Страница 3 из 14
А кто-то делает это за деньги. Дают задание — создать иллюзию, будто тысячи реальных людей думают так-то и так-то — и команда троллей, треща клавишами, расписывает по соцсетям, как семпронийцы ненавидят тицийцев (и наоборот). И нет достоверной возможности отличить тролля от «настоящего» ника, потому что идиотов, увы, хватает и среди настоящих.
Говоря о войне в Персидском заливе, французский философ Жан Бодрийяр назвал такую цепочку «симулякром» (да-да, от слова «симулировать»): все, что мир знал об этой войне, было показано по телевизору.
Никакой гарантии того, что телеверсия войны не была грандиозным спектаклем, нет.
Никакой гарантии того, что основной массив наших знаний о современном мире — не симулятор, — нет.
Мир № 2 так ловко вплелся в мир № 1, так ловко подменил большинство его звеньев, что мы и не заметили, как оказались вместо родного, привычного мира № 1 в огромном зеркальном зале, где миллионы зеркал отражают друг в друге самих себя — вместе с нами и миллионами таких же, как мы, заблудившихся в зеркалах.
Осталось ли у нас хоть что-нибудь достоверное? Ну хоть что-нибудь, о чем можно уверенно сказать — это не иллюзия, не зеркало, не сон?
Конечно. Во-первых, это то, что мы, свидетели-очевидцы, видим сами. В том случае, конечно, если нам видно именно то, о чем мы говорим.
(А то, если вы наблюдали, как ворона каркнула, а поезд тронулся, и потом расскажете, что он тронулся из-за вороны — это свидетельство будет не ахти каким достоверным.)
Еще это — всякие вещи, которые искажай-не искажай — никакой выгоды от этого никому не будет. Например, хоть вы никогда и не были в столице Малайзии и не видели знаменитых небоскребов-близнецов — это не значит, что название «Куала-Лумпур» — вранье, а в близнецах не 88 этажей. Даже если их на самом деле 89 — это значит, что автор путеводителя ошибся, а не что он морочит нам голову.
Еще это — все, что можно проверить экспериментально. То есть — точные науки. (Из них тоже пытаются стряпать симулякры, которые, в отличие от обычных, можно достоверно опровергнуть: они со всех сторон окружены, как антителами, законами Вселенной.)
Еще это — все, что не выдает выдуманное за реальное. Например, литературоведение. Анализ образа Пьера Безухова не может быть миром № 2, потому что никакого Безухова никогда не было, и все это знают.
(Но, скажем, если кто-то напишет «Безухов — яркий пример Великой Роли Очкариков в судьбе мира» — это уже будет кусочек мира № 2. Во-первых, это претензия на историю, во-вторых — еще вопрос, была ли эта Роль такой уж Великой. Так что будьте бдительны.)
…И всё.
Больше от мира № 1 ничего не осталось.
Все остальное — огромная, необъятная сеть симулякров, опутавшая все и вся, растущая из реальности и врастающая в нее.
Ну что, подсчитаем актив и пассив?
У нас осталось не так уж и мало.
Это весь наш непосредственный опыт, включая такую важную, очень важную вещь, как общение. (Реальное, разумеется, а не сетевое.)
Это точные науки — то, что можно проверить с помощью эксперимента.
Это гуманитарные науки — то, что так или иначе имеет дело с придуманным миром.
Это, конечно, и сам придуманный мир — все мировое искусство.
Это многие, многие и многие знания о самых разных вещах.
Но не все.
Разобраться, какие из них могут быть симулякром, нам поможет очень простая штука. Я уже говорил о ней, а вы наверняка поставили против нее галочку на полях.
Это выгода. Когда кому-то почему-то важно, чтобы мы думали именно так, а не иначе. Думали, что у страуса именно три ноги, а его двуногость — злостная клевета семпронийцев (тицийцев).
Этот кто-то может отстоять от конкретного симулякра очень далеко. Ведь строительство виртуального мира похоже на цепную реакцию: дал толчок — и уже многие, многие люди увлеченно громоздят новые и новые зеркала.
Как это возможно?
Очень просто:
Людвиг Четырнадцатый направился прямо к Юкке-Юу и Туффе-Ту. У входа в их нору стояла сама Зайчиха.
— Мои мальчики больше не будут играть с тобой, — сказала она решительно. — Ты и твой брат только обманываете их. Я знаю, как вчера вы забрали у них пакет с медовыми пряниками.
