Страница 122 из 125
Достаточно неожиданное совпадение, нет?
Эти глупые ребята. Разве это не ирония судьбы, не едкая шутка, что теперь во второй раз, они должны оказать влияние на ее жизнь?
На станции Миди экспресс Брюссель — Амстердам стоял в ожидании. Через два часа она могла быть в Амстердаме. Но сегодня четверг. Больше шансов застать его в коттедже. Сначала она поедет в Венло.
Был ясный осенний день, удивительно теплый — солнце еще не исчерпало своей бодрящей силы. Автобус довез ее до Тиенрэя. Неплохое расстояние для прогулки, но ведь у нее есть время, не так ли? Она чувствовала себя здесь странно в городском платье один или два фермера вытаращились на нее, разинув рты. Для поездки в Остенде она надела шелковый костюм, широкое пальто с рукавами до локтей, длинные перчатки и туфли на высоких каблуках. На деревенских дорогах все это выглядело нелепо. К счастью, земля сухая, туфли не испортятся, она надеялась, — они почти новые.
Не абсурдно ли думать сейчас о том, что испортятся туфли?
Коттедж закрыт, тихо кругом. Как обычно, аккуратно прибрано. Он был здесь недавно, может быть, сегодня утром. Завтра он вернется. Пятница — деловой день, по пятницам он разъезжает на своем мопеде. Поехал ли он куда-нибудь сегодня? Нет, мопед стоял в сарае, готовый сорваться с места и помчаться по узким тропинкам, ведущим в Бреда. И за сараем, все еще сверкая новизной, стоял прекрасный белый «Мерседес».
Она вспомнила, как всего несколько недель назад выехала на нем в первый раз. Они отправились на север, через Неймеген, мимо Арнема, добрались до самого Велуве. Она вела машину, и он сидел рядом. Это еще так живо в памяти. Она могла воскресить каждую секунду той ночной поездки. Счастье, испытанное ею в прекрасной поющей машине, счастье быть с ним, — ее сердце пело от счастья.
Люсьена поискала в сумке ключи. Рука ощутила холодную тяжесть ножа — почему он здесь? Она села в машину и направилась к Эйндховену, не зная, чего хочет. Может, ощущение машины, ее запах, ее мягкое движение уменьшат волнение? Ладно, поеду в Амстердам. Она никогда не была в знаменитом доме, но знала номер.
Она помнила, что где-то в сумке была начатая пачка «Голуаз», поискала ее ощупью, продолжая править одной рукой. Опять нож. Столь же искусный механик, как и любой другой в гараже, и гордившаяся этим, она всегда носила нож — отрезать потертый край испорченного кабеля, соскоблить засохшее масло и грязь с головки болта, содрать краску и ржавчину с обветшавшего металла, чтобы узнать, каков он на самом деле. Нож всегда был в кармане ее рабочих брюк. Теперь она вспомнила, для чего взяла его — счистить корочку грязи с каблука. Должно быть, машинально сунула его в сумку. Теперь он был с ней, так же естественно, как губная помада.
Его холодная твердость успокаивала горячую сухую руку сквозь тонкую перчатку, он был чем-то вроде детского утешения, как сосание пальца. Она подержала его секунду, затем нетерпеливо сунула в карман — в самом деле, ей нужны обе руки, чтобы править. Машина тяжелая, и она еще не совсем к ней привыкла.
Это был настоящий рабочий нож. Пружина такая, что она могла не глядя открыть его одной рукой. А открытый он защелкивается — не надо бояться, что под давлением лезвие хлопнет по пальцам. Она получила его на второй день работы, после того, как попыталась, довольно неловко, освободить застрявший шплинт отверткой. Отвертка содрала сантиметр хорошей краски, ушибла пальцы и сделала противный порез вдоль ногтя. После этого она не расставалась с ножом. Этот тип ножей был запрещен, носить их не полагалось. Именно таким ножом маленький Нино — истеричный юнец — поранил бездельника на Лейсеплейн два года назад… три года или больше.
Но все механики пользовались этими ножами. Для работы они были удобней всего. Роберт купил ей такой же, как у него.
Утрехтсевег, Ривьернплаан. Левый поворот вокруг Эуропаплейн. Мимо выставочного зала и на Аполлолаан. Она оказалась прямо у дома, прежде чем сообразила это. Затормозила так резко, что машину занесло. Бросив ее, Люсьена выскочила, охваченная внезапной дрожью, испуганная, совсем потерянная. Чувствуя головокружение, она позвонила, не представляя, что сказать, как сказать. Ею овладел тот же демон, что появляется высоко в горах, заставляя даже опытных альпинистов терять голову, когда жуткий туман застилает глаза, а в ушах звенят дразнящие голоса ветра и снега, солнца и льда.
