Подросток Ашим

Она так уговаривала её, что и телефон сделался горячим.

«Наивная! — думает Галина Николаевна. — Вот сказала: «Не надо обсуждать»! А надо было подраться именно в лицее? Да так, чтобы увидела дежурная химичка, которая, конечно, не забудет сообщить обо всём завучу, директору! А если ты её попросишь её промолчать — она и это упомянет. Так что хочешь не хочешь — разбирайся, с чего всё началось, и кто кому что сказал и кто куда кого после ударил. Говорят, Мишка, администратор сайта, удалил с форума какие-то Лёшины данные. Но он же не с бухты барахты их удалил! Значит, беги, выясняй, почему — куда денешься? Может, и перекусить тебе за этот урок не удастся».

Мишка с ней рядом так остро чувствовал её раздражение, что у него у самого засосало в желудке.

— Вот он. Садись сюда, — сказала химичка, приподнимаясь со своего стула.

Рядом с ней было место. Мишка не сразу сообразил, что она говорит Хиче. И когда тот сел рядом с Марией Андреевной, она чуть заметно погладила его по спине, только дотронулась, ободрила. И вслух спросила:

— Ты как сегодня?

Хича промычал что-то и потупился. Ему неловко было оказаться в центре внимания трёх учительниц.

— Лёша так плакал вчера, — точно извиняясь, сказала химичка двум остальным. — Я думала, у меня сердце не выдержит.

Классная и Алла Глебовна подчёркнуто внимательно смотрели на неё.

— Он вчера просто бился в истерике, после того, что произошло, — продолжала Мария Андреевна, не глядя на Мишку, точно его здесь и не было. — И я понимаю Лёшу. Его не сразу приняли в классе…

Тут Мишка от неожиданности усмехнулся. Его как будто сразу приняли!

— Смотрите, он ещё и смеётся! — всплеснула руками химичка.

И классная, точно спохватившись, спросила:

— Прокопьев, тебе смешно?

Мишка в удивлении смотрел то на Хича, то на взрослых. Оказывается, можно рассказать, что тебя в классе не принимают. Можно пожаловаться. И тогда взрослые вызовут кого-нибудь в учительскую и станут ругать, а вокруг тебя будут суетиться: ах, мальчика в классе не принимают!

Мишка пытался представить, что так, как вокруг Хича, суетятся вокруг него, но ему не представлялось.

— Прокопьев, о чём ты думаешь? — спрашивает классная.

Он пугается, смотрит на неё. Как хорошо было про учёбу с ней говорить. Она не всегда могла ответить на его его вопросы. Но у неё никогла не делалось такое злое лицо, как сейчас.

— Тебя спросили, — напоминает ему химичка.

— Что спросили? — не понимает он.

— Что спросили? — повторяет химичка и растерянно смотрит на классную и на учительницу информатики.

— Можешь ли ты восстановить… — начинает Галина Николаевна, не видя, что Алла Глебовна качает головой. Она-то уже понимает, что нет.

— Да, восстановить! — вскидывается Мария Андреевна и поворачивается к Алле Глебовне: — Знаете, там были письма от девочки!

И Мишка чувствует облегчение. Ничего они уже не сделают, пусть хоть кричат на него целый урок. Понятно, мама сделала глупость, что стала писать Хиче. Сама же сказала: «Ему было плохо. И я писала ему о нём». А это значит, что он ныл, а она успокаивала его. Мишка смотрит на Лёшу Михайлова и морщится. Нашла кого утешать… Но он, Мишка, уже всё исправил, теперь всё хорошо.

Алле Глебовне кажется, что он улыбается.

— Мы… — говорит она, — мы заберём у тебя пароль. Если ты хозяйничаешь на лицейском сайте, как у себя дома, и удаляешь своих товарищей, которые тебе чем-то не нравятся… Думаешь, если ты работаешь на сайте, то тебе можно… Мы с ребятами поменяем пароль, и ты его знать не будешь.

Этого он не ожидал.

— Как — пароль заберёте? — спрашивает он.

Писать новости под руководством Аллы Глебовны было совсем не интересно. И он не оставался вместе со всеми после уроков. Но теперь ему становится бесконечно жаль сайта, и форума, и своей работы. Вот, значит, как? Ему очень хочется, чтобы всё поскорей кончилось. Только бы слёзы сейчас не выкатились, пока он здесь.

