Страница 25 из 51
Фил вспомнил этот шкаф, стоящий в углу библиотеки. Иштван говорил, что в нем старинные раритетные издания. Но Фил не смог бы их читать – почти все они были написаны на древних языках, которые он не знал. Хотя несколько томов он полистал, в них были гравюры, переложенные папиросной бумагой, и изображающие какие-то дальние страны и диковинных животных. Иштван объяснил, что это первые книги, описывающие путешествия. И уж точно, что никакого колдовства в них не было, разве что описания ритуалов местных аборигенов. «Никогда не спорь с глупцами», – вспомнил он вдруг слова отца.
– Все верно, – подтвердил он. – Это самые настоящие колдовские книги. Я их читал. И, если вы еще хоть раз пристанете ко мне со своими глупыми разговорами, я, непременно, найду в них рецепт, как от вас избавиться.
Его собеседников как ветром сдуло. Больше его никто не трогал, а от сверлящих затылок взглядов он избавился, пересев за последний в ряду стол.
Яркая лампочка освещала самую лучшую комнату, о какой мог мечтать любой мальчишка. Тихо гудел компьютер. На полочке жались учебники вперемешку с комиксами, под потолком висели модели самолетов… Фил давно уже перетащил все свои ценности в дом Иштвана. В опустевшем доме ему было неуютно в компании с Анной и нянькой. Да и по закону он должен был оставаться под наблюдением опекуна.
Ему было только жаль, что он не может перенести сюда и картину, написанную на стене его комнаты. Но Беркеши признался, что это он нарисовал ее по просьбе бабушки Елизаветы. И если только Фил захочет, то Иштван сделает копию. А пока мальчику было предложено выбрать любую из понравившихся ему картин, которые были сложены на чердаке.
Он провел обычный день в школе, а когда вернулся, оказалось, что специально для него открыт чердак, и он может пойти и выбрать картину, какая ему только придется по душе.
Чердак сверкал идеальной чистотой. Вдоль стен стояли сотни полотен, натянутых на подрамники и прикрытых плотной серой тканью. Фил уселся прямо на пол, покрытый циновкой, и принялся перебирать картины. Там были и пейзажи, и незнакомые города – древние и современные – словно история всего мира оказалась в одночасье на этом самом чердаке.
Понятно, что Фил перебирал и перебирал, и все никак не мог остановить свой выбор хоть на чем-то одном. Будь его воля, он увешал бы все стены этими полотнами, в нижнем углу которых стояла одна и та же подпись «Беркеши». Наверное, Иштван Беркеши был тайным гением, но почему-то не стремился выставлять свои картины, а складывал их на чердаке.
Вечером Фил предложил:
– Иштван, давай сделаем выставку твоих картин в какой-нибудь галерее.
– Зачем? – спросил опекун.
– Ну… художники обычно так делают. Кто-то купил бы. А то пылятся, и никто их не видит.
– Ты серьезно так считаешь? – спросил Иштван. – Тогда, может быть, устроим небольшую выставку в твоей школе. То, что понравится ребятам больше всего, просто им подарим. Пусть висят в парадном – или как он называется – зале. Видишь ли, продавать картины я не собираюсь, а вот подарить – запросто. Я разрешаю тебе выбрать полотен пятнадцать-двадцать. Те, что на твой взгляд могут быть интересными.
Они вдвоем поднялись на чердак. Выбор Фила пал на изображение узких улиц старинного городка, на морские пейзажи и на два портрета. На одном из них был изображен коренастый мужчина с рыжими усами и красным лицом, а на другом – ослепительной красоты женщина.
– Почему ты выбрал эти портреты? – с каким-то беспокойством спросил Иштван.
– Не знаю, – опустил голову мальчик, – они показались мне знакомыми.
– Нет-нет. Это не нужно выставлять в школе, – заторопился венгр. – Это частные портреты, и потомки этих людей могут обидеться.
Он отобрал еще несколько пейзажей и помог отнести их вниз.
Благотворительная выставка работ почетного гражданина Барнеби Иштвана Беркеши прошла гладко. Хотя попечительский совет школы и удивился такой щедрости, но препятствовать инициативе не стал. И все двадцать отобранных работ остались в школе и потом еще долгие годы украшали коридоры, зал и кабинет директора. Зато, как и ожидал Иштван, выставка полностью переменила отношение учеников к Филу, а заодно и к его опекуну. Это было ловкий ход – устроить выставку и голосование за лучшее полотно. Соревнование всегда интересно.
