Страница 19 из 57
-- Я не говорю, что ты не прав. Я только говорю, что из твоего правила есть исключения. Их мало, но они есть. И мне нужно полгода, чтобы это доказать.
-- Веня, пойми, мы не можем ставить опыты над людьми!
-- Ты, ты сам ставил их! -- крикнул, не сдерживаясь больше, Кривцов.
-- Да! -- тоже повысил голос Левченко. -- Да, Веня! И именно это заставляет меня сейчас торопиться. Именно ужас, Веня, ужас от того, что наделал я сам! Я почти перестал спать. Я вижу их во сне -- эти кристаллы, этих людей, и я кричу, просыпаясь! Я должен это прекратить!
-- Я прошу тебя только об одном. Дай мне шанс. Оставь маленькую лазейку. Дай себе право на ошибку!
-- Я уже совершил множество ошибок. Сейчас, Веня, я делаю так, как подсказывает мне совесть. Я бы хотел, чтобы ты понял меня.
Левченко поднялся из-за стола -- большой, грузный. И вышел. Сквозь стеклянную дверь Кривцов видел, как тот медленно осел на землю -- неестественно, словно в дурном кино. Хрипел, сипел и хватался за грудь. Кривцова раздирали два страха, и он понимал, что одному из них придется покориться. Он поспешно выскочил за дверь кафе, огляделся, подхватил приятеля под мышки.
-- Здесь недалеко, Саша, чуть-чуть потерпи, здесь недалеко...
Память закружила, затянула. Он снова был тем собой, он снова тащил огромного, задыхающегося Сашку, тяжело дышал и боялся. Прошлое наступало со всех сторон, поглощало его, и он сам уже начал задыхаться. К горлу подступил комок. Хотелось кричать. Хотелось оказаться дома, где можно позволить себе быть любым -- хрипеть и закатывать глаза. Где, рядом с кроватью, в тумбочке, лежат ампулы с эглонилом, а за стеной -- Андрей.
-- Веня?
Холодные пальцы на его кисти. Кривцов тряхнул головой. Темнота отступила. Мельтешение прошлого перед глазами ушло. Перед ним сидела Жанна и с беспокойством глядела на него.
-- С вами все хорошо?
-- Да, -- ответил он. -- Похоже, что в этот раз -- да.
Домой. Слишком тяжелый день. Слишком много людей. Слишком много воспоминаний.
Надо было успокоиться. Отдышаться. Сосредоточиться. Он не справлялся одновременно с настоящим и прошлым.
"Прошлого нет", -- изрек голос. -- "Сущее существует во взвеси настоящего".
-- Это так, -- подумалось Кривцову. Он вышел на улицу и поежился -- начиналась зима.
9. Ро
Ро было страшно.
Страшно было не умирать -- умирать было просто. Страшно было оказаться где-то за пределами привычного уютного мира. Удастся ли вернуться?
"Слабак."
Каждый день он видел упрямство в глазах Бунтаря. Тот наверняка ухватился бы за эту возможность руками и ногами. Гораздо проще бежать из тюрьмы, когда ты весом меньше двух килограмм и умещаешься в дамской сумочке. Если, конечно, будет гарантия, что потом ты снова обретешь все остальное.
Остаться здесь? Пусть он бежит. Пусть он живет.
Ро осмотрел ненавистную каморку -- продавленный диван, мольберт, к которому он почти не прикасался в последнее время. Даже окна нет.
Интересно, ветер на синтезированной коже ощущается так же, как и на настоящей?
-- Я не могу этого сделать.
Жанна стояла за его спиной. Руки ее дрожали, лицо -- бледное, и только под глазами причудливой смесью красок легли следы бессонной ночи.
-- Я не могу, Ро.
-- Это не ты делаешь, -- ответил Ро. -- Это я сам.
Если Профессор прав, то он навсегда останется самоубийцей.
Треск холста.
-- Ты бездарь!
Удар.
-- Родион... -- голос в трубке. -- Ты должен понять...
Короткие гудки.
И снова треск. Руки сжимают что-то твердое. Нож? Нога упирается в подрамник. Хорошо склеен, зараза, но ничего, я сильный...
-- Родион!
Он оборачивается, но рядом никого. Кроме "Адама".
