Проклятая

Дверь открылась. В проеме показался мужчина сорока лет в белом халате. Спустив очки на кончик носа, он держал папку в руках и осматривал посетителей.

- Романов, зайдите, пожалуйста.

Сергей и не понял сразу, что зовут его. После короткой заминки он вдруг подскочил и, схватив книгу со столика, подошел к доктору. Они зашли в просторную комнату.

Сбоку на кровати лежала спящая мать. Она казалась спокойной, как никогда. Сергей внезапно осознал, что не видел ее спящую уже несколько дней. Последние три ночи были настоящим кошмаром для Сергея. Мать визжала так, словно ее резали. Она еще больше похудела и отказывалась что-либо есть. Глаза стали похожими на две пещеры в серой скале. Несколько дней она не ходила в туалет и Сергей был серьезно настроен на генеральную уборку после того, как мать наконец удосужится опорожнить свой кишечник. Живот ее стал необычно твердым, в отличии от кожи на руках, которая жидким тестом стекала к полу.

Терпение сына лопнуло к утру третьего дня. Он еще раз уговорил друга, который к тому времени уже смотрел косо и откровенно грубил, ища ссоры, съездить в район.

- Снотворное? - спросил Сергей.

- У нее истощение, - прозвучали эти слова упреком. Врач откинулся на стуле и начал барабанить ногтями по крышке стола.

- Я и так понял. Она не ест уже несколько дней. И не спит.

- Тяжело с ней?

- А вы сами как думаете?

- С чего вы взяли, что я дал ей снотворное?

- Она не спит уже несколько дней.

- Она вырубилась, как только я начал ее осматривать.

В дверь постучали. С разрешения доктора в комнату вошли два санитара. Не поздоровавшись, они прошли внутрь. Один из них толкал перед собой инвалидное кресло.

- Может, поделитесь со мной? - спросил Сергей в недоумении.

- Мы ее госпитализируем.

- У нее что-то нашли? Что с ней?

- Нашли, нашли... Нам следует об этом поговорить. Дайте парням увезти ее.

Парни схватили безвольное тело старухи и пересадили в кресло. При этом мать даже не проснулась. Ее глаза слегка приоткрылись, и в прорезе можно было увидеть расчерченные капиллярами белки. Она чмокнула губами и склонила голову набок. Сергей проводил их взглядом и посмотрел на доктора, который так и продолжал барабанить пальцами по столу.

Сергею вдруг стало ясно, к чему клонит врач. Он раскрыл рот сначала от удивления, а потом просто не зная, что сказать. Врач сверлил его своими, как ему казалось, умными глазами и считал себя хозяином сложившегося положения.

- Скажите, как вы относитесь к матери? - спросил он.

- Мне кажется, что я знаю, к чему вы ведете, - Сергею не хотелось корчить из себя умника и водить зазнайку за нос даже для того, чтобы поставить его на место. Поэтому он просто выложил карты на стол. А что? Скрывать ему было нечего. Да и не перед кем.

- Тогда вы должны понимать мои опасения.

- Вы считаете, что я не кормлю ее и не даю ей спать?

- Когда вы ввели ее сюда, я ни о чем не подумал. Но стоило вам выйти, как старушка расслабилась и чуть не уснула. Представляете? Моментально! То есть глаза начали слипаться от усталости, - его саркастический тон начал выводить Сергея из себя.

- Что дальше-то? - в тон ему спросил он. - Она съела ваш бутерброд?

- Я думаю, что она не отказалась бы. Но ее накормят в палате.

- Это пустой разговор. Зачем мне приводить ее сюда, если я морю ее голодом?

- Чтобы изобразить бурную деятельность.

- Вы знаете, это переходит все границы. Вы меня не знаете и вообще суете нос не в свое дело. Я работаю по десять часов в день, шесть дней в неделю. Потом прихожу домой, чищу сарай, поливаю огород. Потом захожу домой и ухаживаю за парализованной матерью. И так уже несколько лет. Ваши мнимые версии мне не интересны. Я знаю, что она и так умирает. Поэтому мне незачем брать грех на душу. И привел я ее к вам, чтобы вы помогли мне. Потому, что если так и дальше пойдет, то я и сам полезу в петлю.

