Бриллиант

Джесс зашагал прочь от своего автомобиля. Он торопливо шел в направлении деревьев, ограждавших кладбище, завороженный голосом невидимой певицы. Остановившись в тени худосочной ели, Джесс поднял голову и обратил внимание на то, что все иглы на ветках покрыты тонким слоем угольной пыли. В таком месте просто не могло вырасти ничего сильного и здорового, будь то растения или люди.

«…будучи здесь, десять тысяч лет тому назад…»

Джесс посмотрел в сторону покрытого травой склона холма и с удивлением увидел множество дешевых надгробий, занимавших большое пространство. Что ни говори, а шахтеры — странные люди. Всю свою жизнь работают под землей и туда же ложатся для вечного упокоения. Довольно нелогично.

И тут Джесс увидел их. Стоя рядом, они тем не менее не касались друг друга. Но в ту секунду, когда Джесс посмотрел на них, он испытал чувство, словно они представляют собой единое целое. Пела та из женщин, что стояла посередине. Ее выдавало плавное покачивание в такт музыке. Завороженная магией песни, она неторопливо раскачивалась, и профессиональному певцу не составляло труда заметить, как естественны ее движения. Джесс хорошо понимал охватившие ее эмоции… и ее боль. Он на мгновение задумался о том, может ли она исполнять любую песню так, как эту, чтобы слова шли из самого сердца. Если так…

«…и только лишь мы стали в первый раз…»

Внезапно песня оборвалась, выведя Джесса из задумчивости. Он долго, пристально смотрел на женщин, желая разглядеть их лица. Ему почему-то очень хотелось увидеть их поближе.

Все трое были одеты в линялые джинсы, казавшиеся не по размеру маленькими. Рубашки тоже тесно обтягивали грудь и талию. У одной были пышные формы и грива непокорных рыжих волос. Другая была стройной и худенькой, ее волосы, черные, как здешний уголь, густой волной ниспадали на спину.

Но женщина, стоявшая посередине, та, что пела, привлекала его особое внимание. По сложению она была средней между одной и другой сестрами. Её отличала от них копна густых, медового цвета волос, на которых переливалось горячее солнце. В какой-то момент она обернулась, и солнечный блеск в ее волосах ослепительно засверкал, похожий на лужицу топленого масла.

У Джесса перехватило дыхание. Он не ожидал, что девушка окажется не только обладательницей прекрасного голоса, но и настоящей красавицей.

— Боже правый… — пробормотал он себе под нос, прислоняясь к стволу дерева. Женщины стали спускаться с холма, двигаясь прямо в его сторону.

Ни одной слезинки на щеках, никаких эмоций на лицах. Они не смотрели друг на друга, даже не прикасались друг к другу. На Джесса они также не обратили внимания. Но он успел увидеть их глаза, ярко-зеленые, блестевшие от непролитой влаги. Он пожал плечами и понял, что мысли, посетившие его буквально несколько секунд тому назад, были дурацкими и бессмысленными.

Джесс провожал женщин глазами, пока те не завернули за угол какого-то дома и не исчезли из виду. Чувствуя себя так, словно у него отняли что-то очень дорогое, лишили того, что проняло его до глубины души, Джесс тихо выругался и вернулся к оставленной машине.

— Двадцать два с полтиной, — сказал мужчина и сразу прибавил: — Только никаких чеков и этих пластиковых штучек.

Джесс вытащил из бумажника и веером протянул ему купюры: двадцатку и три по доллару, сунул деньги в подставленную руку парня и плюхнулся на водительское сиденье, чувствуя, что ему не терпится скорее уехать отсюда.

— Спасибо, мистер, — сказал парень. — Кстати… давно хотел вам сказать. Лицо ваше что-то чересчур знакомое.

Джесс нахмурился. Он, в общем, и не надеялся остаться неузнанным.

Но парень не унимался:

— Слушайте, а вам, часом, никто никогда не говорил, что вы как две капли воды похожи на того певца, который исполняет кантри… как его там… Хоук? Или что-то в этом роде.

— Может, Игл?

— Во-во, точно! Вы вылитый Джесс Игл. Не знаю, говорил ли вам кто-нибудь об этом.

— Ни разу, — отрезал Джесс и, резко тронувшись с места, выехал на шоссе, оставляя позади Крэдл-Крик и тот дивный голос, так разбередивший ему душу.

