Избранное

— Чего же вы умирающего привезли?

— Какой же он умирающий? — сказал Енька. — Его лечить надо.

— Умирающий, — сказал главный врач. — Надо было раньше привозить.

— А что же нам делать? — сказал Олег.

— Я не знаю, — сказал главный врач.

— Он всю гражданскую войну провоевал, — сказал Енька.

— Я тоже не раз воевал, — сказал главный врач.

— Но вы не умирающий, — сказала Зина.

— Я нормальных больных не могу обслужить, — сказал главный врач, что-то записывая в толстую книжку. — Больница забита. А этот безнадежный.

— Но вы ведь даже не осмотрели его, — сказал Енька.

— Чего его смотреть. Я вижу.

Вошла сестра. Та самая, что дежурила ночью и мылась в кубовой. Она остановилась в дверях рядом с Зиной.

— Везите его домой, — сказал главный врач. — Я принять не могу.

— Не довезти им будет, — сказала сестра.

— Они сами не хотят хоронить его, вот и привезли, — сказал главный врач сестре.

— Надо же человеку где-нибудь спокойно помереть, — сказала Зина.

Дед открыл глаза и кивнул головой.

— Только не здесь, — сказал главный врач.

— А где же? — сказал сипло Енька. — Где, собачья твоя морда?

— Вы потише, вам здесь не рынок, — сказал главный врач.

— Дайте ему помереть, — сказала Зина. — Вы ведь тоже когда-нибудь помирать будете.

Дед опять открыл глаза и кивнул головой.

Глаза у деда медленно покрывались белой пленкой. Олегу стало страшно, и он чувствовал, что его начинает трясти. Он боялся, что бросится и ударит главного врача. Зина взяла его руку и крепко сжала. Рука у нее была сейчас очень сильная.

— Ну пожалуйста, — сказала Зина главному врачу.

Главный врач посмотрел на Зину, потом на сестру и устало сказал:

— Несите его в кубовую.

Олег подошел к деду. Олега всего трясло. А дед сидел и закатывал глаза. Зина опять взяла Олега за руку, отвела в сторону. Потом она кивнула Еньке, и они вдвоем понесли деда в кубовую. Сестра помогала им.

Из кубовой Зина вернулась быстро. Она вывела Олега на улицу, посадила на лавку и сказала:

— Ты посиди здесь. Я скоро вернусь. А если надо, позову.

Не было Зины долго. А Олег сидел и мелко дрожал всем телом. Он знал, что ему нужно пойти туда, к деду, но он не мог встать. Он сидел и боялся встать и пойти туда. И Олег успокаивал себя тем, что дед немного полежит в кубовой, станет ему легче, и его положат в больницу.

Из больницы вышли Енька и Зина.

Зина подошла и села рядом с Олегом. А Енька пошел к бричке. Зина подняла руку и хотела положить ее Олегу на плечо. Но не положила.

— Поедем, Олег. Поедем в деревню. Не надо. Не надо. Возьми себя в руки. Поедем, Олег.

Бабушка умерла через неделю после деда. И когда Санька, Мария, Калина и Епифаньева выносили ее из дому, Олег шел позади. Он шел позади и мучился. Он помнил, как бабушка перед смертью просила, чтобы он поцеловал ее мертвую. «Если тебе будет неприятно мертвую меня целовать, — говорила она, — то ты все же поцелуй. Ты положи мне на лоб два пальца и поцелуй меня в свои пальчики. Мне этого будет достаточно». Олег шел за гробом, и собирался с духом, и мучился, все еще не решив, как ему поцеловать.

И когда поставили гроб на телегу, то не закрывали его, а ждали чего-то от Олега. Олег подошел. Он близко увидел мертвое лицо бабушки. Лицо было все то же стеариновое, но уже обтаявшее. Теперь оно было маленькое, и бабушка стала похожа на девочку. Она умерла не закрывая век, и теперь положили ей на глаза пятаки. Олег склонился над бабушкой к долго стоял молча, словно узнавая ее. Потом он убрал с ее глаз пятаки, посмотрел на нее еще раз и быстро поцеловал в лоб. И это было совсем не страшно, только на губах остался слабый привкус обветренной мяты.

