сунул в рот серый корешок.
— Теперь не рыпнутся, пойдут послушно, — подозвав парней, велел: — Гоните коняшек вверх по дороге. Там, за рощицей, выступ над ущельем будет. Подведете животину к краю, сами сзади встанете, хлопнете по крупу и крикните: «Рей-йе». Дальше они без вашей помощи вниз сиганут. А вы немедленно возвращайтесь. Давайте, ребятки, торопитесь, время против нас играет.
Следующей Хостен поманил Наю.
— Поворачивай Холодка. Поедете с девчонками другой дорогой. На этой нас непременно искать станут, когда пропажа патруля обнаружится. Вернетесь до развилки, где высохший родник. А оттуда сразу забирайте вправо, в горы. Держите путь на скалу, похожую на ворона. Там тропа по-над пропастью пойдет. Девок с телеги ссадишь — ехать опасно. Пустые бочки сбросьте вниз. Жеребца поведешь под уздцы. Сама веди, других не послушает — сорвется и вас утянет. Дорога сложная, случаются камнепады, потому будьте внимательны. И это, парусину накиньте на головы, а то промокните.
Ная глянула на чистое безоблачное небо, но глупых вопросов задавать не стала. Сказал, промокнут, значит, так и случится.
— Ступай. Даст судьба, нагоним вас.
Телега все выше поднималась в горы. А чистая синева над головой темнела с невероятной быстротой. Черная туча появилась из-за горизонта и ползла, подобно стае саранчи, поедая кусок за куском небо. Огненные всполохи вспарывали время от времени ее брюхо. Глухо рычала, рокотала она в ответ. Близилась гроза.
Ливень обрушился, когда колдуньи двигались над пропастью. Струи воды заливали глаза, ноги скользили по размытой тропе. Сая с Кайтур шли впереди, почти вжимаясь в скалу. Нае приходилось труднее — нужно было еще тянуть заупрямившегося некстати Холодка. Натерпелись они страха, когда колеса телеги вдруг поползли к краю пропасти. Еле удержали от падения. Рискуя слететь вниз, Кайтур с Саей вцепились в узду жеребца. Ная, проскользнув под возком, подложила булыжники под колеса. Холодок, недовольный грубым обращением, фыркнул, обнажил зубы, потянулся цапнуть за руку Кайтур, но удар кулаком в лоб вернул ему доброжелательность и смирение. Втроем девчонки кое-как дотащили телегу до небольшого плато, в которое переходила тропа, повалились без сил кто куда.
— Когда закончится этот проклятый дождь? — простонала Кайтур.
— Пусть идет, следы смо…
Жуткий грохот смял последние слова Наи. Колдуньи в испуге подскочили, забыв об усталости. Огромный обломок скалы с лязгом сорвался на тропу, слизав ее полностью. Эхо обвала прокатилось оглушающей волной в горах, стихло на дне пропасти. Привратницы в оцепенении уставились на тропу, которой больше не было. Всего мгновение назад они шли там. Чуть задержись…
— А как же наши? — пролепетала Сая. — Ведь они должны идти следом. Что с ними? — Точно безумная, рванулась к обрыву, закричала, срывая горло:
— Арки! Арки!
Ная с Кайтур еле успели ухватить ее у самого края, оттащить назад.
— С ума сошла, свалиться вниз захотела? — залепила Мышке пощечину Кайтур.
— Мне теперь без разницы… если Арки мертв, — бесцветным голосом ответила Сая. Зажмурившись, завыла, запричитала как по покойнику.
— Чего раньше времени оплакиваешь? — буркнула смуглянка, в неловкой поддержке положила девушке на плечо ладонь. — Мы ничего не знаем. Шли они уже по тропе или нет. Случись беда, Ная сразу поняла бы. Они с Тэзиром обрядом связаны. А видишь, стоит цела-целехонька, ни царапинки, ни кровинки. Ная, да скажи ты ей, что живы они!