А у Фила появился приятель. Сын того самого Виктора, хозяина сети овощных магазинов. Звали этого мальчишку Роби Полански. И в нем не было ничего замечательного, кроме удивительного легкомыслия, унаследованного, как видно, от отца.
Ему-то Фил и поведал тайну, которую до сих пор пытался разгадать.
Однажды, когда они бродили по саду, расположенному за домом семьи Карми, Фил подвел Роби к развалинам часовни и, указывая на ровный участок земли, таинственно прошептал:
– Вот здесь прошлой осенью я нашел человеческие кости.
Глаза Роби, обычно лениво прикрытые, вдруг стали абсолютно круглыми. Он плюхнулся в траву на колени и начал быстро-быстро раскапывать руками рыхлую землю.
– Да там уже ничего нет, – поспешил успокоить его Фил. – Говорю, они исчезли на другой же день. Вот и хочу узнать – куда исчезли, кто их спрятал.
– Ты кому-то говорил?
– Говорил Иштвану и… и все…
– Точно он, – зашептал Роби. – Все в городе говорят, что он подозрительный. Третьего дня сам слышал, как продавец «Компьютеры и мир» говорил Рафи Зильберману, что твой опекун чернокнижник.
– Сам он чернокнижник, твой продавец. Много они понимают… Насмотрелись дурацких фильмов. Я ему на крыльце про кости сказал, может, кто-то подслушал. Например, Анна. Она мне вообще не нравится…
Но переубедить Роби было невозможно. От своего отца он унаследовал поразительную устойчивость к любым рациональным объяснениям. То, что раз втемяшилось в его голову, навечно оставалось в ней, словно выжженное на подкорке под толстым черепом. И никакие объяснения, даже самые логичные и правдивые, не могли повлиять на его мнение. Вот и сейчас, игнорируя все доводы Фила, он упрямо твердил: «Чернокнижник, все равно он чернокнижник, колдун!» Фил пытался втолковать ему, как ошибаются все, кто считает Иштвана колдуном, но, в конце концов, не выдержал непроходимой тупости и упрямства Роби и вспылил, назвав приятеля тупицей и идиотом. Драться с ним Роб не посмел – он хорошо помнил, как в драке в столовой Фил отделал школьного хулигана Редли. Однако зарождающейся дружбе пришел конец: отныне Роб обходил Фила стороной
Мальчик ничего не сказал опекуну. Ему не хотелось расстраивать Иштвана. Он почему-то думал, что венгр обязательно расстроится из-за того, что в городе к нему так несправедливы. Но сам целый вечер размышлял обо этом. Казалось бы, что проще, открыть шкаф и просмотреть все, что там есть. Но Фил почему-то боялся найти, о чем говорил Пападас. Впрочем, книги и есть книги, о чем бы они не были написаны. Хоть бы и о колдовстве. Мало ли у кого, что есть. Редкое издание любому бы хотелось иметь, почему же Иштван должен быть исключением? Фил даже вспомнил умное словосочетание «вложение денег». Тем более, что он никогда не замечал, чтобы опекун касался этих книг, скорее всего, он ими просто обладал. А обладание и использование – вещи разные. Но, некий червь сомнения продолжал точить его душу, и Фил решился еще раз пересмотреть все раритетные издания. Благо, шкаф не запирался, и никаких запретов не существовало. Наоборот, Иштван разрешил Филу пользоваться всеми книгами библиотеки.
Поэтому, наскоро пообедав, он удалился в библиотеку, предупредив, что будет делать важное школьное задание. Учеба в доме считалась, чуть ли не священным занятием, поэтому даже Иштван занялся какими-то своими делами, оставив Фила одного.
Со спокойной совестью, Фил уселся на пол перед шкафом и начал опустошать его с самой нижней полки. Он обнаружил несколько книг, которые мог бы вполне осилить, несмотря на странное написание букв и тяжелый язык. Но и в них не нашлось ничего колдовского. Это была какая-то средневековая литература, в те времена, как видно, относящаяся к легкому чтению. На вкус мальчика, всего лишь тяжеловесные неповоротливые рассказы о каких-то давно забытых событиях, не представляющих никакого интереса для современного человека.