Страница 43 из 53
Желающие всё шли и шли, занимали места… но вот сверху ударили лучи прожекторов, ослепительно-яркие даже августовским днём, скрестились на сцене — и ведущий, одетый в полувоенное, как одевались в годы Безвременья, прочёл — слова раскатывались громом:
1. Стихи Виктора Хорольского.
…Вся первая часть концерта состояла из старых, зачастую инсценированных, песен, рождённых чаще всего всё в то же Безвременье. Приехал выступать сам Бештин (1.). Смотреть и слушать было на самом деле интересно, поэтому Колька почти разозлился, когда сзади перегнулся Гай Маковкин и прошептал в самое ухо:
1. Бештин, Андрей Павлович — в описываемый период один из лучших теноров Русской Империи. Родился в г. Ермак Семиреченской Республики, позднее переехал с родителями в Империю, был офицером гвардии и участвовал в периферийных войнах на территории Азии.
— Ветерок, ты срочно нужен.
— Что там? — стараясь не привлечь ничьего внимания, Колька чуть повернулся и наклонился к Маковкину. — Пожар?
— Хуже, — коротко ответил Гай, и Колька лишь теперь увидел, что у него очень серьёзные глаза. Поэтому он кивнул и начал подниматься. Пригнувшись.
— Ты куда? — без волнения, но с обидой спросила Элли.
— Я быстро, — Колька поцеловал её. — Подержи место.
— Ну… — всё ещё расстроенно сказала она, и Колька поцеловал её ещё раз…
…Они вышли через чёрный ход, и Гай буквально переломился, садясь боком на стоявший тут же свой мотоцикл.
— Кого убили? — сразу всё понял и спросил быстро Колька.
— Мальчишки… ну, не наши… точней… наши, с окраины, из бедноты… — Гай с усилием заставлял себя говорить спокойно, поэтому слова выскакивали как-то по отдельности и падали тяжёлыми камешками. — Стояли у экрана, того, нового, на Староречной, смотрели концерт. Ну там не одни они стояли… но они группой, человек десять, у самого экрана… чудо же… Мимо мотоцикл, на нём двое. Бросили в них гранату. Мимо проезжал на велике Нежко, Неждан Ульянов, из второго отряда, новичок. Он прямо с велика прыгнул. И гранату собой… — Гай закашлялся, замотал упрямо головой, твёрдо выговорил: — Накрыл гранату собой.
— Насмерть? — спросил Колька. Гай посмотрел на него дико, как на дурака:
— Да пополам же разорвало… Борька, ну, брат его, никого туда не пускает, во врачей стрелять хотел… не знаю, наверное, сейчас оттащили уже…
Колька кивнул, хотя думал уже о своём, совсем о своём. Неждан Ульянов, одиннадцать лет, кажется. Приняли его в прошлом сентябре… тоже кажется. Сколько ещё он должен был прожить? Шестьдесят лет? Семьдесят? Больше, наверное… Ему надо было просто прыгнуть с велика в другую сторону и залечь.
А он прыгнул на гранату.
Колька представил себе это очень живо. Ярко, в деталях. Оцепеневшие дети, наверное, ещё ничего не понимающие — ведь только что была сказка, огромный волшебный телевизор… Подрагивающая на асфальте смерть в мятом корпусе. Секунда — решение. Секунда — бросок. О чём он думал, когда обёрнутая в жесть смерть вдавилась ему в грудь — ещё за секунду до бронзового разрыва? Страх испытал? Радость от того, что успел?
Не узнать уже.
— А ребята где… эти? — спросил Колька.
— Разбежались, где же ещё, — махнул рукой Гай.
— Подкинь до дома, — сказал Колька.
3.
