Страница 117 из 125
Она села боком на заднее сиденье, осторожно подобрав ноги, и крепко обхватила его за пояс. Большой БМВ забулькал, запульсировал, как закипающий чайник. Руками она почувствовала мускулы на его спине, когда он тронул мопед и проплыл вокруг первого угла, без усилия набрав скорость. Приятно, гораздо приятней, чем автомобиль.
Когда они остановились в лесу, лицо ее было обветрено и слегка пощипывало, в ушах звенело, а из-под шарфа торчали мокрые волосы. Ее удовольствие был острым, как крыло чайки. Ехать на мопеде, держась за любимого мужчину, — что может быть лучше для девушки? Раньше у нее не возникало мысли об этом, но теперь она поняла, что любит; его спина сказала об этом ее рукам. Она отряхивалась, счастливая; на коленях, там, где плащ не закрывал юбку, остался влажный треугольник. Запах мокрой земли и леса опьянял; она вдыхала его с наслаждением, острым до боли, заставившей содрогнуться. Со Стама капала вода.
— Нидерландский июль, — сказал он, открывая дверь. — Вы продрогли, дитя мое. Перемените быстро юбку, и мы выпьем немного бургундского.
— Нет, мне не холодно и я не промокла. Я только счастлива.
— У вашего счастья очаровательное лицо.
— Чудесное вино.
— Был очень хороший год.
— Какие удивительные названия — Романе, Вужо, Монраше…
— Существует легенда; вполне возможно, что это и неправда; когда войска Наполеона были на пути в Испанию, полки салютовали, проходя мимо виноградников Вужо.
— Восхитительно; надеюсь, что это правда. Но скажите, почему вы должны гонять на мопеде по пятницам?.. Простите, я не имею права спрашивать.
Он выпил задумчиво.
— Это моя вина. Я не имею права возбуждать ваше любопытство. Мне не следовало этого делать, но я не мог устоять перед удовольствием вас видеть.
— Это такое удовольствие? Для меня — да, но для вас?
— Совершенно порабощающее удовольствие. Чтобы ответить на ваш вопрос…. Вы, наверное, одобрите мою работу. Я контрабандист.
— Но это замечательно.
— Отнюдь нет. Это очень прозаично и совсем не замечательно. Сам я этим даже не занимаюсь; я плачу другим, они делают это за меня. Здесь даже нет ничего интересного. Масло в Бельгию; официальная цена там вдвое выше, чем здесь. Это не только нелегально; это корыстно, цинично и крайне прискорбно. Однако все это и есть вообще жизнь. Я бы лично предпочел алмазы, но к несчастью у меня нет деловых связей в этой области.
— Так вот почему вы в друзьях с метрдотелями! — осенило Люсьену.
— Да, как и с массой других личностей, на которых мне совершенно плевать.
Она разразилась смехом.
— Но, по-моему, это великолепно! И вот почему у вас мопед — пересекать границу. И по пятницам вы делаете свои распоряжения.
— Именно, — согласился он серьезно.
— Пожалуйста, — со страстным желанием, — пожалуйста, нельзя ли мне как-нибудь поехать с вами?!
— Я же вам сказал, я ничего не делаю сам; я только посредник. Я не делаю ничего увлекательного.
— Но посмотреть.
Он подумал.
— Посмотреть… это было б не слишком трудно; это можно устроить. Это означает — некоторое время лежать очень тихо и не кашлять.
— А сегодня ночью будут что-нибудь перевозить?
— Конечно, Ночь подходящая. Облака и дождь помогают. Иначе лучше ждать наступления новолуния. К счастью, в Голландии облаков хватает, как и дождя.
— Капитан Лингард, вы — человек неисчерпаемых возможностей,
— Как и любой другой, — он пожал плечами, — если вы дадите себе труд узнать его получше.
— Это очень важный секрет, а вы мне его доверили.
— Если вы его выдадите, дорогая Люсьена, я потеряю все, что имею.
— Я вас не выдам. Думаю, вы знаете это, иначе вы бы мне не рассказали. Но вы ведь могли не связываться со мной, могли пригласить меня на завтра. Почему вы рассказали мне секрет?