— Разве тетя Зайчиха не знает, что вчера же вечером я вернул кулек? — возразил Людвиг Четырнадцатый.
— Ничего не знаю и знать не хочу! — сердито ответила Зайчиха и захлопнула дверь перед самым носом Людвига Четырнадцатого.
Он вздохнул и направился к другому своему другу — к белочке Агне Попрыгунье.
Белочка сидела на ветке и чистила шишки.
— Здравствуй, Агне! — крикнул ей Людвиг Четырнадцатый и завертел хвостиком. — Спускайся вниз, поиграем вместе.
— Мне нельзя играть с тобой, — ответила Агне. — Моя мама слышала от тети Зайчихи, как ты вчера забрал два мешка медовых пряников у Юкке-Юу и Туффе-Ту.
— Это неправда! — возразил Людвиг Четырнадцатый. — Был только один кулек.
— Это все равно! — И Агне запустила в него шишкой, но промахнулась.
— Это не все равно! — отскакивая, крикнул Людвиг Четырнадцатый. — Я ведь вернул этот кулек зайчатам. Я обманул только Лабана.
— Ну и все равно. Ты обманщик! — И Агне Попрыгунья перепрыгнула на другое дерево.
Людвиг Четырнадцатый чуть не заплакал.
«Пойду-ка я к ежику, — подумал он. — Ежик еще маленький, но уже мудрый».
Маленький ежик жил в старом сарае в глубине леса.
— Алло, Ежик! — крикнул Людвиг Четырнадцатый, подойдя к полуразвалившейся постройке. — Ты дома?
— Нет, — ответил голос. — То есть я хотел сказать: да, я дома, но меня дома нет.
— Не надо, не шути! Ведь это же я, Людвиг Четырнадцатый, твой друг. Выходи.
— Я не шучу, но я не хочу быть твоим другом, — сказал ежик. — Я думал, ты добрый. А теперь я знаю, что ты такой же обманщик, как и другие лисы. Думаешь, я не знаю, что вчера ты отнял три воза медовых пряников у Юкке-Юу и Туффе-Ту?
— Это неправда… — начал было Людвиг Четырнадцатый. — Всего один кулек.
— Нет, это правда, — сказал Ежик. — Моя мама слышала это от мамы Агне Попрыгуньи, которая слышала это от мамы Юкке-Юу и Туффе-Ту.
Людвиг Четырнадцатый понял, что Ежик не станет его слушать, и грустно поплелся дальше.
Теперь у него осталось только два друга: горностаи Оке и Бенгт.
Людвиг Четырнадцатый крикнул в нору:
— Выходите поиграть!
— Могу не, хочу не! — ответил Бенгт.
— Не могу, не хочу! — поправил его Оке.
— Нам нельзя! — закричали вместе Оке и Бенгт.
— Почему? — удивился Людвиг Четырнадцатый.
— Наш ежик слышал от мамы… — начал Бенгт.
— Наша мама слышала от мамы ежика, — поправил его Оке, — которая слышала от мамы Агне Попрыгуньи, которая слышала от мамы Юкке-Юу и Туффе-Ту, что ты выманил четыре горы медовых пряников у зайчат.
— Один кулек… — начал было Людвиг Четырнадцатый. — И совсем не я…
— Мы играть тебя с нами не будем, — перебил его Бенгт.
— Мы не будем играть с тобой, — поправил его Оке.
Вы замечали за собой склонность преувеличить то, что взволновало вас, — а иначе предмет волнения выглядит не так весомо, как того требуют обуревающие вас чувства? Если нет — теперь обязательно заметите. Это свойственно всем людям, в том числе, увы (или к счастью), мне.
(Увы, потому что врать нехорошо, и к счастью, потому что фантазия для писателя — штука полезная, как ни крути.)
И Юкке-Ю, и Туффе-Ту, и Агне Попрыгунья, и Оке с Бенгтом не любят хитрого лиса Лабана, затеявшего эту историю. Тем не менее они от души раздувают ее до необъятных пределов, выполняя план манипулятора — Лабана. А уж дальше зеркала такого наотражают, что и самому вдохновенному фантазеру в самом мутном сне не привидится.
Из этого клубка симулякров иной раз очень нелегко добыть первоисточник, напрямую связанный с чьей-то выгодой. Поди догадайся, что бескорыстное мифотворчество горностаев Оке и Бенгта растет из выгоды хитрого лиса Лабана, которого они терпеть не могут!