Золотой Лис

— Райнэ! Кому налить? Чего налить? Сколько налить? — Лиса небрежно шваркнула грязный кутуль в угол. Райнэ смущённо переглядывались и мялись. За восемь лет райю Мелиссу никто и никогда не видел пьяной, и, кроме того — без платка! Даже спорили меж собой — какого цвета у неё могут быть волосы. А вот на тебе — можно продолжать спорить дальше: полголовы белые, полголовы рыжие. И какие настоящие? Да и потрясений за вечер хватило — Рука, Звери. Нет, ходили, конечно слухи — вдова, мол, бойца, мол. Но одно дело слухи, а своими глазами убедиться, что райя Мелисса с бойцами Руки накоротке — это ж совсем другое дело!

— Мы, райя Мелисса, наверно пойдём уже…

— Да? — удивилась Лиса. — Н-ну… как хотите, конечно… Просто стараниями райна Горта я теперь пьяная, а с учётом воскрешения покойников — ещё и добрая! Я их… хи-хи… восемь лет! Восемь лет по ним ревела! Как ду-ура! А они… — потрясла она ладонью. — Живы они, представляете? Вот живы, бл-лин, вот так вот! — она от души саданула кулаком по спинке стула, ойкнула, затрясла рукой. — Так что угощаю! Халява! Но-о, конечно, не хотите — не надо! — райнэ переглянулись. К райе Мелиссе все они относились очень хорошо: у неё в корчме не разбавляли напитки и не обсчитывали, даже если клиент был пьян в лоск. Как она ревела на крыльце, все слышали, и не настолько они были пьяны, чтобы не чувствовать в её бесшабашности глубоко загнанную, но не прошедшую до конца истерику. Райн староста, женатик с солидным стажем, всегда считал, что нехорошо оставлять женщину одну в таком состоянии, и руководствовался именно этими соображениями, когда сказал:

— Нам, райя, разве что пивка по кружечке…

— А… коньячку? — Лиса обследовала кувшины на стойке, нашла из-под пива, сунула под бочонок наливаться.

— Не-не-не, райя! Только пивка! — остальные райнэ невнятно, но одобрительно забурчали.

— Да и пож-жа-алуйста! — Лиса выставила на поднос полный кувшин, пять кружек и с большим сомнением на всё это посмотрела. — Райнэ! А я всё это грохну! Думаете — нет? Запросто!

— Мы сами, райя, мы сами! — замахал рукам староста. — Вы садитесь, райя, мы сейчас! — райн Горт подхватил кувшин и бодро порысил к столу, два стола сдвинули вместе, расселись.

— А вам, райя, компотику, — подсунул Лисе кружку староста.

— Почему это мне компотику? — обиделась Лиса. — Я вот… в кои-то веки… и компотику!

— Райя, вы нас давно знаете! Уж восемь лет в вашу корчму ходим, — вкрадчиво увещевал её староста.

— Знаю, — пьяно кивнула Лиса.

— Поверьте опытному человеку, райя, пиво на коньяк — оно не очень. А вы ещё и без привычки. Лучше компотику, райя, — Лиса обвела собутыльников взглядом. Они дружно закивали — лучше, лучше, это точно. Она обречённо вздохнула, изумлённо покрутив головой — вот ведь, пьяницы, а заботятся! В собственной корчме пива не дали! Смех, да и только! Она хихикнула и стала пить компот.

— Райя Мелисса! Не сочтите за наглость, но просто ужас, как интересно — вы что же, в Короне служили? — староста восхищённо поблёскивал глазками, на лицах остальных тоже нарисовался живейший интерес. Лиса помотала головой:

— Муж, — прав был староста с компотиком. Очень отчётливо это ощущается, когда головой качать пытаешься. Вот и не надо этого больше делать. Сядем прямо, глаза сфокусируем…

— О-о! Райя! — староста светился восхищением. Райн Горт, хорошо знавший райна старосту, поспешно пнул его ногой под столом, сделал большие глаза и выразительно покрутил пальцем у виска. До старосты почти дошло, но остановиться он не смог. — И что? — ляпнул он по инерции.

