Страница 10 из 57
Бладхаунд, забыв про кофе, принялся искать информацию про других ученых, работавших с Молодцовым.
Александр Левченко. Эту фамилию Бладхаунду напоминать было не надо. Ученый и политический деятель, он явился инициатором запрета на экстракцию личности и упорно пробивал законопроект, пока не получил за это пулю в легкое. Кажется, примерно в одно время с Разумовским. Не исключено, что в той же самой стычке. Только были они на разных сторонах -- Разумовский с пеной у рта доказывал, что бессмертие прекрасно, полезно и дешево обходится государству. Разумовский не был ученым.
Левченко изучал нейрокристаллы в условиях экстракции, то есть, проще говоря, работал с адамами -- в то время в ходу был термин "носители нейрокристаллов". Он доказал, что структура кристалла, в отличие от структуры живого мозга, неизменна, и объяснял этим волну затребованных носителями нейрокристаллов эвтаназий, предшествующих принятию запрета. "Я" не управляет мозгом, -- писал Левченко, -- а находится в клетке, управляемое извне неизменностью нейронных сетей. Невозможность учиться, невозможность развиваться, невозможность стремиться и достигать поставленных целей превращает жизнь в бессмертное существование в карцере".
Бладхаунд просмотрел список научных работ Левченко. Подавляющее большинство было датировано прошлым десятилетием. Похоже, под конец жизни ученый ушел с головой в политику.
Рядом с именем Левченко часто упоминалась другая фамилия. Вениамин Кривцов был идейным противником Левченко, но при этом, если верить мемуарам его сподвижников, и закадычным другом. Дипломная работа Кривцова была посвящена зависимости цвета нейрокристалла от химического состава крови, и в течение всей научной карьеры он не уходил от этой темы далеко. Кривцова интересовала в первую очередь психология. Он пытался понять, как внутренний мир человека влияет на вид его нейрокристалла. В своих бесчисленных порах с Левченко он отстаивал свой взгляд на бессмертие, полагая, что в вечность нельзя пускать кого попало. Он уверял, что все напасти, о которых говорил Левченко, коснутся лишь тех, у кого нейрокристалл подгнивает еще при жизни.
Вчитываясь в написанные Кривцовым строчки, Бладхаунд подумал, что неплохо бы сперва разузнать, чем конкретно занимался этот человек и каких результатов достиг.
Информаторий не располагал сведениями о том, что Кривцов умер или уехал за границу. Бладхаунд выяснил только, что институт он покинул со скандалом. Злые языки поговаривали, что не последнюю роль сыграло в этом тщеславие -- коллеги и соперники Кривцова, Чистяков и Левченко, успели получить докторскую степень, а Кривцов со всеми своими грандиозными идеями остался не у дел.
Выяснить адрес и телефон труда не составило. Бладхаунд устало откинулся на спинку кресла. Определенно стоит позвонить Кривцову и договориться о встрече. А тот, глядишь, и наведет его на какой-нибудь след.
5. Кривцов
Ольга курила, забравшись в кресло с ногами. Кривцову нравились ее ноги -- стройные, как у девчонки. Грудь, плечи и живот Ольги были полноваты, однако это Кривцову тоже нравилось. Не нравилась ему только складка на лбу. Она беспокоила. Не должно быть такого у женщины после хорошего секса.
Он положил сигарету в пепельницу, сел на ковер у Ольгиных ног и прижался щекой к ее коленям. Она запустила пальцы в его густую шевелюру. Он перехватил ее руку и поднес к губам.
-- Веня...
-- Да, любимая...
-- Веня, скажи, только честно -- ведь он все увидит?
Кривцов отстранился и взглянул на нее.
-- Я не очень понимаю, что ты имеешь в виду.
-- Его коллекцию, -- Ольга тоже закурила. -- Он же всех коллекционирует. Наверняка захочет и меня.
-- Для этого ему придется тебя убить, -- заметил Кривцов.
Ольга взмахнула рукой. Огонек сигареты описал изящную дугу.
-- Это не имеет значения. Так что, правда, что по этим твоим кристаллам можно увидеть все, что делал человек в жизни?
Кривцов вдруг заметил оттенки болотного в ее светлых кудрях. Поморщился. Он столько сил вложил в то, чтобы таких оттенков не появлялось.
