Стальной век: Социальная история советского общества

Выполнять распоряжения начальников-бюрократов и с энтузиазмом трудиться на фабриках, стройках, в полях и учреждениях должны были трудящиеся массы. Они составляли четвертую, низшую ступень общест­венной пирамиды. Но в рамках мобилизационной модели форсированного развития им отводилась и еще одна роль. Постоянное апеллирование к массам широко использовалось сталинским бонапартизмом для подстеги­вания и запугивания бюрократического аппарата. Верхушка власти при необходимости давала понять, что она готова вместе с народом принять меры против бюрократов, постоянно подчеркивала, что она сама отражает интересы трудящихся (советская компартия «есть передовой, организован­ный отряд пролетариата Союза ССР, высшая форма его классовой органи­зации», - говорилось в партийном уставе[457][458]), а также интересы общества в целом - общегосударственные, общенациональные. Тем самым она как бы отмежевывалась от представителей бюрократии, когда те действовали во­преки «общим интересам» системы в целом, нарушая, как заявлялось, ин­тересы трудящихся. Этот метод не был, конечно же, изобретением Сталина или кого-либо из его окружения. Он также вытекал из восточно-деспоти­ческих традиций, при которых центральная власть сводила вместе и кон­центрировала интересы разобщенных патриархальных общин. Характерно, что к таким же приемам прибегал любимый «отцом народов» первый рус­ский царь Иван Грозный, в борьбе за свое единовластие не брезговавший поддержкой «низших» якобы против «сильных» и «богатых» .

Заинтересованность аппарата в стабильности и, следовательно, огра­ничении масштабов форсирования и подхлестывания модернизации ста­линская правящая верхушка изображала как сознательный саботаж, вреди­тельство, противоречащее чаяниям и устремлениям народных масс. «Партия приняла специальное решение в организационном отношении, облегчающее борьбу с этими канцелярско-бюрократическими методами. Вы знаете, что одним из характерных признаков и проявлений этого метода было раздутие функционалки в наших организациях хозяйственных, где разделялась от­ветственность, где многочисленность органов, параллельно работающих, путающихся друг у друга в ногах, мешала улучшению работы», - заявил, выступая на пленуме ЦК партии в феврале 1937 г. глава правительства В.М.Молотов, и добавил: «...это был, видимо, союз вредителей и голово­тяпов». Вторя ему, секретарь ЦК партии Л.М.Каганович заявил с места: «...Я думаю, функционалка в легкой промышленности была вредительст­вом»[459]. А прокурор СССР А.Я.Вышинский подчеркивал, что именно бю­рократическую атмосферу используют «саботажники» и диверсанты» в «маскировке своей преступной, вредительской деятельности»[460].

Сталинское заигрывание с массами не ограничивалось проведением периодических антибюрократических кампаний. Постоянная перестанов­ка аппарата создавала условия для социальной мобильности, для быстрого продвижения «человека из народа» по крутым ступеням общественной лестницы. Возможность этого ярко демонстрировалась массам на приме­рах героев истинных и вымышленных. Так начинал свою карьеру будущий лидер партии и государства Л.И.Брежнев, которого волна чисток конца 1930-х гг. вознесла из инженеров на пост заведующего отделом, через год - секретаря Днепропетровского обкома партии, а после войны - и выше. Лишенные социальной и личной свободы трудящиеся могли (разумеется, не все!) обрести своеобразную компенсацию в виде надежды на путь на­верх и связанное с этим преуспеяние. На киноэкранах зритель видел мно­гочисленных героев и героинь, совершающих стремительное восхождение от «сохи и станка» до высот политического и государственного руково­дства, всеобщей известности и авторитета. На подобных реальных героев «рабочей аристократии» сталинизм пытался опереться. Наличие многочис­ленных иерархических ступеней, привилегированных и «подкармливае­мых» слоев отражало глубокий антиэгалитаризм сталинской политики.

