Страница 15 из 39
Ахматов, который до этого молчал как убитый, вставил свое слово:
— Это будет, конечно, разрешением рабочего вопроса,
Ленуар так и покатился со смеху.
— Это вы чрезвычайно удачно сказали, Ахматов, как припечатали! Технических или научных затруднений здесь не будет. Сначала придется потратить миллион-другой негритянок, потом пойдет приплод от своих самок и, так как Кроз уже выделил плодовитую линию, и так как одного самца хватит на десятки самок, то успех обеспечен. В чем дело? Для этих целей, вероятно, придется шире использовать шимпанзе. Они способнее, да и безобиднее. Но это потом, когда мы свернем шею революции. А пока задача одна — творить солдат.
Ильин был не в силах произнести ни слова, он встал из-за стола и направился к выходу. В дверях, встретив испуганный и спрашивающий взгляд хозяйки, он крепко пожал ей руку.
XV. ОТ ЗАМЫСЛА ДО ДЕЛА — ОДИН ШАГ
В черной тьме быстро упавшей ночи даже силуэта Дюпона за окаймлявшей сад живой изгородью не было видно. Раздавался осторожный шепот механика:
— Дело, значит, становится солидным. Это плохо.
Ильин отвечал также шепотом.
— Не думаю. Сплошное безумие с начала до конца!
Дюпон возражал со все увеличивающимся раздражением:
— Никакого безумия здесь нет. Расчет точный, и исполнение идет по порядку. Смотрите сами. Начали с маленького; испробовали; дело пошло; теперь развертывают на десять тысяч. Можете вы доказать, что они дальше на чем-нибудь споткнутся?
Ильин молчал.
— Трудно начать, но если уж они пошли на такое расширение, будьте покойны, не пройдет двух лет, как будет организован с десяток таких же станций. Ведь время не ждет, а где и как они дождутся другого такого счастья? С пропагандой к нему действительно не подойдешь, потому что это — скотина; политграмоту ему в мохнатую башку также не втолкуешь. А когда из таких уродов создадут армию, дело дрянь: первую же стачку зальют кровью. Сами видели, как они стреляют и перебежками идут в атаку.
Некоторое время оба молчали. Потом Ильин глубоко вздохнул и тихо сказал:
— Да, надо действовать.
— Я и сам знаю, что надо, да не могу придумать, как.
— Убить Ленуара?..
— Согласен и на это, но что толку? Пришлют новую гадину, а нам с вами маленько укоротят фигуру: на длину головы. Вот и весь результат. Если бы как-нибудь взбунтовать этих чертей и учинить такой скандал, чтобы сразу отбить охоту к продолжению аферы, да как это сделать?
Опять наступило долгое молчание, затем Ильин задумчиво и не совсем уверенно проговорил:
— Кажется, я поймал у себя в голове хвостик мысли. Еще не знаю, будет ли то, что я скажу, очень умно или очень глупо.
Дюпон ожидающе молчал.
— Да… спирт! На туземцев он действует с непреодолимой силой, а на этих подействует еще сильнее.
Механик сразу встрепенулся:
— Вот это уже похоже на дело. Правильно! В пьяном виде они бы вдребезги разнесли все здешнее заведение. Но как это устроить?.. Слушайте, дружище, теперь уж я дам совет. Вы с Ленуаром знакомы и ухаживаете за его женой…
Ильин почувствовал, что невольно краснеет, и рассердился.
— Как вам не стыдно чушь пороть, товарищ Дюпон? — почти резко прервал он механика.
— Ну, ладно, это дела не касается. Так вот что: знакомство с этим мерзавцем поддерживайте. Начните помаленьку сочувствовать его планам и посоветуйте — так, между прочим — давать этим бесштанным солдатам по чарочке, в награду за хорошую, скажем, службу и работу.
— Ну?
— А когда они войдут во вкус, мы уж как-нибудь натравим их на склад спирта. Я ведь хожу в обезьяний лагерь… Ладно, пока довольно. Мне надо идти, и за день мы обмозгуем это дело получше да поподробней. Затем я вам скажу вот что: нервов своих не распускайте.
Ильин улыбнулся, чего в темноте Дюпону не было видно.