Алла Глебовна наклоняется и заглядывает в его лицо снизу.

— Ты не знаешь ещё? Наш лицейский сайт занял в городе первое место, — говорит она. — Вам это должны были объявить в четверг на линейке. Тебе уже и грамоту напечатали. Только я не знаю, достоин ли ты грамоты…

— Мне не надо грамоту, — говорит Мишка. — Можно, я пойду?

Но учителя всё не отпускают его. Хиче велят возвращаться на урок, хотя сколько от того урока осталось? А Мишке Мария Андреевна говорит, что если он ещё раз тронет Хича — нет, она говорит «Лёшу Михайлова» — если только тронет, то его сразу же исключат из лицея. И он пойдёт в свою старую школу.

— Я тогда лучше в интернат поеду, — пугается Мишка. — Меня туда зовут…

— В лицей-интернат? — выходит из себя химичка. Она резко поднимается и тут же одёргивает на себе узкий пиджачок. — Да знаешь, мы тебе такую характеристику дадим… С такой характеристикой тебя никуда не возьмут, разве что в тюрьму!

Она поворачивается к классной за поддержкой и видит, как та морщится при её словах, и тотчас же Алла Глебовна резко отодвигает стул:

— Я думаю, я здесь больше не нужна?

Химичка упросила её и классную поговорить с мальчиками, выяснить, что же произошло между ними. Она согласилась — кто же из них ждал, что Мишка откажется объясняться и всех разозлит своей глупой усмешкой. Вот он, мол, я — мне бояться нечего. Не маленький ведь, понимает, что от такого, как он, ученика, — кто же откажется!

Классная тоже не ожидала такого поворота. И теперь она пытается понять, как вышло, что Мише стали грозить отчислением. Кого на самом деле хорошо бы исключить — так это же Михайлова! Она и собиралась сегодня на собрании сказать его маме, что ему нечего делать в физико-математическом классе. Она представляла, как начнёт осторожно: «Мы с вами попытались, выдержали одно полугодие…» А теперь, получается, об этом и заикнуться нельзя — после того, как Лёша пришёл из лицея побитый, и дома, наверняка, уже наябедничал, что его удалили с сайта. «Ну, не хотят его дети, — в раздражении думает классная. — И в школе не хотят видеть, и в этом виртуально пространстве тоже не хотят. И я его в своём классе не хочу. А теперь — терпи до следующего родительского собрания, пока это всё не уляжется».

Галина Николаевна знает, что не должна так относиться к ученикам. Но что делать, не любит она, не любит недотёпу Хичика — ведь так его в классе зовут? А больше того не любит его скандальную маму. Из-за неё Галина Николаевна перед собраниями заблаговременно пьёт валерьянку. В таблетках, чтобы запаха не было. Чтобы никто не догадался, что она пьёт валерьянку перед собраниями. И до чего же она зла сейчас на своего любимца Мишу Прокопьева за то, что заставил её осознать, как она этого Лёшу не любит.

До конца уроков Лёша поглядывал на Мишку со страхом. Мария Андреевна заранее обещала ему, что Мишку как следует припугнут, и после разговора в учительской он больше никого и пальцем не тронет. Но вдруг все угрозы окажутся Мишке нипочём, и тогда он, Михайлов, всё же схлопочет, как он того и заслуживает… Видно, смутно чувствовал он, что заслужил.

И в то же время с надеждой он на Мишку смотрел. Вдруг да окажется, что тот всё-таки удалил его не окончательно. И что он знает способ, как всё восстановить. Мишка же слышал, что он, Лёша, плакал, что он, как сказала химичка, бился в истерике. Это и стыдно было, и в то же время — мало ли, вдруг Мишке станет его жаль?

Мишка на уроках ставил ранец на стол и голову наклонял, прятался. Думал: «Ишь ты, ещё и смотрит теперь. Меня отругали уже — чего снова смотреть?»

На переменах он жалобщика Михайлова обходил стороной. И после уроков тоже выходил с опаской — вдруг Хича станет дожидаться во дворе? Но нет, его там не было. Зато откуда ни возьмись, из-за деревьев появилась Элька Суркова, пошла следом за ним, окликнула. Он остановился, подумал: «Про Майракпак, наверно, снова начнёт. Или опять скажет, что знает секрет. Чтобы я выпытывать начал, какой».