Избранное

— Унесет нас, — невесело сказал Олег.

— Пусть несет, — сказала Инка.

— А домой как же?

— Где-нибудь прибьет к берегу.

— А если не прибьет?

— Прибьет. Расскажи что-нибудь. — Инка подняла ноги из воды, легла на спину, заложив руки за голову и глядя в небо.

— Чего тебе рассказать?

— Чего-нибудь. А если хочешь, я тебе что-нибудь расскажу.

— Рассказывай.

Инка молчала, лежала, закрыв глаза, и Олегу показалось, что она уснула. Веки у нее были большие, с ровными ресницами, чуть изогнутыми и чуть синеватыми.

— Ты чего долго не приходила? — спросил Олег.

— Дела были, — ответила Инка, не открывая глаз. — Раз пришла, чего спрашиваешь? Видишь, тут я.

— А я думал, не придешь.

— Я всегда приду, — сказала Инка и открыла глаза. — Захочу и приду.

— А если не захочешь?

— Не захочу, не приду.

Плот несло самой серединой реки. Берега были далеко. Покрытые лесами, они едва виднелись, и казалось, что до них никогда не доплыть.

— Кто-то идет куда-то, — сказала Инка, глядя в небо.

— Где? — спросил Олег.

— Нигде. Там где-нибудь, на берегу. Знаешь, куда он идет?

— Куда?

— У него есть невеста. Она живет в лесу. Ему цыганка нагадала, что она там живет в тереме. А ему волк навстречу и спрашивает: «Куда ты идешь?» — Инка задумалась, чуть прикрыв спокойные глаза, и облизнула губы маленьким тонким языком. — А он говорит: «К невесте». — «Тогда иди», — говорит волк.

— А если бы не сказал, что к невесте? — спросил Олег.

— Тогда бы волк не пустил. Пошел он дальше. — Инка приподнялась на локте. — Озеро впереди. Снял он с пальца кольцо и бросил в озеро. Поднялся над озером белый каменный мост и спрашивает: «Ты куда идешь?» — «К невесте». — «Тогда иди», — говорит мост. Идет он дальше. Лес глухой стоит. А в лесу терем. И сидит в окошке, в тереме, девица: коса черная, брови черные, глаза синие. «Стой, поворожу!» — говорит она. «Чего мне ворожить, — говорит он. — Я к тебе пришел». — «А ты зачем ко мне пришел, я не твоя невеста». — «Нет, моя». — «Нет, не твоя и никогда твоей не буду». — «А если я повешусь?» — «Вешайся». Взял он тут, в лесу, и повесился. А она тогда заплакала и тоже повесилась.

— Чего же она повесилась? — сказал Олег.

— Она же его любила.

— А зачем отказывалась?

— Гордая она была.

— Глупая, наверное.

— Нет, гордая. Знаешь, люди какие гордые бывают?

— Бывают. У меня отец гордый.

— Расскажи, — попросила Инка.

— Стоит черный-черный лес, — начал тихим голосом Олег, — в лесу черный-черный дом, в дому черный-черный стол, на столе черный-черный гроб, в гробу черный-черный… У! — крикнул он вдруг прямо в лицо Инке.

Инка вздрогнула.

— Дурной, — сказала она. — Ты дурной, а глаз у тебя хороший. Расскажи про отца.

— Зачем? — сказал Олег невесело.

— Интересно.

Олег задумался. Он лег животом на плот и стал глядеть в даль реки.

— Расскажи, — попросила Инка.

— Отец жил далеко-далеко отсюда, в Киеве. Однажды пришли за ним.

— Кирилла тоже арестовывали, — сказала Инка.

— За что?

— Один раз — сапоги украл. Другой раз — кольца продавал медные, а говорил, что золотые да с заговором.

— Ну и что?

— Ничего. Арестуют да выпустят. Рассказывай, за что его посадили.

— Командиром он был. А среди командиров тогда врагов много было.

— Ну и что?

— Вот и все.

— А где же он сейчас?

— Не знаю.

— Чего же он?

— Не верят ему, видно. Только он не враг. Он еще с белыми воевал. А когда Кирова убили, он знаешь как плакал…

— Такой большой и плакал?

— Конечно. Все тогда плакали. Сам Сталин плакал. Я и то, кажется, расплакался.

Инка задумалась. Она закрыла глаза и долго лежала молча.

— А ты не врешь? — вдруг спросила она.

— Чего?

— Что отец у тебя был.

— Конечно, был. Он и сейчас есть. Только писем не пишет.

— А у меня не было отца, — сказала Инка. — Я одна родилась. Сама.

