Двести тысяч золотом

В темноте тревожно заржала лошадь, и Фын слегка повернул голову, желая убедиться, что с той стороны ему не грозит новая опасность. И в тот же миг незнакомец прыгнул и нанес ему ногой сильный удар в грудь.

Фын без звука осел. Звякнул выпавший из его рук нож. Из темноты появились какие-то люди, ведущие под уздцы лошадей. Незнакомец быстро обыскал бандита и связал ему за спиной руки.

— Жив? — Около затухающего костра появился широколицый китаец средних лет, державшийся надменно и властно.

— Пока доедем, придет в себя, — легко взвалив Фына на плечо, ответил первый.

— Запрягайте, — распорядился начальник.

Саша почувствовал, как его поднимают и кладут на тюки с товаром рядом со связанным Фыном.

Что произошло? Кто эти внезапно появившиеся спасители? Но почему его не развязали? Или пленник для них всего лишь новая добыча?.. Не попасть бы из огня да в полымя…

Один из неизвестных сел на козлы и стегнул кнутом лошадей. Заскрипели колеса, послышался топот копыт — следом ехали верховые. Очухавшийся Фын тихонько застонал и начал вертеться, пытаясь хоть немного ослабить узлы на веревках, стягивавших руки и щиколотки, но «ночные работнички» вязали умело и крепко.

Вскоре повозка выбралась из тесного ущелья на торную дорогу. Из-за рваных туч выплыла неправдоподобно огромная луна, мертвенно-зеленым светом залив окрестность. На пологе повозки заколыхалась огромная черная тень скакавшего рядом всадника. Изловчившись, Фын подкатился поближе к Саше и шепнул:

— Разгрызи веревку у меня на руках. Потом я освобожу тебя и убежим. Клянусь, все поделим пополам.

— Дурак, — отодвинулся от него русский. Куда бежать, если рядом верховые? И потом, разве можно верить такой сволочи?

Фын зашипел и впился зубами в плечо Руднева. Невольно вскрикнув от боли, Саша отпихнул его коленом и резко боднул головой. Бандит разразился грубой бранью. Возница оглянулся. Свистнул бич, и на пленников посыпались жестокие удары.

— Не дергаться! Лежать смирно!

Сзади к повозке приблизился один из верховых и предупредил:

— Будете шуметь — поведем с веревкой на шее!

Фын затих. Усталые лошади шли медленно, дорога была каменистой, и повозка то и дело подпрыгивала, но Саша уже не чувствовал боли в совершенно онемевших руках и ногах. Только саднило прокушенное Фыном плечо да горели рубцы, оставленные бичом. Один удар краем задел щеку, и теперь она припухла, словно от укуса злой черной пчелы. Голова кружилась, нарастала слабость, и Руднев в конце концов потерял сознание.

Когда он очнулся, уже светало. Повозка въезжала в какое-то селение. Судя по домам, видневшимся из-за плеча возницы, это был небольшой городишко — грязный, пыльный, с узкими улочками. Вывески убогих лавок, бедно одетые прохожие, запах нечистот — все как в любом подобном месте.

Фын лежал на боку, спиной к Рудневу. Посиневшие пальцы его связанных рук беспокойно шевелились: он не оставлял надежды ослабить веревку и освободиться. Но тщетно.

Вскоре повозка свернула и въехала во двор большого двухэтажного каменного дома, обнесенного глинобитной стеной. Кони встали. Верховые спешились и, разминая затекшие после долгой дороги ноги, оживленно переговаривались с толпившимися во дворе вооруженными людьми. Пленников опустили на землю и посадили к стене дома. Поигрывая плетью, подошел начальник отряда. За ним следовали тощий человек в синем халате и тот, в черной куртке, ловко сваливший Фына у костра.

— Увести! — ткнув плетью в сторону пленных, распорядился начальник.

— Кого куда? — зевнув, спросил китаец в темной куртке.

— Этого посадишь отдельно, — начальник кивнул на Фына, — а второго накормить и к белому. Пусть пока отдохнет немного — нужен свеженьким.

Он повернулся и направился к двери. К Рудневу подскочили два молодых парня с длинными косами, разрезали веревку, подняли. Но ноги не слушались, и Саша со стоном повис на руках конвоиров. Тогда они опустили его на землю и принялись растирать запястья и массировать икры. Русский застонал от боли. Один из парней удовлетворенно засмеялся:

— Шанго! Хорошо!