— Это не дело, — пояснил механик, — что вы не сдержались и выкатились шаром от капитана. Довольно и того, что Идаев взаперти сидит. Если и вы попадете в то же положение, я один в этом чертовом гнезде буду совершенно бессилен… Да и вас-то самого мне будет все-таки жаль: вы хороший и верный товарищ… — в голосе Дюпона скользнула мягкая нотка.
Слегка зашуршали кусты, и он исчез под низко нависшими ветвями.
Когда на другой день Ильин поднялся на веранду дома коменданта, Ленуар встретил его добродушно.
— Я был уверен, дорогой друг, — сказал он, — что хороший сон смоет у вас следы вчерашнего негодования. Вы — решительный, горячий и прямой человек; поэтому-то мне и понравились. Через некоторое время вы поближе ознакомитесь с гигантским делом, которое начато в Ниамбе, и поймете, что лучшего средства для победы нам не придумать.
Мадам Ленуар казалась грустной и почти не поднимала глаз. Ильин также чувствовал себя как-то нескладно и лишь изредка вставлял в разговор короткие фразы.
Разговор сперва не касался Ниамбы. Ленуар сидел на подоконнике и, сияя неотразимой улыбкой, рассказывал о своей родине, о глубоком заливе родного Сен-Жан-де-Люза, о редких пушистых тамарисках[15] на холмах над морем, о скалах на берегу у подножья развалин древней башни Цокоа.
— Какая там ловилась рыба! — с восторгом вспоминал он. — Мальчишкой я с парой удочек забирался в отлив далеко в глубину лагуны. Самое интересное — никогда нельзя было знать, что поймаешь. Десятки пород пестро разрисованных, с перетянутыми хвостиками рыбок, а бывало: удочка чуть не вырывается из рук, и начинается отчаянная возня с полуметровым тунцом. А что было, когда однажды я вытащил электрического ската!..
Когда он с увлечением говорил о мальчишеских похождениях на серебряных от прибоя берегах родины, чудовищный разговор вчерашнего дня казался немыслимым.
Мадам Ленуар раза два или три на мгновение поднимала глаза на мужа, и Ильину показалось, что во взоре ее скользили удивление и испуг.
Затем пришел летчик Тракар, поцеловал руку хозяйки и уселся в углу.
— Как хотите, капитан, — сказал он, — вид ваших обезьян мне окончательно надоел. Можете быть уверены, что ради них я и одного дня не остался бы сидеть в здешнем болоте. — При этих словах он слегка покосился в сторону хозяйки дома.
Ленуар с любопытством рассматривал узкую, с прилизанными волосами физиономию лейтенанта.
— А чем они обидели вас, дорогой мой? — спросил он.
— Меня? — летчик высоко поднял брови. — Меня еще никто в жизни не обижал, но они действуют мне на нервы, то есть я только теперь неожиданно заметил, что нервы у меня есть. До сих пор я полагал, что эта гадость имеется только у женщин… извините, — летчик привстал и слегка поклонился в сторону мадам Ленуар.
Молодая женщина подняла глаза на лейтенанта и первый раз за все время улыбнулась. Длинное лицо Тракара как-то все просияло, он поспешно отвернулся; и Ильину показалось, что острый шершавый ноготь скребнул по его настроению.
— Дело в том, — продолжал Тракар, — что все не так, как следует, делается на свете, кроме, конечно, воздушного боя. Убивают врага, не видя его, вместо солдат будут воевать обезьяны, а вместо равного себе противника в мундире придется иметь дело со всякими канальями в драных блузах… Извините… — лейтенант снова приподнялся.
Ленуар похлопал его по плечу.
— Это все эстетика, дорогой мой, — сказал он, — а в вопросах эстетики по одному и тому же предмету, как известно, всегда существуют двадцать четыре различных мнения. Если мы с женой иногда не сходимся во взглядах на ее костюмы, то как же вы хотите, чтобы внешность моих гвардейцев одинаково действовала на воображение всех нас? Что касается меня, то они мне нравятся. Да, на них не напялишь мундира с галунами, но зато перед вами нечеловеческая первобытная мощь зверя, а вместе с тем одного движения моей спокойной человеческой воли довольно, чтобы бросить их на резню и смерть.
— И все-таки я прав, — упрямо возразил Тракар. — Эти образины порочат последние остатки романтики в войне.
15
Тамариск — род ветвистого кустарника с мелкими листьями и белыми или розовыми цветами. Растет в Южной Европе, Африке, Средней Азии и Индии на солончаковых почвах.