— И всё, — подняла на него Лиса сразу помрачневший взгляд. — Не надо, ладно? Знаете, сколько коньяка надо будет? У-у-у! Я… — пожала она плечами. — Да я сдохну просто. Думаете — нет?

— Простите, райя, я дурак, — покаянно прошептал староста, потирая ушибленную ногу.

— Да ла-адно, — сморщилась Лиса. — Зато эти двое… живы. А я и не думала… И, это… — она покивала, задрав брови, — совершенно удивительно! Я ведь не сплю? — встревожено обвела она глазами благословенных райнэ. Райнэ разразились энергичными возгласами — конечно же она не спит! — Райнэ, а давайте споём! — осенила её новая идея. — Кто помнит «Перелеска мать»?

— Шуточный марш Короны? — просиял староста. — Я помню! И райн Горт помнит!

— А мы нет, — тихо прошелестел один из двух незнакомых райнэ. Лиса их не помнила, явно не завсегдатаи и под раздачу попали случайно, но ведут себя прилично, пусть будут. Для компании.

— Там всё просто, райнэ! — заторопился староста. — После второй строки нужно крикнуть «Служу Короне!», в последней стукнуть кружкой после «Короны», а после куплета добавить «Святая мать!» — встретился взглядом с Лисой, несколько удивлённой такой горячностью, смутился, заулыбался, засиял и добавил: — Пожалуйста!

Лиса засмеялась, погрозила пальцем:

— А вы тоже лис, райн староста! Не золотой, но хитры-ый!

Староста смущённо сиял, предвкушая удовольствие. Старостой его называли по старой памяти — пятнадцать лет бессменно на посту старосты цеха красильщиков, и уже восемь лет на пенсии. Жизнь пенсионера оказалась скучна необычайно, а с тех пор, как пять лет назад умерла его жена, стала и совсем пресной. Всех развлечений — сходить с райном Гортом в корчму, выпить да до дому прогуляться. Но, с тех пор, как некому стало его ругать за столь весёлое времяпровождение, даже эта скромная программа утратила больше половины своей привлекательности. А тут вечеринка, и даже с песнями! Он помнил, было здесь что-то музыкальное в первое время после открытия, но не прижилось. И уж конечно не сама райя Мелисса тогда этим занималась. Ах, как интересно!

Лиса отодвинула ширму в углу, откинула крышку клавира, уселась, сказала: «Ща, ща всё будет», пробежалась пальцам по аккордам и заиграла что-то залихватское, почти разбойничье:

Райн Горт с недоумением смотрел на ручку от кружки, оставшуюся у него в руке. И чем теперь об стол стучать? К третьему куплету райнэ уже вслушались, спелись, всё уже получалось слаженно, все как-то воодушевились, зарумянились — и тут такой облом!

Лиса колотила по клавишам, пальцы путались, получалось довольно фальшиво, но её это не смущало — зато громко! И мелодию ведь можно узнать? Можно! Вот и… А за спиной орут в четыре голоса, и всё нормально, всё нормально, вот так! Вот так! Вот так! И самой орать погромче, тогда, может, пройдёт это идиотское чувство нереальности происходящего, от которого хочется побиться головой об стену или, хотя бы, крепко ущипнуть себя, и щипать каждую минуту, потому что, как только боль проходит, опять начинает казаться, что спишь…

На четвёртом куплете «Святая мать» незаметно преобразовалась в «Такую мать», впрочем, на общем настрое это не сказалось. На пятом куплете со второго этажа тихо спустилась Птичка. Её облик здесь был вопиюще неуместен. Бирюзовое платьице с белым воротничком, белокурые локоны водопадом, весенней зелени глаза эльфийского разреза… Она с изумлением озирала шумный бардак в углу у клавира, обломки стола в простенке между окнами в сад… Райнэ по очереди замолчали и завиноватились. Поэтому последнее «Та-ку-ю мать!» Лиса, сидевшая к залу спиной, гаркнула в гордом одиночестве и повернулась, удивлённая тишиной, едва не слетев со стула.