-- Это не так, -- терпеливо пояснил он. -- Разумеется, по нейрокристаллу невозможно прочитать биографию полностью.
-- А как же все эти историки, которые выдают экспертизы? Или это ерунда?
Кривцов поднялся и зашагал по комнате. Эта привычка сохранилась у него с институтских времен -- рассуждая, шагать по лаборатории из угла в угол.
-- Это не ерунда. Но они никогда не работают с кристаллом вне контекста. Они только подтверждают или опровергают предположения, -- он повернулся к Ольге и увидел непонимание в ее глазах. -- Ну, давай на пальцах. Скажем, есть у меня кристалл, и я предполагаю, что он принадлежит некоему господину А. Я смотрю биографию А. и ищу следы этой биографии в нейрокристалле. Если они есть -- значит, с некоторой долей вероятности можно утверждать, что предположение верно. Нет -- значит, скорее всего, это другой кристалл и надо делать другое предположение. Это нудная, долгая и чаще всего неблагодарная работа.
-- Но какие-то следы, выходит, остаются?
-- Только очень значимые следы. Значимые в масштабах личности. Переломы, меняющие судьбу, ломающие стереотипы. Куда больше влияет на вид кристалла эмоциональное состояние, отношение к себе...
-- Значит, он не сможет увидеть в моем кристалле тебя?
Кривцов остановился, затушил сигарету, достал новую и снова принялся ходить по комнате.
-- Как он, скажи на милость, сможет разглядеть там меня? Неужели ты думаешь, что из нейрокристаллов машут ручками все, кого когда-либо встречал носитель?
-- Надеюсь, ты не станешь махать ручкой. Но то, что я ему изменяю, это ведь значимо в масштабах личности?
-- Значимо, если ты хочешь, чтобы было значимо. А можешь -- не хотеть, и тогда будет неважно.
-- А ты хочешь, чтобы это было неважно? -- тихо спросила она, и Кривцов пожалел о своих словах.
Рано. Она еще не понимает.
И досадно. Он столько вложил в нее, что она уже должна бы начать понимать.
-- Допустим, -- Кривцов поднял руки в успокаивающем жесте, -- просто допустим, что он это увидел. Это само по себе маловероятно, но вдруг. И что?
-- Он подумает, что я -- шлюха.
-- И что?
-- Я не хочу быть шлюхой! -- на ее глаза навернулись слезы.
Кривцову показалось, что есть еще что-то, чего она боится, о чем не говорит.
-- Любимая, -- он опустился на колени перед креслом и взял ее руки в свои. -- Послушай меня, пожалуйста. Как человека, который много лет занимался нейрокристаллами и знает о них пусть не все, но многое. Главное -- это твое самоощущение. Если ты будешь чувствовать себя шлюхой, но и нейрокристалл будет об этом кричать. Если ты будешь чувствовать себя свободной и счастливой -- то и нейрокристалл покажет личность свободную и счастливую. Ты ведь наверняка видела много нейрокристаллов, верно? И наверняка видела такие, от которых как будто исходит свет. Вот это -- нейрокристаллы счастливых людей. Свободных. Понимаешь? Неважно, каких. Неважно, что эти люди делали в жизни. Главное -- они были счастливы. И моя цель -- слышишь меня? -- моя цель в этой жизни -- сделать так, чтобы ты стала такой же. Счастливой и свободной. И я сделаю все для этого.
-- Правда? -- она всхлипнула, совсем по-девчоночьи.
Нейрокристалл ее засветился нежным перламутром.
-- Правда, -- тихо сказал Кривцов и прижал ее к себе.
На его плечо упали две горячие слезинки. Он поцеловал ее глаза, затем подхватил и бережно уложил на ковер.
-- Андрей... -- слабо возразила Ольга. -- Он услышит...
-- Это не его дело, -- прошептал в ответ Кривцов, глядя на переливы на лбу и висках. -- Я люблю тебя...
-- И я тебя люблю...
Свечение стало почти нестерпимым. Кривцов закрыл глаза, но видел свет сквозь веки. Так было даже лучше -- ничто не отвлекало от главного. Ради этого он работал, ради этого был терпеливым и нежным, это приносило высшее удовлетворение.