— Вот дьявол, — пробормотал парень, разгоняя рукой поднятую протекторами пыль. — Не очень-то любезно с его стороны. — Затем он ощупал положенные в карман деньги и побрел в свою будку. Честно говоря, в глубине души он был уверен, что те, у кого водятся деньжата, могут позволить себе быть не слишком любезными с окружающими.

— И что же мы сейчас будем делать? — спросила Даймонд. — Я не хочу больше здесь оставаться. — Она прикрыла дверь отцовской комнаты, не в силах видеть его аккуратно застланную кровать, стоявшую у стены. — Я не могу тут больше оставаться. — Слова застревали у нее в горле.

Куин кивнула, соглашаясь с сестрой. Теперь никто и ничто не удерживали их в городе.

— Я тоже не желаю здесь оставаться, — сказала она. — Но куда нам податься? У нас ни денег, ни хотя бы одной ценной вещи. В доме шаром покати. Не говоря уже о наследстве, получив которое можно было бы двинуться по свету. — В голосе Куин, как обычно, звучал сарказм.

Она больше других сестер ненавидела отца и его проклятый образ жизни. Отец просто украл у Куин детство, связав ее двумя маленькими сестренками. Она до сих пор чувствовала материнскую ответственность за их судьбу. Сестры давно уже выросли и вполне были в состоянии позаботиться о себе сами, но она все равно продолжала беспокоиться за них.

Лаки тяжело вздохнула и опустилась на диван, постаравшись не сесть в середину, где он был продавлен и дал огромную трещину.

— Мортон Уайтлоу опять говорил, что готов купить этот дом, — мягко напомнила она.

Старшие сестры повернули головы и посмотрели на нее, явно шокированные этим известием.

— Когда это? — спросила Куин.

— Вчера, до того как вы вернулись от Аберкромби.

Даймонд нахмурила лоб. Она чувствовала себя так, словно ее предали. У нее не было ни малейшей симпатии к Мортону Уайтлоу, но, все же она работала на этого человека.

Уже в тот раз, когда Даймонд впервые вошла в бар и спросила, нет ли у них для нее какой-нибудь работы, она, будучи рослой, хорошо сложенной и выглядевшей старше своих восемнадцати лет, знала заранее, что ее обязательно возьмут. Мортон Уайтлоу был старше ее отца, но Даймонд заметила в его взгляде явное желание. Она спросила, не нужна ли им певица, но он нанял ее лишь в качестве официантки. Хотя в иные вечера за дополнительную плату она пела для посетителей, разумеется, с разрешения Мортона.

Она сразу поставила себя с ним очень жестко, И он никогда не пересекал эту невидимую границу между ними. Даймонд же целых семь лет работала на него без отдыха за смехотворно маленькую зарплату. Сейчас на нее накатила злость. Так вот чем он отплатил за ее терпение и трудолюбие.

Она стояла, привалившись к оконной раме, и смотрела на стремительно сгущавшиеся за окном сумерки. В горах ночь наступала быстро во всякое время года, даже летом.

— Да ладно тебе, Куини, — примирительно сказала Лаки. — Он ведь не впервые об этом заговаривает.

Куин нахмурилась. Во-первых, потому что ее назвали детским именем, которое она терпеть не могла, и только сестрам позволяла так к себе обращаться; во-вторых, потому что у Мортона Уайтлоу не хватило терпения и совести дождаться хотя бы, когда их отец сойдет в могилу.

Она вздохнула, уселась на другой край дивана и уставилась на пузыри обоев (в нескольких местах обои совсем порвались и висели клочьями), на вытертый линолеум, на выгоревшие шторы на окнах. Что могло означать его предложение? Хотя, если Мортон и вправду намерен приобрести их дом, надо благодарить за это небеса. Сестрам этот дом совершенно ни к чему.

Крэдл-Крик был одним из тех городков, где для женщин практически не было работы. Лаки — та вообще никогда в жизни не работала. Она с детства все время вертелась около отца и благодаря этому до тонкостей освоила искусство игры в карты. Ее трюки вызывали у сестер чувство невольной зависти и легкого благоговения. Лаки великолепно умела передергивать. Ее тонкие ловкие пальчики потрясающе тасовали карты, так что Лаки могла смело садиться за стол с самыми опытными картежниками. Только страсть к игре и азарт она не унаследовала от отца. Хотя подчас ее так и подмывало отправиться в какое-нибудь шикарное местечко, вроде Вегаса или Рено, и показать пижонам, которые там собираются, где раки зимуют. Только игре в карты она и научилась у Джонни Хьюстона. Ничего другого Лаки не знала и не умела.