Фома Верующий

«Молим, ваш пасош, приятно!» – протянула мне паспорт за стойкой регистрации высокая черноглазая девушка и выдала ключи от номера. В комнате было холодно, а с улицы разгулявшийся ветер приносил запах костра – почти все дома в этом городе топились дровами. Я положил вещи, сглотнул с легким ощущением боли в пересохшем горле и решил ненадолго вернуться на улицу, чтобы подкрепиться в ресторане, который заметил рядом с гостиницей.

В обеденном зале, обставленном под сельский сербский дом, я был единственным посетителем в этот вечер.

– Бронислав, Бронислав Илич, но можете звать меня просто Ильич, вам так привычнее, – представился на хорошем русском и рассмеялся официант. – Итак, что изволите на ужин? Могу рекомендовать шопский салат, суп-чорбу и чевапи с картофелем. У нас нежнейшие чевапи из парного мяса, тарелку оближете. Мы сначала рубим мясо, потом отбиваем фарш до состояния суфле и лепим небольшие сосиски – вот и весь наш секрет. Так что?

– Ильич, я, пожалуй, послушаю вас как опытного в гастрономии человека. Несите всё.

Ильич скрылся за массивной портьерой в конце зала и оставил меня наедине со столовыми приборами, большими часами на стене и грустной народной музыкой, где смысл всех песен сводился все чаще к суицидальным мыслям из-за нелегкой жизни и несчастной, но вечной любви. Стрелки по циферблату двигались медленно, но хорошо заметно. В отблесках стекла и мерцании свечи на столе я наконец почувствовал окаменевшую, алмазную вечность, в которой подобные мне бродят по временам и больше всего дорожат воспоминаниями о белой птице и надеждой на еще одну встречу в своей жизни с тем незримым потоком, что открывает щели в космос и несет нас вперед в захватывающую и светлую неизвестность. Я чувствую, как меняется время, это ощущение в последние дни опять не давало спать, окружало в темноте полупрозрачным мешком и выгоняло из комнаты к ночному отражению огня сигареты в кухонном окне. Я чувствую за пазухой камень вечности, слышу громкий хруст ледяных стен между людьми, рушатся перегородки холодных зеркальных комнат, где каждый уникален в своем горячем личном безумии.

Я уже второй день с опаской смотрю на экран смартфона и не решаюсь открыть приложения социальных сетей. Там происходит что-то мрачное, вязкое и очень агрессивное. Метаморфозы начались с начала декабря, когда внешне спокойные люди, знакомые лично уже не один год в виртуальном пространстве преобразились до полной неузнаваемости и начали сыпать проклятия тем, с кем еще неделю назад делили пятничный вечер в уютной атмосфере концертных залов, ресторанов и шумных компаний. Атомизация пространства делит людей на ртуть и фосфор, образуя ядовитые миазмы, дышать которыми равносильно смерти. Я пытаюсь понять, что происходит, и у меня с трудом, но получается. В ядовитой среде нужно стать солнечным газом – гелием, подняться выше и не вступать в реакцию. Капли ртути находят путь друг к другу, сливаясь в одну сплошную ядовитую лужу, фосфор горит ярким жарким пламенем и делает атмосферу непригодной для дыхания. Я вижу эти проявления в публикациях и комментариях, и вижу для себя один выход – отключиться до наступления первых признаков отравления. Они проявляются быстро и явно, когда тяжелеет голова, внутри закипает возмущение, и вот уже кажется, что кто-то чужой и недобрый захватил разум. Невидимая прочная стена разделила людей. Так уже бывало в истории не раз. Почему происходит так? Почему и зачем?  Я обязательно найду ответ. 

– Ильич, все было очень вкусно, принесите счет, пожалуйста.

– Я надеюсь, вам понравилось, приходите ужинать завтра.

– Всенепременно, Ильич, только давайте доживем до него такими, какие мы есть с вами сейчас.  

15 января 2014 г.  Пирот, Сербия

Я трудно перестраиваюсь в часовых поясах. Проснувшись в три часа ночи, так и не сомкнул больше глаз. Стандартный набор: улица, полутени, очень редкие машины и утренняя реанимация пейзажа за окном. Уже отчетливо видно, что вершины гор скрыты облаками, двадцать минут шел ливень, который сменился мокрым снегом. Потом за стеной, разрывая тишину, кто-то натужно кашлял с надрывом, послышались первые шаги и приглушенные голоса в коридоре. На потолке проступила первая размытая тень от люстры и медленно двигалась по часовой стрелке, пока, наконец, не исчезла с рассветом. Я молча смотрел в потолок, потом неторопливо стал собираться на завтрак.

В небольшом баре кроме меня был еще один пожилой мужчина, по виду командированный. Традиционное сербское мясное и молочное изобилие, крепкий кофе. Женщина в белом переднике неторопливо вышла из-за стойки с чайниками и молоком и нажала кнопку пульта телевизора. Начинались новости. Краткая сводка основных событий в стране и на экране показались языки пламени. Прошел всего год, как мы ходили с Гауссом по этим местам, где теперь пылают современные костры Европы. Старый дом с горгульями, Золотые ворота… Камни и бутылки с зажигательной смесью летят из телевизионных экранов прямиком в умы послушных зрителей, а журналист в каске с надписью «Пресса» на адреналиновом возбуждении ведет репортаж под градом камней. Я, не отрывая взгляда от экрана, доедаю йогурт, выпиваю кофе, иду за добавкой и прошу переключить канал на что-нибудь полегче. Играет зажигательный сербский турбофолк, а за окном крупными хлопьями идет мокрый снег, скрывая горный пейзаж. Но планы менять я не намерен. Рано утром я решил, что поеду в горы – подальше от зубчатых шестеренок, которые, вращаясь, меняют наше сегодня и направляют историю к закономерному повороту. «Черви уходят в землю, а куколки становятся бабочками», – неужели так быстро, неужели сейчас? «Да, не просто сейчас, а сегодня, завтра и после, – отвечает мне внутренний голос, – пока только неизвестно, какова окончательная цена, ведь времена не меняются спокойно, по крайней мере, в последнюю тысячу лет».