— Как же это?

— Взяла и родилась. Мать меня захотела родить.

— Здорово, — сказал Олег. — Какая у тебя мать… Все сначала отца найдут, а потом родят.

— А моя мать сама. Потому и родилась я такая выдра.

— Откуда ты знаешь, что выдра?

— Мать говорит. Да и Кирилл тоже. А интересно, если бы отец был, хорошо это или плохо. Как ты думаешь?

— У меня отец хороший был. Хорошо.

— А я думаю, плохо, только бы и давал подзатыльники. А может, и нет. Денег у него было бы много, как у Кирилла. Я бы тогда в такой шали расхаживала — с каймой с алой!

Инка замолчала, открыла глаза, положила ногу на ногу и стала смотреть в небо. Плот несло к дальнему берегу и все поворачивало, кружило. С берега пахло тайгой, сухо и смолисто. Гулкой лесной дорогой кто-то проскакал на коне и все выкрикивал какие-то слова.

— Нас, наверное, ищут, — сказал Олег.

— Кто нас будет искать… — сказала Инка и легла на бок.

— Енька в деревне сказал, вот и ищут.

— Побоится он сказать.

— Чего ему бояться?

— Влетит. Подумают, что он плот столкнул.

— Не подумают.

— Вот увидишь, не скажет. Уж я знаю. Давай я тебе погадаю. Давай руку, — сказала Инка.

Олег подал руку.

Инка долго разглядывала его ладонь, потом посмотрела вдаль, отпустила руку и ничего не сказала.

— Чего же ты молчишь? — спросил Олег.

— Потом скажу.

— Скажи сейчас.

— Не скажу. Скажу потом, когда захочу.

— А когда захочешь?

— Не знаю.

Плот вынесло к песчаному обрывистому берегу, глубоко подмытому полыми водами. Под берегом ходили стальные полосы воды, они медленно кипели, они катились одна под другую. На воде сидела большая желтая бабочка. Ее кружило и раскачивало. Видно, бабочка случайно села на воду и теперь не могла подняться. Берег был часто пробит мелкими черными норами. Из них то и дело вылетали стрижи. В одной из нор высоко сидел черный птенец с толстым клювом. Он смотрел на бабочку. Бабочку оттащило к берегу, качнуло и унесло под воду.

Плот затормозило под самым обрывом, подержало там и понесло по широкому кругу, не отпуская на стремнину.

— Вот видишь, и не уплывем далеко, — сказала Инка.

— И не выплывем, — сказал Олег.

— Куда-нибудь да выплывем. Или рыбаки подберут.

Солнце уже опускалось, и тень под берегом росла.

— Хочешь, я буду твоей невестой, — сказала Инка.

— А зачем? — сказал Олег.

— Я тоже не хочу. — Инка ухватилась руками за край плота, подтянулась, опустила в воду лицо и стала пить.

Напилась. Подняла голову, посмотрела вокруг и опять опустила лицо в воду.

— Утонешь, — сказал Олег.

Инка подняла лицо из воды:

— Не утону. Там рыба ходит внизу. Длинная. Как платок.

— Пусть ходит, — сказал Олег. — Надо к берегу. Вся деревня переполошится.

Он уперся в плот коленом и стал отдирать широкую длинную доску. А Инка продолжала смотреть в воду. Доска не поддавалась. Тогда Олег покрепче натужился спиной и потянул изо всех сил. Доска крякнула и подалась. Олег дернул еще, полетел на спину и сорвался в воду. Инка вскрикнула. Она схватила доску и начала торопливо грести. Олега меж тем несло под обрыв. Вода там жилисто вздувалась и уходила в глубину.

Сначала Олегу было легко, его выталкивало и только кружило. Несло под берег, под низко свесившиеся подмытые и просушенные ветром корни ивняка. Корни раскачивались над водой, как тряпки. А стрижонок из норы смотрел на Олега.

Инка гребла часто, усиленно, относило же ее на середину.

Под самым берегом Олега словно кто-то схватил за ноги. Плечи глубоко ушли в воду, и Олег хлебнул в первый раз. Очнулся и увидел, что от обрыва его отнесло. Держаться на воде стало легче. Вдалеке стояла на плоту Инка и зло колотила по бревнам доской.

Когда Олега вновь подтащило к берегу, он попытался нащупать дно. Дна не было. Прямо над ним низко раскачивался длинный сухой корень.

Олег протянул руку, но опять хлебнул. В голове все поплыло и превратилось в редкие душные сумерки. Олег с силой ударил ногами, вытянул руки и всем телом бросился вверх.