Дверь открылась не сразу. Она стиснула руки в карманах, пытаясь унять дрожь. Ей не пришло в голову, что Стам будет недоумевать, кто бы мог его посетить. Прежде чем открыть, он наверняка через окно убедился, нет ли опасности. Когда дверь, наконец, открылась, она была в таком волнении, что только и могла молча войти в дом. Он отступил, пропуская ее. Его манеры, самообладание, воздержанность от замечаний, которые могут задеть, — он не позволил себе показать ни удивления, ни возмущения ее странным видом, ее внезапным молчаливым вторжением.
— Входи скорее. Какой приятный сюрприз. Мне и в голову не могло прийти, что ты свободна.
— Мы все свободны, — чтобы что-нибудь сказать, убедиться, что еще способна произносить слова. — Мы устроили пикник в рабочее время. Все отправились в Остенде, а я решила приехать сюда.
— Бедная детка, ты замерзла. Как только садится солнце, становится прохладно. Ты дрожишь. Долго ехала. Ну, не снимай пальто, пока не согреешься. Слушай, у меня в очаге горят дрова. Камин здесь уже был, и я решил, что не стоит ему пустовать. Ты сразу почувствуешь себя дома. Сядь к камину и приди в себя.
Голос такой же спокойный, как и лицо, но глаза изучали ее. Что могло стрястись с девочкой? Он никогда не видел ее такой.
— Ты хорошо выглядишь, это пальто тебе идет. Знаешь, я ведь еще не видел тебя в вечерних туфлях. Это будет особенное удовольствие — узнавать, как ты выглядишь на высоких каблуках, в шляпах, костюмах, вечерних платьях.
Она сидела у камина, съежившись под пальто, с остановившимся взглядом. Лицо будто окостенело. Ну что ж, он будет продолжать говорить. Слова постепенно успокоят и расшевелят ее. Момент не подходящий, чтоб коснуться ее или идти поцеловать.
— Видишь, я повесил Брейтнера. Но в доме ничего не сделано. Ты должна мне сказать, что нужно сделать. Я ничего не понимаю в мебели и прочих домашних штуках. Для этого нужна женщина.
— Да. — Наступила долгая пауза. — Да, — повторила она.
— Ты переутомилась. К счастью, здесь для тебя всегда готова постель на случай, если тебе вдруг взбредет в голову приехать. Может быть, я суеверен. Но мне казалось, что дом будет оставаться пустой мертвой раковиной, пока в нем не будет места для тебя. — По крайней мере, она больше не сидела с остановившимся взглядом. Она смотрела на него. Глаза оживились, но что-то в их выражении его беспокоило. — Может быть, ты простудилась? Ты выглядишь так, будто у тебя начинается лихорадка. В доме ничего нет. Хотя, нет, есть кое-что, что тебе поможет — минутку.
Одно из случайных приобретений, сделанных им во время поисков вещей, которые бы начали превращать жилище в дом, — дюжина бутылок шампанского. Одну он выпил, совсем недурное. Это ей поможет. Оно и так достаточно холодное, но, чтобы придать событию чуточку веселости, обставить все более радостно, он положил бутылку в ведерко и достал весь лед из холодильника. Хм, еды почти никакой. Выпив шампанского, она может вдруг почувствовать голод. Наверное, целый день ничего не ела, глупышка. У него было немного хлеба и коробка паштета; этого хватит до завтра. Он не отпустит ее на работу, если она окажется больной. На худой конец, он всегда может позвонить в этот гараж и все объяснить.
— У тебя такой вид, словно тебя грызет тоска. Это тебе поможет.
Он повернул бутылку, ввинчивая ее в лед, и снял фольгу. Откручивая проволоку, он придерживал большим пальцем пробку, чтоб она плавно вышла, и не смотрел на Люсьену. А если б посмотрел, то мог бы понять, что с ней случилось. Но с девушками ее возраста он мало сталкивался. Ему бы следовало помнить о капитане Йоргенсоне. Он знал, что она думала о нем, как о средоточии уверенности, мудрости, спокойствия и чести. Но он был весь сосредоточен на извлечении пробки.