Золотой Лис

— Так, видишь, какая штука, через неделю-то нас не было ещё! Мы через две только к людям вышли. Ты это, ты не реви. Видишь — обошлось вроде — ну и ладно, да.

Подошли шестеро в белых обтягивающих комбинезонах с чёрным эмблемами на груди и спине. Поклонились — райнэ!

— Мужики, мне ещё портал в Парк нужен — Зверей отправить, — поднялся и дал отмашку Гром.

— Да, конечно, — один из подошедших, скособочившись, стал копаться в поясной сумке, напарник топтался рядом. Остальные четверо сноровисто грузили тела на носилки. — Вот, пожалуйста.

— Благодарствуйте! — Гром взял печать, расписался в планшете, поданном одним из Детей, портал погас за ушедшими. — Лисища! — повернулся Гром к Лисе. — Ну что ж тут скажешь, суприз, да… Я это, я фигею, во! Ты это, ты не переживай так уж. Лягушонка я притащу, как поправится — а там уж как получится. Может, что и выйдет, да. Вот, — переминался он с ноги на ногу.

— Притащи, Громила, — тихо сказала Лиса. — Обязательно притащи. Ой, да, вот! — она вытащила из передника зелёную печать. — Это сюда, прямо перед входом. Приходите на четвёртый день к вечеру, я корчму закрою — посидим.

— Придём, Лиса. Ты уж… — он крепко сжал её плечо, кивнул и, отойдя на середину улицы, открыл портал для Зверей. — Благословенные! Извольте! — Звери чёрными тенями скользнули в большой портал, следом шагнул Гром, изумлённо покачивая головой и бурча под нос: — Мать Перелеска! Девкой стану — всё прощу! Да!

Портал погас, посреди опустевшей улицы осталась стоять, стиснув руки перед грудью, простоволосая, странно — на половину головы, седая женщина в синем, измазанном пылью платье. И вдруг согнулась, будто получив удар в живот, и на колени в пыль, и — «М-м-м!» сквозь зубы, и руками за виски, и слёзы горохом из зажмуренных глаз. Глубоко вдохнула, пытаясь пересилить начинающуюся истерику. Не удалось.

— Райя! Райя! — ожила и всполошилась Рола. — Вам плохо, райя? — она соскочила с крыльца, обхватила Лису за пояс, подняла, развернула, повела к дому на крыльцо. Лису шатало, она уже ревела в голос, ничего перед собой не видя, ничего не соображая. Рола усадила её на крыльцо, обняла, гладила по голове, повторяла: — Райя, райя! Всё ж уже ведь хорошо же, что ж вы так убиваетесь-то? — и сама уже начала всхлипывать.

Дверь приоткрылась, высунулся любопытный нос.

— Что пялишься-то? Видишь — райе-то плохо! Воды принеси лучше, чем зенками-то блынькать! — рявкнула на него Рола невесть откуда взявшимся командирским басом. Нос исчез, чуть позже из двери появился тощий мужичонка с кружкой, отдал её Роле, но не ушёл, затихарился в углу.

— Выпейте это, райя, выпейте! — уговаривала Рола. Лиса рыдала ей в колени и, похоже, ничего не слышала. Рола примеривалась и так и сяк — ничего не выходило. Мужичонка вдруг подскочил, ухватил Лису за плечи, чтобы приподнять… Лису подбросило от этого прикосновения, выгнуло назад, рот открылся в немом крике, она задохнулась, правая рука бессознательно метнулась к левому плечу, захватила мизинец чужой руки, повела на излом — но не успела. Рола воспользовалась моментом: вылила Лисе в открытый рот всё, что было в кружке. Лиса непроизвольно сглотнула, вытаращила глаза, схватилась за горло и некоторое время судорожно хватала ртом воздух. Рола подозрительно посмотрела на неё… потом понюхала кружку…

— Идиот! — заорала она и треснула кружкой мужичонку по голове. Тот ойкнул, выпустил плечи Лисы и проворно отскочил. — Дубина стоеросовая! Я тебе что сказала принести-то? — и она треснула его кружкой по коленке.

— Ай! — заорал он, скача на одной ноге. — Что ж вы дерётесь?

— Я тебе сказала воды райе принести-то! А не коньяка столетнего! Урод убогий! Пьяница! — другой коленке тоже досталось.

Лиса изумлённо смотрела на развоевавшуюся Ролу и вдруг начала хохотать, откинувшись на перила — так же неудержимо, как до этого плакала.

— Рола! Рола! — еле выговорила она сквозь смех. — Пожалей райна Горта, он как лучше хотел!