Многие исследователи, подобно К.А.Виттфогелю, подчеркивали черты сходства между сталинской моделью государства и восточным деспотиз­мом[461]. Но между этими типами режимов существовало отличие, которое определялось разницей в решаемых ими задачах. Восточный деспотизм стремился консервировать структуры традиционного общества и экономику, тогда как сталинизм - осуществить насильственную и ускоренную модер­низацию. Соответственно, традиционный авторитаризм первого допускал существование подчиненных ему и интегрированных в общую вертикаль общественных единиц (общин, союзов, ассоциаций) внутри системы, кон­центрируя в своих руках связи между ними. Напротив, сталинское госу­дарство пыталось установить тоталитарную модель власти, при кото­рой не дозволялось никакой (даже самой минимальной) внутренней само­стоятельности тех или иных частей общества. Более того, оптимальным, с его точки зрения, было бы вообще отсутствие таких оформленных частей и уничтожение любых горизонтальных связей между атомизиро- ванными индивидами. Власть стремилась не допускать никаких авто­номных образований или свободных пространств. Государство мыслилось как регулятор и заменитель всех социальных взаимоотношений, вплоть до самых интимных[462]. Даже семья, объявленная в Советском Союзе «ячей­кой общества», не имела никакой автономии. Конфликты между ее члена­ми разбирались в партийных комитетах и «товарищеских судах», супруги жаловались друг на друга в партийные, профсоюзные и иные инстанции, поощрялось доносительство, а родители и дети боялись обсуждать между собой общественные проблемы.

В нацеленной на постоянное подхлестывание развития схеме каждому уровню социальной пирамиды отводилась особая роль, причем «вождь» сохранял возможность в любой момент апеллировать к «низам» или кад­рам низшего и среднего звена против неугодных ему бюрократических и даже элитарных группировок. Страх перед чистками, строгая взаимосвязь между общественным статусом и доходом администраторов и выполнени­ем хозяйственного плана должны были подстегивать интерес номенклату­ры-бюрократии к увеличению производства. Как отмечал исследователь сталинской модели власти А.Авторханов, «жизнеспособность и долголе­тие такого общества зависели от систематической регенерации ячеек вла­сти сверху донизу - от постоянного вычищения отработанных кадров, от постоянного возобновления армии бюрократов. Порядок Сталина не до­пускал ни свободной игры сил на верхах, ни гражданской инициативы в обществе, даже самой верноподданической... «Думать» - это прерогатива одного Сталина, «действовать» - это задача всей партии»[463].

Но именно здесь и находилась уязвимая, ахиллесова пята системы. Чем выше были доходы номенклатуры, тем труднее было ее представи­телям удовлетворять свои возраставшие материальные потребности. «Их интерес направляется прежде всего на сохранение и гарантирование достигнутого и меньше - на достижение новых льгот. Частный интерес бюрократов... все больше попадает в конфликт с требованием... быстрого роста экономики», — отмечал бельгийский экономист Э.Мандель[464]. Это создавало предпосылки для ведомственного окостенения и торможения, что ставило под вопрос сам курс форсированной модернизации.Усиление корпоративных группировок бюрократии, их стремление к самостоятельности мешало использовать механизмы подстегивания для ре­шения задач послевоенного индустриального рывка. Более того, оно подры­вало монолитность системы власти и принятия решений. Режим отвечал на это попытками усилить централизацию управления. Так, 21 апреля 1948 г. правительство заменило принцип прямых договоров между предприятия­ми и главками, допускавший переговоры и определенную конкуренцию в снабжении, ежегодным центральным договором между шавками и други­ми ведомствами; установленные рамки должны были строго соблюдаться предприятиями. Тем не менее, тенденции к оформлению корпоративных интересов сохранялись.

457

Программы и уставы КПСС. М., 1969. С.299.

458

См.: АлыиицД.Н.Начало самодержавия в России. Л., 1988.

459

Материалы февральско-мартовского пленума ЦК ВКП(б) 1937 года // Вопросы исто­рии. 1993. №8. С.21.

460

См.: Вышинский А.Я. Некоторые методы вредительско-диверсионной работы троцкист­ско-фашистских разведчиков. М., 1937.

461

См, в частности: Wittfogel К.А. Oriental Despotism: a Comparative Study of Power. New Haven, 1957.

462

Дамъе В.В. Тоталитарные тенденции в XX веке // Мир в XX веке. М., 2001. С.54.

463

Авторханов А. Указ.соч. С.59.

464

218Глава 4. Советское социальное государство: рождение и крах

3. «Осень патриарха» 218

Mandel Е. Op.cit. S.621,630.