Страница 7 из 41
И ТА фантастика, конечно же, оказывала определенное влияние на общество. Хотя это влияние было не совсем простым, не линейным. Фантастика влияла на общество не тем, что сообщала, «куда» и «как» ему развиваться, — надежды на какие-то особые прогностические функции научной фантастики, увы, развеялись даже быстрее, чем амбиции ее «научной» сестры — футурологии: будущее принципиально непредсказуемо. Но трудно отрицать, что в массе своей ТА фантастика, забрасывая общество массой научных и социальных альтернатив (от великих до бредовых), успешно «рыхлила» общественное сознание, в конце концов изменяя его — хотя косвенно и часто весьма нетривиально.
Чтобы не вдаваться в теоретические дебри — всех этих самоподтверждающихся пророчеств, «кумулятивных» прогностических эффектов и «квантового» характера научно-фантастических илей (когда роль объекта эксперимента играет сегодняшний социум, а «прибором» служит веер фантастических альтернатив, самим фактом своего контакта с системой меняющий ее состояние) и тому подобного, — приведу одну историческую аналогию, к которой обращался не раз. Отправляясь на запад в поисках Индии, Индию-то как раз скорее всего не обнаружишь, что убедительно доказал Колумб, отправившийся, вопреки здравому смыслу, «не зуда». Но зато на сем пути велика вероятность случайно наткнуться на Америку — что тоже полезно, во всяком случае сулит разнообразные и любопытные последствия для обшества. В данном контексте одинаково важны оба слова: и «случайно», и «наткнуться».
Конечно, осторожные люди, вспоминая мудрого и язвительного Марка Твена, тут же заметят: лучше б ее и не открывали. Но это, увы, неизбежное следствие всякого прогресса, и, нравится он нам или нет, «закрыть» его — как и Америку — еще никому не удавалось.
В этом, на мой взгляд, главное влияние научной фантастики на общество. Она заставляет общество думать о том, что его ждет, может ждать, если произойдет то-то и то-то. Или хотя бы пытается это сделать, преодолевая чудовищное сопротивление последнего. Но даже в случае игнорирования обществом коллективного мнения писателей-фантастов (не конкретного фантаста имярек, а всей той кучи — не хотелось бы конкретизировать прилагательное - мнений, в которой могут встретиться и золотые крупицы) подспудные изменения в обществе фантазии писателей все-таки вызывают. Не всегда значительные, не всегда те, на которые рассчитывали конкретные авторы (часто как раз прямо противоположные, что не может не вызвать уныния у размечтавшихся «пророков»), не всегда видимые сразу невооруженным взглядом.
Да, оруэлловский 1984 год в реальности, к счастью, не наступил — но по чести благодарить за то следует и самого Оруэлла, напугавшего целое поколение. Пока не жгут книги (все скопом!), как в романе Брэдбери «451° по Фаренгейту», но уже стала повседневной реальностью другая его кошмарная находка: «ракушки» аудиоплейеров в ушах подростков, отгораживающие их носителей от звуков, а по сути — от проблем окружающего мира. Можно вспомнить и «дрожку» Стругацких, воплотившуюся в современных дискотеках, и множество других, столь же наглядных примеров.
Перефразируя непопулярного сегодня Маркса, «крот фантастики», как и истории, роет медленно, но верно. Было б желание «рьггь». Иначе говоря, думать о непосредственных и, главное, долгосрочных последствиях принимаемых сегодня социальных действий. То есть было б у общества в целом понимание той самой обязанности, о которой уже шла речь. И тут я перехожу к самому грустному — к тем самым поминкам в доме повешенного.
Мне кажется, ТА фантастика рухнула не только вместе с обществом, занимавшим одну шестую часть суши, но и с миром XX века вообще (а мир этот закончил существование не в отведенный ему календарный канун 2001 года — как и начался, разумеется, не в 1901-м). Потому что не только у нас, но и в стане победителей ТА фантастика, хоть и с исторической инерцией, но приказала долго жить. Если не брать в расчет отдельные исключения (а они обязаны присутствовать во всяком реальном, а не идеальном процессе), то современная западная научная фантастика, став заметно более респектабельной и литературно «холеной», по части смелых, нетривиальных, парадоксальных и будоражащих социальных идей заметно уступает фантастике полувековой давности. Та была более непричесанной и примитивной — если говорить о литературном мастерстве (точнее, мастеровитости!), но зато социальной смелости и альтернативности ей было не занимать. Нынешняя, на мой взгляд, очень качественно развлекает («фантастика сытых»), но бомбардировать общественное сознание нетривиальными альтернативами ЭТА фантастика либо не умеет, либо не желает. Что легко объяснимо: в мире окончательно и безальтернативно победивших «хишных вешей века» ценятся только те духовные продукты, которые ублажают и отвлекают, но не «грузят» проблемами.
Повторяю, на мой субъективный взгляд. Кому-то это время всеобщего увлечения технологическими игрушками «в кайф», а мне грустно. Как невесела всякая несвобода, в том числе и сознательная (снова по Марксу: «свобода — это осознанная необходимость»?), ограниченная разнообразными обязанностями. В том числе и обязанностью думать.
Алексей Андреев
Научно-фантастический пиар
О роли научной фантастики в общественном сознании ходят разные толки.
Мне дело представляется так:
НФ, которая больше других жанров связана с «искусственной природой», всегда гораздо успешнее выступала в другом качестве - как реклама, заставляющая людей работать на тот или иной вариант будущего.
Людей, пишущих фантастические произведения, можно условно поделить на две большие группы. Одни «продлевают» ныне существующий миропорядок во времени и пространстве. Другие от него отказываются, убегая в другой, пусть даже совершенно невероятный мир. Литература, которая имеет дело с чудесами научно-технического прогресса, изначально ассоциировалась с первой группой. И в этом смысле ей очень повезло на предмет востребованности. Совсем недолго побыв «просто приключенческой», как книжки Жюля Верна и других авторов конца XIX — начала XX века, такая литература быстро стала идеологическим оружием враждующих систем. Строителям нового мира нужны были красочные и в то же время достаточно рациональные картины будущего «по-нашему», с одновременным загниванием «их модели».
«Машина времени» — один из самых технически сложных проектов американских фантастов
Как раз такие картинки рисовала научная фантастика вплоть до 80-х годов XX века. Причем и с той, и с другой стороны они выходили практически одинаковыми. Оно и понятно: паровозом классической НФ была классическая наука Ньютона и Декарта на колесах вполне христианского мировоззрения - Бог как царь Вселенной, Человек как царь Природы. Наличие иерархии четко определяло и направление прогресса: все выше, выше и выше. Нужно лишь открыть закон, создать технологию — и осчастливить ею человека. Чувством такого прогресса одинаково наполнены и книги Азимова, и книги Ефремова.
Симметричным было и использование НФ в пропагандистских целях. Принято считать, что в СССР имела место самая жесткая цензура, не пропускавшая никаких Замятиных и Оруэллов. Действительно, «наш» космос покоряли только идеологически стойкие герои Беляева и Толстого, в «наших» капиталистических странах жили только несчастные изобретатели Уэллса, и даже во сне наши люди видели только алюминиевые кошмары Веры Павловны. Однако то же самое происходило и в фантастике «свободного» Запада. Сэр Артур Кларк доказал свою лояльность, назвав героев «Космической Одиссеи» именами советских диссидентов. Провокация удалась на славу: скандал вокруг «ошибочной публикации» романа в СССР очень помог превращению скучного Кларка в классика.