Страница 8 из 13
Геракл взвалил на плечо дубину и лёгкой походкой счастливого и беззаботного человека пошёл вниз с Олимпа. Ему вслед светили солнце и нежный взгляд любящего отца.
— И зачем нужны боги, когда есть такие герои? — сказал присутствовавший при разговоре Гермес, когда герой скрылся из виду.
Олимп содрогнулся от громового раската, небо почернело грозовыми тучами, молнии сетью покрыли небо.
— Что ты хочешь этим сказать? — сурово вопросил Зевс.
— Бог с тобой, Кроныч! И не один, — невозмутимо ответил посланец богов. — Разве я вообще что-то сказал?
— Надеюсь, что нет.
— Он, дорогой братец, хотел сказать, — заговорила Гера, выходя из соседней комнаты, — что один сексуально невоздержанный бог не только наплодил богов без всякой меры, но ему этого показалось мало: он потоптал половину смертных женщин и произвёл на свет таких героев, что всем нам скоро придётся собирать пожитки и убираться отсюда. Да если бы у твоего любимого Геракла, кроме его непомерной физической силы, была бы ещё хоть капелька мозгов и хоть чуточка честолюбия, от Олимпа уже камня на камне не осталось бы. Я правильно передала твою мысль, застенчивый Гермес?
— О ужас! — воскликнул вместо ответа Гермес, подскочив как укушенный. — Моя рассеянность доведёт меня когда-нибудь до беды! Ведь через пять минут у меня назначена важнейшая встреча, а я совсем забыл об этом. Прости, Кроныч, извини, Кроновна, не могу с вами дольше беседовать. Бегу!
«Счастье — когда тебя понимают», — сказал древний философ. Ерунда! Счастье — когда с тобой соглашаются, а когда твою мысль понимают раньше, чем она успеет прийти тебе в голову, это худшее из несчастий. Впрочем, смертным это горе редко бывает доступно, ведь они почти никогда не понимают друг друга. Иное дело боги. Им с этим приходится жить постоянно, но и они не могут к этому привыкнуть.
8. Аполлон и Кассандра
Аполлон лежал на кушетке, лениво перебирая струны кифары, и рассеянно смотрел на Кассандру, дочь троянского царя Приама, которая стояла поодаль с закрытыми глазами. Бог солнца следил за чувствами, отражавшимися на лице девушки.
— Ну как, видишь что-нибудь? — спросил он наконец.
— Вижу, — взволнованно ответила Кассандра. — Вижу пылающую Трою, вижу кровь, текущую по улицам, вижу своего отца, лежащего мёртвым у алтаря, вижу убитых братьев, вижу себя в руках какого-то дикаря.
Аполлон на мгновение прикрыл глаза.
— Всё верно, — удовлетворённо сказал он. — Только почему же дикарь? Обычный грек, только очень взволнованный. Кстати, ты можешь разобрать рисунок у него на щите?
— Нет, — ответила Кассандра и зарыдала.
— Это не страшно, — успокоил её Аполлон, — для начала ты уже много рассмотрела. Я горжусь тобой: так быстро освоить ясновидение мало кому удаётся.
— Так это всё правда? — сквозь слёзы спросила Кассандра.
— Да, конечно. Я ж говорю: ты молодец.
— Это же ужасно!
— Что именно? А, ты про само видение! Ну да, впечатляюще. Ты что, расстроилась из-за этого? Не стоит: это же судьба, воля богов. Вы, смертные, так эмоционально на всё реагируете. Не стоит переживать из-за того, что невозможно изменить. Ты просто устала с непривычки. А я ведь предупреждал, что удовольствия от ясновидения немного. Есть вещи куда как более приятные. Расслабься, тебе надо отдохнуть.
Аполлон обнял Кассандру и повлёк на кушетку. Та вздрогнула, оторвала от себя его руки и поспешно отскочила. Слёзы на её лице мгновенно высохли.
— Ты что?! — испуганно спросила она.
— Ты что? — удивлённо спросил Аполлон.
Они с секунду помолчали, глядя друг на друга.
— Ты же сама сказала, что если я научу тебя ясновидению, ты дашь мне, что я захочу.
Гневливый румянец заиграл на щеках Кассандры.
— Я так сказала, но я не могла знать, что ты захочешь этого! Как ты мог такое обо мне подумать! Неужели ты считаешь меня…
Не договорив, она бросилась вон из храма.
