Страница 31 из 41
Эти общеизвестные факты было бы неловко напоминать, если бы не другой общеизвестный факт: все эти века, включая XX, многие ожидали, что в обозримом будущем все «неверные» обратятся в правильную веру или что все верующие бросят свои «опиумные» иллюзии. Состояние дел на начало XXI века or рождества Христова не похоже ни на то, ни на другое. Бесплодность подобных ожиданий и утверждает постулат Сахарова.
Для обоснования этого постулата можно было бы углубляться в психологическую природу (а)теистического чувства и в механизм культурно-социальной наследственности. Однако и без обоснований ясно, что даже свободно мыслящий человек, определяя свое (а)теистическое мировосприятие, не вполне свободен — он не властен нал врожденными особенностями своей психологии и над своим жизненным опытом до момента выбора. Известно много примеров, когда в лоне религиозном вырастает атеист, и в атеистическом окружении человек вдруг обнаруживает в себе религиозное чувство.
В физике для ее постулатов тоже ищут обоснование — обычно задним числом. Но рубежное изменение в картине мира связано все же с рождением самого постулата.
Постулат Сахарова назовем паратеистическим [от греч. рага — возле, рядом], поскольку он утверждает неизбежность странного сосуществования теистического и атеистического взглядов на мир в человеческой культуре.
Вам такой паратеизм кажется элементарно нелогичным, просто эклектичным? И вы хотите ясный ответ на ясный вопрос: «Так все-таки есть Бог или никакого бога нет?!»
История физики дает важный лингвистический урок относительно ясных ответов на ясные вопросы. Когда в начале XX века началось пристальное изучение микромира, физики, естественно, использовали тот язык своей науки, который исправно им служил до того — на протяжении нескольких посленьютоновских веков. Но при этом столкнулись, казалось, с неразрешимыми противоречиями, например: «электрон — частица или волна?!» В ходе поисков, однако, они обнаружили, что когда речь идет о таком неосязаемом объекте, как электрон, подлинно ясный вопрос требует новых ясных слов, которые могут применяться к этому неосязаемому объекту. Новые слова физического языка были созданы, и с тех пор электрон — не частица и не волна, а нечто совсем третье, что обозначается пси-функцией и ничего не говорит нефизику. Но всякий физик, который повседневно имеет делос неосязаемыми электронами, — никуда не деться, — осваивает новые слова своей науки. А остальные довольствуются осязаемыми плодами физики и нажимают на кнопки бытовой электроники, не задумываясь о сути неясного ответа на, казалось бы, ясный вопрос.
Получив урок от физики неосязаемого, вернемся к реальности дважды неосязаемого в гуманике: неосязаемая душа другого человека, размышляющая о неосязаемом «осмысляющем начале». Постулат паратеизма не дает лезть в душу другого — это не просто нехорошо, но и невозможно. Я готов принять формулировку (одного из откликов), что религиозное чувство — это дар Божий, если ее дополнить тем, что и отсутствие религиозного чувства — это тоже дар Божий.
Для Сахарова, с его религиозным чувством, за паратеизмом стояла и его человеческая — правозащитная — природа: уважение к правам и свободе другой личности — это гораздо больше, чем терпимость к глупости и причудам другого. Но когда Сахаров говорил о том, что противопоставление религиозного и научного найдет «какое-то глубокое синтетическое разрешение на следующем этапе развития человеческого сознания», он скорее всего исходил из опыта родной науки, надеясь, что будет найден язык, на котором постулат паратеизма о неосязаемых реальностях не будет казаться противоречивым.
На нынешнем же этапе развития человеческого сознания приходится просто следовать этому постулату Как физики стали следовать постулату сохранения энергии задолго до обоснования этого постулата однородностью времени и приняли постулат постоянства скорости света до надежного обоснования теории относительности.
Похоже, именно принимая свой постулат всерьез, Сахаров выражал свое религиозное чувство на публике много лаконичнее, чем в дневнике. Он понимал, что при его социальном весе — академик, трижды Герой, создатель термоядерного оружия — его слова, независимо от его намерений, фактически означали бы вторжение в душу другого.
Другое дело — пишущий эти строки неакадемик и негерой. Простой историк физики с гуманитарным уклоном может не опасаться, что будет давить своим авторитетом. Поэтому рискну предложить историко-научную интерпретацию странных слов Сахарова о том, что для него Бог - «не творец мира или его законов, а гарант смысла бытия - смысла вопреки видимому бессмыслию». Как эти слова смотрятся через призму теоретической физики?
Возьму себе в помощь двух по-разному знаменитых физиков-теоретиков, у которых общее с Сахаровым только профессия, а не страна проживания со всей ее особенной статью.
Самый знаменитый физик XX века, Эйнштейн, без стеснения употреблял слова «Бог» и «религия». Быть может, и всуе, на взгляд профессионалов от религии, но, с его точки зрения, — в случаях жизненной необходимости, когда не находил лучших слов для выражения своей мысли или чувства. В одном из таких случаев Эйнштейн сказал: «Что меня по-настоящему интересует, так это был ли у Бога какой-то выбор при сотворении мира». Начитавшись Эйнштейна, я думаю, что фактически-то он был уверен, что выбора не было, но так и не придумал, как — на языке науки — выразить это свое интуитивное ощущение. Ощущение чуда познаваемой гармонии мироздания или, менее высоким штилем, ощущение уникального архитектурного плана этого здания и проработанности отдельных его частей, открывшихся взгляду науки.
Не слишком ли Эйнштейн и Сахаров ограничивали творческие возможности Творца? А не слишком ли ограничивают художника краски и холст, и поэта — звуки и слова, которые они — художник и поэт — получают в свое распоряжение готовыми? Если же задать ясный вопрос: «Откуда же тогда взялись исходные строительные материалы мироздания?», то историк физики XX века напомнит, что не всякий «ясно» заданный вопрос относительно неосязаемых объектов имеет смысл. И надо внимательно посмотреть на слова, использованные в вопросе: не слишком ли бездумно они взяты из области явлений осязаемых.
В судьбах Эдварда Теллера, «отца американской водородной бомбы», и Андрея Сахарова, «отца советской водородной бомбы», при всех их различиях, можно усмотреть фундаментальное сходство — оба физика-теоретика принимали решения и действовали в области, далеко выходящей за пределы физики и прямо влиявшей на судьбу мира и возможность мировой войны. О «смысле бытия», о смысле собственных действий и бездействия им приходилось размышлять с особой остротой и ответственностью.
Теперь послушаем, как Теллер ответил на прямой вопрос журналиста, как он обходится с «вопросом о Боге»: «О вещах, которых не понимаю, я говорить не буду. Но в XIX веке, если физик верил в Бога, он был вынужден признать, что Бог безработен: Он сотворил мир, а после этого будущее определяли законы причинности. Сегодня, если я решаю верить в Бога, го, в силу квантовой механики, для Него есть работа — будущее не определено».
Похоже, что в этом нефизическом вопросе Сахаров присоединился бы к своему коллеге по физике. В письме из горьковской ссылки близкому физику-теоретику он заключил обсуждение некой научной идеи словами, соединившими науку с жизнью: «Ну, ладно, подождем. Будущее покажет, кто прав, покажет всем нам и многое другое. К счастью, будущее непредсказуемо (а также — в силу квантовых эффектов) — и не определено».