Ее похоронили за деревней. Калина и Санька пошли в поле работать. А Мария поехала с Енькой в село на той же телеге получать семена для весеннего сева. А Олег пошел в лес. И долго ходил там, пока не заметил, что смеркается и что в руке у него лежат два пятака. Олег положил пятаки в карман и вернулся домой.

Олег сидел при лампе за столом в пустой избе. Он смотрел на темное окно. Он видел равнину. Он видел равнину под облачным небом. В облаках слышался ветер. И ветер дул над землей, по которой в разные стороны шли люди. Все они куда-то торопились. Олег присмотрелся и заметил, что люди эти ему знакомы.

Вдалеке под самыми облаками уходил дед. Он уходил в пиджаке, без шапки, в сапогах. Пиджак развевался, и от этого казалось, что дед вертится на месте. Дед иногда оглядывался и строго смотрел на бабушку. А бабушка шла стороной от него, в черной длинной дохе, которую носила еще в Киеве. Бабушка поспевала за дедом. Здесь же невдалеке торопился дядя Саша. Он шагал по воде в валенках с красными калошами, на спине висел мешок. Дядя Саша на ходу снимал мешок, задирал пальто и показывал кому-то спину. Потом появился Енька. Енька чинил хомут, растягивал дратву двумя руками в разные стороны и манил Олега за собой. Тут же Мария шла с топором на плече. Топор был тяжелый, Мария подгибалась под ним и оступалась на равнине. Поперек поля бежала Калина. Платье горело на ней, и Калина сбивала руками огонь с платья, бросалась на землю и каталась по земле. Ей издали что-то кричала Санька и отмахивалась, будто Калина катится на нее.

Облака снижались, и ветер шумел в них все громче. И вот уже облака пошли по головам людей, развевая на них волосы и вздувая одежды. Среди ветра вдруг послышался звук, грустный, мягкий и высокий. Кто-то играл на скрипке и ходил со скрипкой вокруг Олега, все приближаясь и приближаясь к нему. Олег покрутил головой и посмотрел в окно. Темные стекла дребезжали от ветра. Олег хотел встать и пройтись по избе, но увидел, что посреди комнаты стоит Зина.

— Скучно мне, — сказала Зина. — Мама в селе на работе. Смотрю, огонь у тебя горит. Вот и пришла.

— Садись на лавку, — сказал Олег. — Посиди. И я тоже посижу.

— Нет ли у тебя чего поесть? — сказала Зина.

— Не знаю.

— Я посмотрю?

— Посмотри.

— Тут мякина есть, — сказала Зина с кухни.

— Наверное, — сказал Олег.

— Да тут и вино стоит, — сказала Зина.

Зина принесла на стол ту недопитую бутылку вина под красной богатой этикеткой.

— Выпей вина, — сказала Зина. — Может, уснешь.

— Не усну я, — сказал Олег. — Все равно выпей.

— И ты выпей.

— И я выпью.

Зина разлила вино в два стакана. Они выпили вино, сидя по разные стороны стола, вдалеке друг от друга.

По улице кто-то шел и напевал незнакомую частушку:

Хлопнула калитка на той стороне улицы.

— Наташка, видно, из кино пришла, — сказала Зина.

Наташа закладывала калитку и продолжала петь.

— Ты посиди со мной, — сказал Олег.

— Я и буду сидеть, — сказала Зина.

Она поярче вывернула фитиль и стала издали внимательно разглядывать Олегово лицо, напрягая зрачки, словно он сидит где-то далеко в поле, а ветер мешает ей смотреть.

Енька поднял плуг, поставил его и пошел серединой загона. А следом шагала за ним старуха Епифаньева и Калина. Они бросали в отвороченную борозду картошины. И когда приходила пора Епифаньевой набирать в ведро картошку вместе с Калиной, старуха вынимала из-за пазухи бутылочку с какими-то белыми шариками. Она вытряхивала их на ладонь и рассказывала, что этими шариками хорошо душу подкреплять, когда дых немлет… «Я ей, голубоньке врачихе, и говорю: ты отдай мне поболе этих таблеточек, век буду за тебя богу молиться. Нельзя, она говорит мне, их только раз пореденьку. Никоим, говорит, духом, дескать, таблетки эти вредные, много есть их — сердце лопнет враз, как барабан. Вижу, хитрит моя врачиха. Я ей тогда на другой же день и притащила ведерочко картошек прямо ко крыльцу. Вот целу бутылочку таблеток и подала она мне…»