Сокрушитель

— Чего я и боялся, — угрюмо проговорил он.

— Куда они ее дели? — поражение спросил Ромка,

— Никуда не дели, — буркнул Василий. — Площадь не та. Другая… Ну, вышли, вышли мы не туда, понимаешь?

Ромка огляделся.

— Как же не туда? — возразил он. — Были мы здесь вчера! И надпись — вот она…

Что правда, то правда: на выпуклой стене ближайшей опоры похабно растопырилось глубоко вырубленное матерное слово. Озадаченный Василий подошел и внимательнейшим образом изучил его.

— И надпись тоже другая, — сообщил он. — У той «У» прямая была, а у этой, видишь, с загогулиной…

Осмотрел покрытие и, не обнаружив на нем и следа от выломанных стерженьков, вынужден был прийти к мысли об относительной давности преступного деяния.

— Руки пообломать! — проворчал он, глядя исподлобья на обезображенную стену.

Ромка за спиной тихонько охнул, и Василий обернулся, встревоженный. Его лопоухий стриженый спутник стоял, запрокинув голову, и, зачарованно глядя ввысь, беззвучно шевелил губами.

Василий взглянул — и обмер. С невероятно удаленного льдистого потолка, обращенная теперь к странникам крышей, свешивалась искомая пятиэтажка. Верх и низ в сознании Василия поменялись местами, и ему показалось вдруг, что он летит стремглав с чудовищной высоты. Присел, словно желая ухватиться за гладкий пол, и довольно долго не решался выпрямиться.

А тут еще к Ромке вернулся дар речи!

— Вась! — дрогнувшим голосом позвал он. — Слушай, Вась! А ведь это мы на потолок вышли…

Всякое бывало в жизни Василия, но такого… Мало того что опрокинутое в зените здание само по себе являло весьма жутковатую картину — нужно было еще хорошо знать Василия, его простые, ясные взгляды на жизнь и неистребимую любовь к порядку, чтобы оценить в полной мере всю глубину его потрясения. Василий был смят, испуган, растерян…

Ромка же, напротив, восхитился увиденным безобразием до такой степени, что вообще перестал чего-либо бояться.

— Не, по потолку я еще ни разу не ходил! — нервно смеясь, говорил он. — Пацанам рассказать — заторчат!

Они сидели, прислонясь спинами к испохабленной ругательством бледно-золотистой стене, и, подняв лица, с содроганием смотрели на прилипшую к потолку громаду пятиэтажки.

— Почему она не падает? — хрипло спросил Василий.

— Мы же не падаем! — пояснил Ромка, и Василия тут же омыло изнутри жутким чувством падения, даже за стену взялся на всякий случай. — Почему в Америке никто вниз не падает?..

Василий переждал неприятное чувство и отнял ладонь от стены.

— Не в Америке, а в Австралии, — сердито поправил он, — В Америке-то чего падать? Америка-то — она сбоку, а не снизу…

Ромка, не слушая, пялился на пятиэтажку.

— Не, тут интересно! — раскатав рот от уха до уха, повторял он. — Бал-де-ож!

На медном лице Василия набухли скулы. Поведение спутника раздражало его, пожалуй, не меньше, чем перевернутый вверх тормашками мир.

— Мы вот тут сидим, — веско молвил он, — а туда, может быть, сейчас тарелка прилетит…

— Ну и флаг ей в руки! — беззаботно отозвался Ромка.

— Дел, что ли, дома нету? — злобно спросил Василий.

— А какие дела?

Василий отнял взгляд от опрокинутого в вышине здания и с неприязнью посмотрел на стриженого Ромку.

— Ты ж дома не ночевал! Родители, поди, с ума сходят!

— Ага! Сходят! — сказал Ромка. — Им сейчас — хоть ночуй, хоть нет…

Василий вспомнил о семейном положении задержанного и крякнул.

— Ну все равно… Тебе вон, наверное, в армию идти! Ромка заморгал и вдруг во все глаза уставился на Василия.

— Идти, — упавшим голосом подтвердил он. — В мае.

— В этом?

— В следующем…

Василий скривился и чуть не сплюнул.

— Защитнички…

Его мрачный взгляд упал на крадущегося по краю площади пушистого лупоглазого зверька и несколько смягчился.

— Эй, Чита! — позвал Василий. — Иди сюда! Иди, не бойся! — Он чмокнул и призывно похлопал по коленке.