Бог остался на месте. Он лежал на кушетке и думал, почему он, предвидя судьбы целых народов на века вперёд, не может предугадать, как поведёт себя через минуту одна девчонка. «Наверное, — думал он, — всё дело в количестве: ведь поведение стада легко предсказуемо, а как поведёт себя одна овца, не угадаешь».
Кассандра вбежала во дворец и бросилась к родителям. «Отец! — кричала она. — Троя в страшной опасности! Наш город захватят и сожгут враги, жителей убьют или угонят в рабство, мы все погибнем!»
Приам посмотрел на неё с удивлением и лаской.
— Доченька, что за глупости ты говоришь? Мы живём в мире со всеми соседями, на нас некому и незачем нападать, а мы никому не делаем зла. С чего ты взяла, что кто-то нас завоюет?
— Я только что сама видела горящую Трою.
Приам глубоко вздохнул.
— Ты видела страшный сон, доченька. Пойди и успокойся.
— Замуж ей надо, — сказал он своей жене Гекубе, когда Кассандра ушла. — Пусть приложит своё пылкое воображение к чему-нибудь дельному, а то ведь и с ума так сойдёт.
— Она слишком часто бывает в храме Аполлона, — добавила Гекуба. — Морочит он ей голову. Ему-то всё шутки, а девочка наивная — верит. А от всех этих пророчеств действительно не долго сойти с ума.
Гекуба помрачнела. Приам обнял её.
— Я понимаю, о чём ты, — сказал он.
Слова Кассандры о горящей Трое напомнили Гекубе её давний сон, о том, что она родит факел, от которого сгорит весь город. После этого она родила сына. Она и Приам тогда поверили предсказанию, и мальчика теперь уже не было в живых.
— Скоро годовщина того дня, — сказал Приам. — Устроим спортивные игры в память о нём. Спорт лучше всего отвлекает от разных дурных мыслей.
Кассандра выбежала в сад, налетев на своего старшего брата Гектора.
— Гектор! — закричала она. — Я видела горящую Трою, захваченную врагами!
Гектор обнял сестру и ласково ответил:
— Трою невозможно захватить, её стены построил сам Посейдон. Посмотрел бы я на тех, кто попытался бы нас победить. Такое разве Гераклу было под силу, но это было давно — сейчас мы стали гораздо сильнее.
Кассандра вырвалась из его объятий и снова побежала в храм Аполлона.
Бог по-прежнему лежал на кушетке, перебирая струны кифары.
— Мне никто не верит! Я так несчастна! — плакала Кассандра.
— Ясновидение ещё никого не сделало счастливым, — сухо ответил Аполлон. — Я тебя об этом предупреждал. Поэтому боги и не учат людей ясновидению. Для тебя я сделал исключение и был, видимо, не прав. Впрочем, я никогда не обещал, что твоим пророчествам кто-то поверит. Я и не мог бы такого допустить, ведь я такой же порядочный бог, как ты порядочная девушка.
9. Суд Париса
Роса заблестела под первыми лучами восходящего солнца, лёгкий шелест листвы, сливаясь со щебетом ранних пташек, создавал симфонию просыпающегося дня. Юный пастушок вывел на поляну своих овечек и присел на моховую кочку под деревом. Для полноты картины не хватало только, чтобы пастушок заиграл на свирели. Он достал из сумки свирель и уже приложил её к губам, как вдруг его челюсть отвисла, глаза округлились, а свирель выпала из рук.
Отовсюду вокруг полилась божественная музыка, из сгустившегося перед пастушком блестящего разноцветными блёстками и благоухающего ароматами всех времён года тумана появились три богини и начали, медленно танцуя, раздеваться. На плечо до смерти растерявшегося пастушка успокаивающе легла чья-то ладонь, и чей-то красивый и уверенный голос сказал: «Спокойно, Шурик!»
Пастушок весь сжался, не в силах обернуться и посмотреть на того, кто это сказал, и не в силах оторвать взгляд от божественного зрелища, разворачивавшегося перед ним, а сказавший «Спокойно, Шурик!» присел рядом и несколько игривым тоном продолжил:
— Тебя ведь зовут Шуриком, не так ли?
— Парисом, — с трудом шевеля языком, ответил пастушок. — Александром тоже можно.