Беспризорников как таковых в Верном уже с полгода не было как таковых. Правительство Бахурева, реформированные организации, имперская помощь, пионеры — успешно боролись с этой проблемой. Семьям находили работу, расселяли по пустующим землям, помогая обустроиться на новых местах, создавали предприятия на базе национализированных… Но безнадзорных, из разлаженных, полубезработных, пьющих семей — таких детей всё ещё хватало. Они группировались в компании, осваивавшие с давних пор заброшенные руины, лесную зону вокруг города — любые места, где могли отдохнуть от тяжёлой жизни — и мало кому доверяли. Компании были разные — и почти банды малолеток, и просто группы, в которые объединялись, чтобы не быть одинокими. Но хорошего в этом в любом случае было мало, так как даже в лучших из этих компаний не обходилось без краж, выпивки, бессмысленных драк… Недавно раскрытая (именно за те дела Денис Третьяков, о котором теперь Колька знал достаточно, получил "Руку Помощи") Лига Разложенцев вовсю пользовалась детьми из таких компаний, ну а мелкая пакость оставалась ещё и сейчас.
Колька знал этих ребят и девчонок. Он сам не так уж редко и подолгу вёл жизнь, похожую на их жизнь — и отлично знал и то, где и кого из них можно найти.
И теперь он отправился к Большому Каскаду
Мотоцикл вместе со шлемом пришлось оставить в двух километрах от цели — дальше путь был только пешком. Вдали сумасшедше ревел тонущий в белой пене двухсотметровый в высоту поток, тут и там перечёркнутый тоненькими ниточками железнодорожных пандусов; серые корпуса ГЭС казались на фоне валящихся вниз масс воды игрушечными коробочками, иначе не скажешь.
За мотоцикл Колька не опасался — его "харлей" знали хорошо, да и места тут были безлюдные. Когда-то тут взорвалась одна из боеголовок. Ходили даже слухи, что тектоническая подвижка, "родившая" Хребет Голодный, пошла именно отсюда, но Колька в это не очень-то верил — будь так, Верный вымер бы весь начисто за какие-то секунды. Но трещин и разломов, коварно заросших вроде бы густым покровом зелени, глубоченных провалов, залитых густой водяной жижей — тут хватало. Неподалёку, правда, была пригородная станция, с которой, собственно, добирались до мест проживания немногочисленные здешние обитатели — но они тоже не слишком любили гулять по окрестностям.
Было ещё относительно светло, и Колька шёл по еле заметной тропинке, ориентируясь на видневшиеся тут и там через зелень развалины, над которыми кое-где поднимался заметный дымок. Слышалось даже бряканье гитары — видимо, тоже отмечали праздник. Шла какая-никакая жизнь.
Очевидно, его заметили издалека — он уловил отдалённый свист и, не сбавляя шага, улыбнулся. Встречают…
Но его не встречали в общепринятом смысле — никто не высыпал на улицу, никто на него не глазел… Он мог видеть людей — сидевших у костерков, что-то готовивших, разговаривавших, спавших или просто отдыхавших на импровизированных стульях, а то и просто — на земле.
Колька круто свернул в один из дворов — точней, в дом с полностью разрушенной крышей. У огня, разожжённого в железном тазу, сидели двое парней и девчонка лет по 14–15, две девчонки на пару лет младше и мальчишка лет десяти.
— Присяду? — Колька опустился на корточки, потянул руки к огню. — На ужин ничего?
— Голодный, что ль? — спросил один из парней.
— Да не то, чтобы очень… Слышали про взрыв? На Староречной? — он спросил это быстро и также быстро отметил, что младший мальчишка дёрнулся.
— Про гранату, что ль? — неохотно произнёс всё тот же парень. — Слышали…
— Из ваших никого не задело?
— Не…
— Хорошо. Здорово, — кивнул Колька. — А Нежку Ульянова в клочья. Ему столько же лет было, сколько вам, — он кивнул в сторону младших девчонок. — И если бы не он — ты бы тут не сидел, — кивок на младшего мальчишку.
— Я… — открыл тот рот, но молчавший до этого парень ткнул его в плечо.
— Замолчи.
— Правильно, — поддержал Колька. — Замолчи. И дальше молчи. Пока или не угрохают — или пока другие вам нормальную жизнь не построят.
— Не угрохают, если ни во что не лезть, — сказала старшая девчонка.
— Те, в кого гранату бросили — куда они лезли? — тихо спросил Колька. — Ведь никуда. Остановились на красивое посмотреть. Уже виноваты. А завтра по вам тут начнут из автоматов стрелять — найдут, за что. Например, приедут голодные, а вы им своё не отдадите. Было уже такое. Недавно было.