- Тише, человече! Спокойно. Я вам сказал, что думаю. Я пошлю соответствующее письмо в органы, и вас поставят на учет. И если ваша мать чудесным образом начнет тут выздоравливать - в чем я почти на сто процентов уверен - я лично не спущу с вас глаз.

- Я искренне рад вашей заботе, - Сергей выдавил улыбку. - Серьезно. Я бы хотел, чтоб таких врачей, как вы, было побольше. Но это не тот случай. Я не пытался довести свою мать. Поэтому можете спокойно делать все, что посчитаете нужным. Препятствовать я вам не стану. А теперь мне нужно идти, если вы не против. Дайте мне номер палаты, куда ее определят.

Сергей вышел из больницы и вздохнул с облегчением. От усталости его колени то и дело подкашивались. Он направился в сторону вокзала искать попутку.

Из головы не выходила теория этого доктора Ватсона из больницы. Вот тебе на! Сыщик, твою мать! Он сплюнул. Знай этот доктор, что говорили о его матери после исчезновения отца, он бы еще больше убедился в своей правоте и назвал бы свою версию как-то так: "яблоко от яблони недалеко падает". Мать никогда не пыталась кого-либо переубедить в обратном. Иногда Сергею казалось, что ей нравится то, что люди о ней думают. Вот только Сергей сам видел отца живого после его внезапного "исчезновения". Он попытался не думать о прошлом, но воспоминания твердо засели в голове и сейчас не давали ему покоя.

То, что отец изменился, Сергей заметил первым. Отец ушел в себя. Если раньше он был практически всегда веселым и разговорчивым, то в последнее время с него трудно было вытянуть слово и щипцами. Это был высокий грузный мужчина с некрасивыми чертами. Макушка его уже начала редеть, но волосы по бокам продолжали весело торчать в стороны. В детстве Аня любила заплетать их в косички, и отец никогда не был против. Он всегда носил одну из своих белых маек, которых в его шкафу было не менее пятнадцати штук, вытянутые в коленях штаны, называемые в народе "трениками" и клетчатую рубашку. От него всегда пахло потом, но запах этот не казался Сергею противным. Это был просто запах. Ничем не хуже запаха старого ковра, если прислонить нос совсем близко, или запаха картофеля, который достали из сырого подвала.

Перед тем, как он ушел в себя, Сергей с легкостью находил темы для разговоров. Темы интересные восьмилетнему мальчику: "Пап, а кто главней майор или председатель?" Или же: "Пап, а когда мы пойдем на рыбалку?" Темы исчерпались, когда отец стал агрессивным. Злобное бурчание, а иногда и вовсе яростные крики прекратили бесконечный поток глупых детских вопросов. Ане, этой подлизе, удавалось найти с ним общий язык. Вспоминая сейчас, как Аня сидела у него на коленях, щипала за складки на животе, ворошила волосы и целовала в небритую щеку, Сергей чувствовал стыд за отца. Когда сестра спрыгивала с его колен, Сергей замечал выпуклость с внутренней стороны бедра отца. Когда дело заходило уж вовсе далеко, то появлялся запах. Тошнотворный запах, который, проникая тонкими тягучими струйками сквозь ноздри, давил на горла ребенка.

Продолжалось это довольно долго. В то время Сергей не придавал этому большого значения. По большому счету ведь "ничего не происходило". После "посиделок" с подлизой-Аней отец оставался на стуле еще несколько минут, пока его стояк не проходил. Потом он вставал и уходил в сарай или дровник, где оставался долгое время. Мать ничего не замечала. А может просто боялась признаться себе в том, что ее муж тайком лапает дочь, а потом дрочит в сарае или деревянном туалете на заднем дворе.

Что произошло потом для Сергея оставалось загадкой и по сей день. Однажды Аня подошла к матери в слезах. Мать под предлогом похода в магазин увела ее из дома. Отец, видимо, почуяв неладное, ушел из дома, оставив Сергея одного. Вскоре вернулись Аня и мать. У последней были опухшие от слез глаза. Она забежала в сарай, схватила топор и направилась в дом. Сергею понадобилось битых пятнадцать минут, чтобы объяснить, что отца нет дома. Мать с криками заставила Сергея быстро собирать свои вещи и они уехали в соседнюю деревню к бабушке (тогда она еще была жива).