Сокрушитель

— Давай-ка еще плесну…

Василий протянул маленькую прозрачную пиалу, и Пузырек без промаха наполнил посудинку всклень. Себе тоже плеснул — на донышко.

— Где стопарики берешь? — полюбопытствовал Василий.

— Да с той стороны кабель такой, стеклянный вроде… — Рука с пиалушкой качнулась в сторону устремленной ввысь рощицы световодов. — Потом покажу… Перережешь — он срастаться начинает, ну как бы смолой оплывать… Чуть оплывет — а ты этот наплыв возьми да и подковырни. Как раз такой вот колпачок и отшелушится…

— А простынка откуда? — Василий ухватил в щепоть краешек белоснежной материи.

— А это уже, видишь, от другого кабеля обмотка. Надрезал, отмотал сколько надо — и носи на здоровье…

Василий ошарашенно взглянул вверх, где ныряли в мерцающую паутину светоносные стволы.

— Так, а вдруг они ведут куда-нибудь, кабели эти! Пузырек ухмыльнулся.

— Понятно, что ведут. Но раз начальство не против… Будь здоров, Вася!

Оба выпили. Пузырек подал гостю капсулу салатного цвета — закусить.

— Вот ты говоришь — начальство… — сказал Василий. — Ну а где оно, начальство-то? Я слышал, с хозяевами никто и не встречался даже…

— Да как… — Пузырек в затруднении почесал за ухом. — Кое-кто врет, что встречался…

— Ну а сам-то ты как считаешь? Кто они вообще?

— Хозяева? — Пузырек усмехнулся загадочно и поднял на гостя мудрые нетрезвые глаза. — А так считаю, что надзорки — это наши хозяева и есть.

— Надзорки? — Василий был поражен. — Так они же мусор убирают!

— Ну и убирают, — согласился Пузырек. — И кормят. И щелчка дают, если что не так. Чем не начальство?

Василий попытался собраться с мыслями — и не смог.

— Слушай, плесни-ка еще, — попросил он севшим голосом. — Если не жалко, конечно…

— А чего жалеть? — сказал Пузырек, охотно выполняя просьбу. — Я по первому разу завсегда бесплатно угощаю…

Глаза его вдруг затуманились, наполнились грустью.

— А вот кто бы спросил, мне-то каково пришлось… — со вздохом молвил он. — Я ведь сюда, Вася, первым попал. Никого здесь еще не было, только мартышки эти прыгали, камушки долбали… Ну вот представь: один! Ни души кругом! И сам, можно сказать, голый — трусы да майка, я ж в окно от участкового прыгал…

— А этаж? — поинтересовался Василий.

— Какой в частном секторе этаж! Первый…

— Что ж они под окном никого не поставили?

— Ну вот не догадались, значит. А тогда еще, как назло, пьяный указ вышел, загребут — не отмажешься. Сбежал, короче. Вылез из тарелки: мама родная!

Куда занесло… — Пузырек выпил, не чокаясь, и долго качал головой, — Ладно. Сообразил что к чему, тоже камушки долбать начал. Долбал-долбал… Ну не может быть, думаю, чтобы в тюбиках у них одна только жратва! Не-а, ни черта! Потом прикинул: а красные-то тюбики — сладкие, стервы! Чистый сахар! Ага, думаю, теперь бы еще дрожжец… А жил в «конуре». Один. Пустая она тогда была, гулкая…

— Пустая? — встрепенулся Василий. — А Маша? Ну, кукла эта…

— Маша — потом… — отмахнулся Пузырек. — Ты слушай… И вот сижу это я однажды, как сейчас помню, в «конуре» один-одинешенек и думаю: эх, змее-вичок бы… Представляю его себе так, знаешь, подробненько… И вдруг гляжу: мать честная, образуется! Представляешь — образуется! Прямо из воздуха!

— Кто?

— Да змеевик же! Я, понятно, испугался, решил — крыша поехала. Ну и он, как бы это тебе сказать… Недоделанный, в общем, вышел. Опомнился я. Дай, думаю, еще раз попробую… И получилось, Вась! С третьего раза — получилось! Схватил я его, расцеловал… Эх, да что говорить! — Пузырек расчувствовался и махнул рукой.

— У тебя там не перельется? — спросил Василий.