— Знаю я, чего он хотел-то! Выпить он нашармачка хотел-то! — говорила Рола, деловито охотясь с кружкой за пальцами райна Горта, торчащими из сандалий. Райн ойкал и подскакивал, спасая конечности: чтобы удрать, нужно было открыть дверь у себя за спиной, а времени на это Рола не давала. — Там, поди, все кувшины-то пустые уж, пока мы с вами здесь сидим-то!

— Райна не жалко — кружку пожалей! — ещё сильней закатилась Лиса. — Треснет ведь!

Рола остановила карающую длань на замахе, задумалась, потом озабоченно принялась разглядывать ценное имущество со всех сторон на предмет полученных повреждений. Райн Горт воспользовался передышкой в экзекуции, приоткрыл дверь у себя за спиной, юркнул в корчму и загудел через щёлку обиженно:

— Вот вы злая какая женщина, райя Рола! Кружку вам жалко, а живого человека не жалко! Разве ж можно так! И деньги мы, между прочим, очень даже на стойку положили! Как же можно райю Мелиссу обворовывать? Она к нам завсегда с понятием — мы ж не звери дикие, чтобы своим людям пакостить!

— Кружка-то — она денег стоит, — наставительно сказала Рола. — А ты-то ничего не стоишь. Потому как не человек ты и не зверь, а пьяница! — райн обиженно засопел и закрыл дверь. Рола удовлетворилась осмотром орудия производства синяков, поставила кружку на ступеньку и испытующе уставилась на Лису. Та уже почти успокоилась, вытирая передником лицо и периодически хихикая. — Вы плакать-то больше не будете? Нельзя ж так плакать-то, райя! И я-то напугалась, как вы плакали, а уж девочки-то расстроились бы!

— Не буду я плакать, Рола, — вздохнула Лиса. — Просто неожиданно очень — вот нервы и не выдержали. Я же их восемь лет назад похоронила, Рола, — она трубно высморкалась в передник. — Ну вот, теперь ещё и пьяная буду, — пожаловалась она переднику. — Я такая дура, Рола! Я же всего один запрос послала — и всё! — развела она руками. — А он чуть не умер, представляешь? Вот тот, который последний, с головой…

— О-о! А от чего же? — подалась Рола вперёд.

— От любви! — сокрушенно покивала Лиса. Её развозило на глазах — зрелище уникальное.

— Ох, райя, как же это? — хлюпнула носом Рола, всей душой сочувствуя такой силе чувств незнакомого райна.

— Он эльф, Рола. А Птичка — его Избранница. Он думал, что она погибла — и погас. И чуть не умер! А всё из-за меня!

— Да как такое быть-то может, райя! Птичка-то девочка же совсем же! Они ж вместе с Зинкой с моей школу-то кончали!

— Ох, Рола! Ты посмотри на неё повнимательней! Зина твоя на две головы за восемь лет выросла, а моя? Окрепла — да, но не выросла ведь! Она тоже эльф, Рола. Ей сто с лишним лет, Рола. Она память потеряла, и дочь она мне по Утверждению, а не по крови! Они любили друг друга… — Лиса закусила губу, сказала лицом «Вот». У Ролы лицо было на букву «О» — круглые глаза и круглый рот.

— А она-то? Она-то помнит его, райя?

— Да в том-то и дело, что нет, — вздохнула Лиса.

— О-ой, райя! Что ж теперь будет-то? А если она теперь… и не полюбит его? Тогда-то это тогда, а теперь-то это теперь!

— Вот и я про это думаю, — опять вздохнула Лиса. — Да ладно, там видно будет. Вот придут через три дня — и увидим. Беги домой, Рола, поздно уже. Смотри, муж приревнует!

— А вы плакать-то не будете больше? — нахмурилась Рола. Лиса убедительно замотала головой, выпятив губы трубочкой. — Ну, ладно тогда, — улыбнулась Рола. — Доброй ночи, райя! — она подхватила сумку, поднялась, шагнула с крыльца… Кружка, забытая на ступеньке, описала красивую дугу в воздухе и с весёлым звоном разбилась вдребезги о камни мостовой. Лиса захохотала, как ненормальная. Рола растерянно переводила взгляд с Лисы на осколки и обратно, потом тоже прыснула, прикрываясь рукой, и побежала через улицу к своему дому.

Лиса проржалась, посмотрела на изгвазданный передник, сказала «Тьфу!», содрала его, скомкала вместе с перчатками и косынкой и ушла в корчму. Улица опустела, только и остались летнему вечеру разбитая кружка у крыльца да следы Зверей в пыли на обочине.