Недописанного, и теперь уже навсегда оставшегося таким. Тонкое лицо, раскинутые в стороны руки, мольба в глазах. Идеальных пропорций тело, объятое огнем. Огонь Ро написать не успел, но помнил его -- он почти чувствовал его у своих ног, когда прописывал выражение лица Адама.
Снова голоса. Жар снаружи и изнутри.
-- Бездарь. Ничего им не оставлю. Раз они со мной никому не нужны, то без меня -- не будут нужны тем более.
Костер. Масло и сухое дерево хорошо горят. Горит вся его жизнь.
Больше -- ничего. Только мерное гудение, монотонное, сводящее с ума. Перед глазами -- мельтешение, мозаика прошлого разбросана беспорядочно, перемешана чьей-то рукой, можно бы собрать, хотя бы попытаться, вот, кажется этот кусочек подходит к тому... Если бы не гудение...
Упустил. Не достал. А ведь, кажется, только схвати прошлое за уши, и вытянешь его, как кролика из шляпы фокусника.
Сквозь пылающий костер пробрались другие видения -- узкий коридор, лампа дневного света слепит глаза, у стен -- холсты... Зачем? Он же только что их уничтожил. Лица, одинаковые, с раскосыми глазами, одинаковые голоса.
-- Ро...
Мое имя?
Он лежал ничком. Перед глазами -- поверхность дивана. Зеленоватая, пахнущая пылью, с застарелым пятном чего-то темного. А еще -- рука. Рука лежала на краю дивана и была совсем не похожа на руки, которые он только что видел во сне.
Ро повернул голову и оглядел комнату. Большая. Светлая. Распахнутое окно, в которое светит сквозь голые ветки солнце. Холодно.
Ро поднялся, и в глазах потемнело. Он упрямо прошел к окну и подставил лицо солнцу. Облокотился на подоконник и стал следить за танцем ветвей.
Ветер холодил кожу. Подоконник был влажным от попавших на него капель недавнего дождя. В воздухе пахло осенью. Запах опьянял.
-- Ро!
Он обернулся. На пороге стояла Жанна и смотрела на него с тревогой.
-- Ро?
Ему захотелось успокоить ее. Поделиться с ней тем чувством, которое он испытывал, глядя сейчас за окно.
-- Солнце, -- он неуклюже показал рукой.
-- Да. Сегодня повезло с погодой, -- она улыбнулась и подошла к нему. -- Как ты себя чувствуешь?
-- Хорошо, -- он снова перевел взгляд за окно, в жизнь.
-- Как будто и не умирал.
Кривцова Ро совсем не помнил. Это был не слишком высокий -- не выше стандартного японского адама -- коренастый мужчина с копной давно нестриженых волос. Лет ему было около сорока, или, может, чуть больше -- волосы обильно тронуты сединой, а от углов по-младенчески голубых глаз разбегаются мелкие морщинки. Глубоко посаженные глаза смотрели внимательно, изучающе.
-- Вениамин, -- протянул он руку.
-- Родион.
-- Надеюсь, мы с вами сработаемся! Ну а результатом нашего сотрудничества будет достижение нашей общей цели -- официального разрешения бессмертия.
Ро кивнул. Почему-то хотелось отвести глаза. А еще почему-то казалось, что Кривцов испытывает то же самое.
-- Я хотел бы, Родион, -- продолжал Кривцов. -- Чтобы вы попытались освоиться в мире, в котором вы... Я имею в виду мир, куда вы собираетесь вернуться.
-- Я могу выходить из дома? -- удивился Ро.
-- Нет, конечно, -- жестко отрезал Кривцов.
-- Тогда как же я буду... осваиваться?
Кривцов указал на небольшой терминал в углу комнаты.
-- Все, что вам понадобится, есть здесь. Сеть для общения, сканер, здесь, -- он взглядом показал на большую спортивную сумку, явно набитую до отказа, -- картон и краски, чтобы вы могли писать. Если вам что-то понадобится дополнительно, скажите мне, и я постараюсь это предоставить. Сейчас наша с вами задача -- доказать, что вы способны обжиться в обществе. Мы не имеем права на ошибку, Родион.
Ро кивнул. Чувствовал он себя странно. В голове гудело, было тяжело и жарко, как будто слова Кривцова, попадая в память, начинали тлеть.
-- Напомню, -- продолжил Кривцов, -- хотя думаю, что это совершенно излишне, что вам не стоит связываться с кем-либо из прежних знакомых под своим именем. Это слишком рискованно, вам могут поверить...