Он встал, чтобы взять спички; тщательно разжигал сигару, поворачивал ее, чтобы ровно горела. Задув спичку и выпустив тонкую струйку дыма, он уставился на сигару, как будто она могла открыть важный секрет, и наконец зажал ее зубами, внезапно решившись:
— Потому что я люблю вас, — сказал он, уходя с пустой бутылкой. — Мужчины всегда так поступают, когда любят женщин: они доверяют им свои тайны.
Когда он вернулся, она сидела, уставившись в пространство: пепел на сигарете был таким длинным, что упал, когда она подняла голову. Вид ее был мучительно тревожен.
— Я так счастлива; я люблю вас. Но мне стыдно самой себя, я такая корова.
— Я люблю вас именно такой, какая вы есть. А теперь мы пойдем спать, завтра мы должны встать пораньше и обдумать, как лучше провести день.
Утром снова шел дождь, стуча по крыше слабо, но без перерыва. Люсьена, в брюках и свитере, затопила печь и поставила воду для кофе. Он лежал и с удовольствием наблюдал за ней; она состроила гримасу по адресу погоды,
— Да, жаль. Я надеялся, будет хороший день.
— Какая разница. Мне приятно быть здесь, и приятно быть с тобой. И мне не нужны никакое другое место и никакие другие люди.
— Будем заниматься домашними делами. Я съезжу в Венло за покупками.
— А я буду хозяйничать.
Днем, как это часто случается в Голландии, дождь перестал, выглянуло деловитое солнце и принялось вытирать воду с лугов, как порядочная голландская домохозяйка.
— Тебе не хочется выйти? На мопеде, может, или в машине?
— На мопеде, пожалуйста; если это не слишком рискованно.
Нет. На человека на мопеде никто не смотрит; и никто не догадывается, какой он — старый ли, толстый, если он в такой одежде. Нужно найти тебе что-нибудь одеть. К счастью, ты почти такая же высокая, как я. У меня есть куртка, которая подойдет.
Люсьена никогда не ездила с такой скоростью на мопеде, никогда не ела устриц в Толене, никогда не была на крайней западной точке морского побережья, откуда можно рассматривать в бинокль корабли, направляющиеся в Ньив Ватервег и Роттердам, в Антверпен и Гамбург, Сура-баю и Сан-Франциско. Она никогда не видела огромных дамб, защищающих Зеландию с моря.
— Я — девушка из Пирея, — она жадно глядела на море.
— Да, но мир очень мал. Все под одной крышей, как говорят в этих дурацких магазинах самообслуживания. Тем легче для капитана Лингарда.
— А что еще можно сделать?
Последний вечерний свет серебрил гладкую летнюю поверхность воды, маслянистую, серо-стальную, как спины тунцов. Было очень тихо. Впереди раскинулось бесконечно Северное море. Начали мигать маяки, им в ответ замигали бакены, отмечающие фарватер в Антверпен и Ватервег. Позади них, как море, протянулись польдеры. Ветер трепал их волосы — на Вальхерне всегда ветер. Справа от них крошечные и незначительные на вид дельтапланы бросали вызов морю от лица Голландии.
— Поедем к границе. Пока мы доберемся, уже стемнеет.
— Это не опасно? Нас не могут увидеть?
Он улыбнулся — ей хотелось, чтоб было опасно.
— Нет, ты же понимаешь, когда пограничники видят мужчину и женщину на мопеде, прогуливающихся летней ночью 1ю полям, им не приходит в голову мысль о контра-банде^ У нас самая лучшая маскировка.
Он остановился на пустынной дороге и спрятал мопед в кустах.
— Как последний из могикан.
— А если мы его не найдем?
— Найдем. Я не в первый раз играю здесь в индейцев.
Он взял ее за руку и углубился в поля. Было почти темно, низкие ветки ударяли их по лицу, колючки цеплялись за брюки. Они спотыкались, земля неровная, не очень-то погуляешь. Он сильно сжал ей запястье. Они пригнулись к земле, стали на колени, легли плашмя во влажный папоротник, с которого вода стекала им за воротники. Внезапно послышались тяжелые шаги на песчаной тропе метрах в двадцати. Они притаились.
— Пограничники, — сказал ей на ухо кузнечик, — не двигайтесь, даже если щекотно. — Она не шелохнулась. Он чувствовал, как она медленно дышит через рот. Сапоги скрипели, удаляясь. — Один из друзей бродит, вероятно, поблизости. Он, конечно, видел и часового, и нас, но мы-то его не увидим, — сказал кузнечик.