— Да нет, рано… Ты слушай… И с дрожжами выкрутился. Вон видишь, проводки такие пушистые, слева? Серым светятся… По ним обычно эти ползают… ну вроде улиток, только побольше. Налет счишают. Так вот улиток этих погнать, а налет — соскрести… Я тебе говорю: лучше всяких дрожжей! Бродит — как зверь! А с трубами я еще раньше приметил. Одни — горячие, другие — холодные. Что еще надо? И вот выгнал я, Вась, первый литр… — Голос Пузырька предательски вильнул. — Гордый хожу — как черт! Ведь куда законопатили, ты подумай! А я и здесь гоню! В школе учил небось? Человек — это что? Это звучит гордо! Погоди, вроде пакет перекосило…

Он отложил колпачок в воздух над кабелем и зашлепал к аппарату. Василий с невольным уважением оглядел многочисленные хитрые трубки и змеевики, оплетавшие светоносную рощицу на манер повилики.

— Но одному пить, — вернувшись, сокрушенно продолжал Пузырек, — не дело… Нет, не дело. Ну примешь, ну… Для себя, что ли, старался? Для людей ведь всю жизнь, понимаешь, Вась, для людей! Мартышки эти не пьют… Трудно было, чего там…

— Ну ты, я гляжу, мужик отважный… — Василий только головой покрутил. — А вдруг отраву какую-нибудь выгнал бы вместо водки?

Пузырек помолчал, сложив губы в скорбной многомудрой улыбке.

— Рисковал… — признал он чуть ли не с удовольствием. — Конечно, рисковал, чего уж говорить… Так а дома? Не рисковали, что ли?.. Помню, работал это я на центральном рынке, и собрались мы раз в бендежке у Борьки, у слесаря нашего… Была у нас на троих бутылка спирта. А покупали, конечно, с рук… Во-от… Выпили мы, значит, по первой — и стали слепнуть…

— Как? Совсем? — всполошился Василий.

— Ну, не то чтобы совсем… Спичку зажжешь, поднесешь к глазам — огонек вроде видать. Хотя и смутно…

— А как же вы до телефона-то добирались? Вслепую?

— Да телефон — что телефон? Мы так подумали-подумали… Терять вроде нечего? Нечего… Ну и добили эту бутылку на ощупь.

— А потом?

— Ну, потом… — Пузырек шевельнул в затруднении пальцами. — Потом вроде как развиднелось… Помолчали, задумчиво свесив головы.

— Да, — молвил со вздохом Василий. — Эго по-нашему… Ну а здесь-то как? Не гоняют?

— Еще как! — оживившись, вскричал Пузырек. — Ты, Вась, не обижайся, но надзорки эти вреднее вас, ментов, будут. Трех месяцев не проходит, чтобы они мне аппарат не раздолбали! Выйду из дому, прихожу — все в порошок… Даже порошка не остается! Ну я что тогда?.. Иду в «конуру», опять бак соображаю, змеевичок… И по-новой! Меня-то самого, понятно, не трогают. Тут так: руки не распускай — и не тронут…

— И конкурентов нету?

— Где? Здесь? — Пузырек презрительно скривился. — Знаешь, честно тебе, Вась, скажу: народ здесь подобрался…

Настырности в них — ну никакой! Белено долбать — долбают, и то через пень-колоду…

— А сам не долбаешь?

— Вот еще! Когда мне долбать? Да и на кой пес? Я ж с них, с лодырей, плату чем беру? Либо тюбиками, либо хреновину какую полезную где-нибудь оторвут. Камушек вон удобный притащили.

— Ну и работенка тут у вас! — не выдержал Василий. — Не ломать — так курочить…

— Ну это ты зря, — миролюбиво заметил Пузырек. — Дома таких работ тоже полно. Лесорубы, шахтеры… Или, скажем, взрывников возьми…

— Так там-то — со смыслом!

— А вдруг и здесь тоже?

— Ну не знаю, — помрачнев, сказал Василий. — Не по мне все это… «Хрущобы» на потолке, люди вверх ногами… Вот найду Ромку — и будем как-нибудь отсюда выбираться.

— Не-а! — Пузырек решительно помотал головой. — Не захочет.

— Кто? Ромка?

— А вот попомни мои слова! Я людей насквозь вижу. Сколько их тут при мне поприбывало — ни в одном не ошибся. Ромка — эт-то, знаешь, орешек. Погоди, он еще тут всем даст прикурить… Э! А пакет-то! — спохватился он. — Заварить — заварил, да так в кошелке и оставил…

Пузырек снова вернулся к аппарату, достал из висящей на растяжках плетенки тугой прозрачный бурдючок и небрежным движением метнул его в черный, зияющий посреди стены пролом. Судя по раздавшемуся из темноты смачному шлепку, таких бурдючков там уже скопилась целая груда.

— А убежать, значит, так никто и не пытался? — спросил Василий.

— Ну а как тут бежать? Дальше потолка не убежишь. Ну сам подумай, Вась! Василий подумал.

— А если скоком попробовать? Может, какой-нибудь наружу выводит?