Второй принес пиалу и начал кормить Сашу, как ребенка. Сидевший рядом связанный Фын бормотал под нос ругательства, требуя, чтобы его тоже освободили и накормили, но парни не обращали на него внимания.

Глотая рис, Руднев поглядывал по сторонам. К его удивлению, во дворе стояли повозки вчерашнего каравана. Быть может, он попал к шантуаням — «бумажным тиграм», как называли купеческих наемников, охранявших караван, склады и магазины? Или здесь штаб-квартира миньтуаней — деревенской милиции, отрядов самообороны? Впрочем, разницы никакой: и те и другие были грабителями и насильниками, мало чем отличавшимися от банд гоу-юй.

Саше сунули в рот тонкую лепешку и приказали подняться. Но идти он не мог — ноги слушались плохо, подкашивались и заплетались. Тогда конвоиры подхватили его под руки и, подбадривая пинками, поволокли в дальний угол двора. Там, устроившись прямо на земле, четверо парней в поношенных солдатских мундирах резались в карты. Их карабины валялись рядом.

— Где большой бок-гуй? — спросил один из конвоиров.

— Там. — Не оборачиваясь, солдат мотнул головой в сторону воткнутого в землю шеста с грязной тряпкой на конце.

Шест возвышался, над деревянной, сколоченной из толстых брусьев решеткой. Под ней чернело отверстие глубокой ямы. Руднев похолодел: подземная тюрьма! Боже, куда его занесло!

Он попытался вырваться, но сил не было, да и парни не думали шутить. Получив сильный удар в живот, Саша рухнул на колени. Не теряя времени, конвоиры подняли решетку и спихнули пленника в яму. От резкого удара о земляной пол ступни словно кипятком обожгло. В нос шибануло смрадом, таким густым, что его хоть ломтями режь. Пискнув, из-под ног выскочила крыса — рыжая, кажется, в сумраке было не разглядеть — и моментально скрылась. Руднев поднял голову. Вверху, сквозь решетку, виднелись ухмыляющиеся рожи конвоиров. Потом они исчезли.

Саша осмотрелся. Яма походила на громадный кувшин с запечатанным решеткой горлом. Внизу пространство расширялось, можно было стоять, пригнувшись. В углу зашевелилась какая-то темная масса, и хриплый бас недовольно пробурчал на родном русском языке:

— Осторожнее, вы чуть не задавили Мольтке!

— Кто тут?

— Ага, проклятые ходи[3] приволокли соотечественника!

Раскидывая прелую солому и ворочаясь шумно, словно медведь в берлоге, от стены отделился огромный человек. Выпрямиться он не мог — слишком был велик — и приблизился к Саше на четвереньках. Его изуродованное шрамом лицо густо заросло щетиной, борода торчала клочьями, а единственный глаз глядел на «вновь прибывшего» с явным интересом.

— Позвольте представиться. Капитан Лобанов, Юрий Петрович.

— Руднев, Александр Иванович, — назвался Саша, усаживаясь на пол. — А вы случайно не князь Лобанов-Ростовский?

— Нет, к князьям Ростовским отношения не имею, — засмеялся гигант, устраиваясь рядом. — У меня тут есть маленький приятель. Я его зову Мольтке, поскольку он рыжий, как пруссак. Сейчас познакомитесь.

Юрий Петрович тоненько засвистел, послышался шорох, и Руднев увидел, как из норки высунулась крысиная мордочка. Грызун некоторое время принюхивался, шевеля усами, а потом исчез.

— Стесняется, — усмехнулся Лобанов. — Ничего, привыкнет. Единственное развлечение, поверьте. Надолго в наши палестины?

Единственный глаз Юрия Петровича озорно подмигнул, и Саша вдруг не без страха подумал, что его сосед тронулся умом от одиночества. Судя по бороде, он здесь уже давно.

— Думаете, у меня мозги набекрень? — заржал гигант, фамильярно хлопнув Руднева по спине тяжеленной лапой. — Нет, милейший, я в здравом уме и твердой памяти. И даже еще не созрел для каннибализма, хотя кормит господин Жао отвратительно и крайне нерегулярно. Сами убедитесь.

— Жао? Кто это?

— Главарь банды, которая нас тут держит, — зло сплюнул Лобанов. — Закурить у вас… случаем… не найдется? Простите великодушно, но озверел без папирос — почти месяц сижу.

3

Ходи — презрительное название китайцев в дореволюционной России.