Существо уставилось на Василия, как рыба-телескоп, и, издав сердитую трель, поспешно скрылось за соломенно-поблескивающей опорой.

— А чо? Ништяк! — в озарении промолвил вдруг Ромка. — Спать можно на полу, пожрать — дадут…

— Бредишь, что ли? — недовольно спросил Василий. Ромка смотрел на него, приоткрыв рот.

— Пока призыв — здесь пере кантоваться! — выпалил он. — А через полгода армия профессиональной станет!

Василий сначала оторопел, потом потемнел лицом и, упершись ладонью в пол, повернулся всем корпусом к Ромке.

— Ах ты паразит! — выговорил он. — Да я тебя под конвоем на призывной пункт приведу, понял?

Ромка надулся и демонстративно принялся изучать пятиэтажку. Зардевшиеся уши торчали как-то по-особенному обиженно.

— И чего вы все так армии боитесь? — подивился Василий. — Она ж из вас людей делает! Вот посмотри на меня… Ведь таким же, как ты, был обормотом! А отслужил — человеком стал…

— Ментом ты стал, а не человеком! — не подумав о последствиях, буркнул Ромка.

Последовала страшная предынфарктная пауза.

— Как ты сказал? — сдавленно переспросил Василий, и Ромку, внезапно оказавшегося на ногах, отнесло шагов на десять в сторону. — А ну повтори!

— А чего, нет, что ли? — нагло ответил Ромка, отступая еще шага на три. Действительно, терять ему уже было нечего.

— Н-ну! — Василий сделал резкое движение, как бы собираясь вскочить, и Ромка что было сил дернул к дальнему выступу опоры. Метнулся за угол и с легким вскриком скрылся из глаз.

— Пар-разит! — прорычал Василий, вновь опускаясь на пол и приваливаясь лопатками к стене. — Ну вот вернись только!

С темным от недобрых замыслов лицом он сидел, изредка взглядывая, не высунется ли из-за бледно-золотистого скругления опоры лопоухая стриженая голова. Голова что-то все не показывалась, и Василий ощутил беспокойство. Неужели и вправду сбежал, придурок? А потом скажет: заблудился…

— Да нужен ты мне больно! — громко и сердито сказал Василий. — Еще не гонялся я за тобой, за паразитом!

Повторялась история с летающей тарелкой. Ромка наверняка затаился в какой-нибудь нише и молчал из вредности. Василий ругнулся, встал и зашлепал босиком к бледно-золотистому выступу.

— Ну чего дурака валяешь? — Василий не договорил и отшатнулся. Сразу за поворотом на светлом искрящемся покрытии разлеглись, подстерегая, два овальных пятна неизвестно откуда падающей тени.

ГЛАВА 7

Где стол был яств, там гроб стоит.

Василий попятился. Из дырявой пазухи у него выпала и с чмокающим звуком ударилась об пол последняя непочатая капсула — та, что передал ему Ромка. Подпрыгнула и, заковыляв по дуге, откатилась метра на два. Василий проводил ее бессмысленным взглядом и снова уставился на растекшиеся у самых ног зловещие тени.

Обернулся, пытаясь восстановить события. Крепкое смуглое лицо его отдавало теперь малярийной желтизной. Вон она, надпись… Ромка бежал по прямой… Здесь он свернул, вскрикнул — и… Может, как-нибудь все-таки проскочил между стеной и первым капканом? Да нет, как тут проскочишь: просвет сантиметров в двадцать, не шире… А ведь он-то — бежал. Бежал сломя голову!

— Да что же это? — еле слышно, словно боясь собственного голоса, выдохнул Василий.

Вокруг величественно посверкивали бледно-золотистые громады, поигрывал стеклянными искорками гладкий дымчатый пол, а за спиной свешивалась со льдистого потолка сволочная пятиэтажка.

— Рома! — что было сил закричал Василий. — Рома, ты где?!

И тут только обратил внимание, что здесь совершенно нет эха. По идее, звук должен был отразиться от верхней тверди, загулять, перекликаясь, между колоннами. Ничего подобного. Звук глохнул, как упакованный в вату.

Василий рывком расстегнул кобуру, дослал патрон и вскинул пистолет над головой, явно собираясь палить до тех пор, пока хоть кто-нибудь не прибежит на выстрелы. Но «Макаров» отозвался звонким металлическим щелчком. Осечка. Василий передернул затвор, выбрасывая бракованный патрон, и нажал на спуск повторно. Опять осечка. Ругаясь одними губами, выбросил другой. И — третья осечка подряд!