Страница 41 из 45
— Ну, я поехала… — вздохнула Ника.
— Подожди. Бен с тобой, проводит.
— Да ладно, я и сама…
— Марта, если Ника говорит, что…
— У кого сегодня день рождения, — возмутилась Марта. — С кем сегодня не спорят, а? Вы, двое, — давайте в машину, вам же всё равно в одну сторону.
Прежде, чем у них хватило духу снова возразить, Марта отсчитала и вручила водителю нужную сумму, а Чистюле пояснила:
— От Элизиных щедрот.
— Ладно, — сдалась Ника, — поехали уже. Она упрямая, только время потратим. Не бойся, не укушу.
Бедный Чистюля фыркнул и залился краской — аж веснушки расстворились. Достойного ответа он не придумал, поэтому просто метнул в Марту красноречивый, многообещающий взгляд серийного убийцы.
Стефан-Николай демонстративно посмотрел на мобильный:
— Ещё час, и только потом она превратится из принцессы в обычную вредную школьницу. Сегодня у тебя ни шанса, Бен, извини.
— Да ты просто завидуешь! — отмахнулся тот. Галантно распахнул перед Никой дверцу, сам, однако же, сел впереди. Балда.
Ну ничего, разговорятся по дороге; оба не из тех, кто способен долго молчать.
— Кстати, о времени, — сказала Марта, когда они вернулись в гараж. — Жук, Пауль, Дрон — вы почему так поздно не дома?
Мальки переглянулись. Жук хотел было что-то сказать, но Пауль опередил его.
— Нам разрешили. Договорились, что переночуем у меня.
— А твой отец? — спросила Марта, и голос её совсем не дрогнул, нет. — Твой отец в курсе, где вы?
— Отец на дежурстве, — пожал плечами Пауль. Он почесал свою пухлую щёку, и Марта снова обратила внимание на эти его зажившие шрамы у запястья и вдоль ладони. Теперь ясно, откуда они взялись. Теперь-то да, всё совершенно ясно.
— Мы не соврали, ребята действительно у меня переночуют. Просто мы хотели именно сегодня вручить.
Он обернулся к Жуку, и тот, кивнув, бережно вытащил из нагрудного кармана коробочку.
— С днём рожденья поздравляем, счастья-радости желаем! — дружно пропели все трое. Стефан-Николай захлопал, Аделаида и остальные присоединились к ним.
Марта поняла, что ей срочно нужно сдуть прядь со лба, а ещё лучше — рукой поправить. Заодно промокнув запястьем глаза. Вот же мерзавцы, растрогали-таки.
Она открыла коробочку и засмеялась.
— Что это?
— Это, — серьёзно сказал Дрон, — амулет. Оберег.
— Обещай, что будешь его носить! — потребовал Жук.
А Пауль Будара просто стоял и смотрел.
Марта подняла оберег повыше, чтобы увидели все. На серебристой цепочке покачивался крупный, янтарного цвета жёлудь.
— Настоящий?
— Настоящее не бывает! — заявил Дрон. — Мы его знаешь как добывали!.. Всей редакцией!
— Могу себе представить! Слушайте, пусть остальные не обижаются, но, по-моему, это самый лучший подарок. Хит сезона! Будет шикарно смотреться с моими единорожками. Мифологический стиль, а?
Марта расстегнула цепочку и надела амулет. Жёлудь был гладким и тёплым на ощупь; казалось, он всегда, с самого рождения, висел у неё на шее, потом потерялся, а вот теперь вернулся к хозяйке.
— Ребята, — вмешалась Аделаида, — а откуда вы знаете об этой традиции? Я думала, все о ней давно забыли.
— Какая традиция? — удивился Седой Эрик. — Жёлудь и жёлудь. Красивая штучка, а ты во всём ищешь двойной смысл.
— Нет-нет, — замахал руками Натан, — что-то такое действительно было, в хрониках, я читал… никак не вспомню… что-то про очищение и перерождение… — Он засопел, потёр пальцами виски. — Совсем из головы вылетело, завтра дома посмотрю.
— Слушайте, — сказал Стефан-Николай, — не хочу показаться занудным, но вообще мне пора. Аделаида, ты как, вроде тоже собиралась? А вы, ребята?
Мальки переглянулись.
— А мы с ними на такси, — сказала Марта. — Чтобы наверняка. Никто не против?
Начались прощания, объятья-пожелания, очередные фоточки на память; наконец Марта вызвала машинку, заперла гараж. Мачехе звонить не стала, она не обязана отчитываться о каждом своём шаге. Просто отправила смску: «Развезу гостей и вернусь».
Они сидели на лавочке и ждали такси, и мальки без умолку тараторили про новый номер, и про пожар в спортзале, и про то, что они в итоге собрали больше всего макулатуры — а значит, всем классом пойдут на «Битву за Конфетенбург».
— Вот я про кино и напишу в газету, — тараторил Дрон. — А ту статью… да не буду я её переписывать! Жук говорит, что это непрофессионально. — (Жук по другую сторону от Марты солидно так кивал и поправлял очки). — Плевать! А её у себя в дневнике выложу. У меня почти сто подписчиков постоянных плюс ещё каждую неделю пару человек заходит. Пусть висит, а?
— Пусть висит, — согласилась Марта. — Слушайте, а чего вы утром-то были такие намаха… гхм… встревоженные? Пауль, они меня к тебе тогда отправили за объяснениями.
— Я не знаю, — сказал он спокойно. Посмотрел ей прямо в глаза, и было видно: не врёт. — Я ведь говорил: оно не всегда от меня зависит. То есть — ни разу не зависит, если честно. Но иногда я понимаю. А иногда — нет. Просто предупреждаю, если могу. Обычно сбывается, иногда — нет.
Уточнять, что он имеет в виду, Марта не решилась, тем более — в арке уже ворочалась и мигала фарами их машина.
Когда Пауль сказал водителю, что им на Трёх Голов, Марта и бровью не повела. Бывают совпадения в жизни, не каждое же воспринимать как знак свыше.
Площадь Трёх Голов находилась в самом центре старого города. Тут был одноимённый фонтан, жутенький, если честно: из чаши торчали громадные заострённые пики, на которые, согласно легенде, когда-то насаживали головы поверженных врагов. Три висели там до сих пор — разумеется, металлические. Из их ртов с громким хлюпаньем била вода.
Раньше всё это подсвечивалось фонарями, но сегодня почему-то горел только один, дальний, у громоздкого, похожего на комод Дворца труда и творчества. Пауль с отцом жили сразу за ним, в пятиэтажном доме старой планировки, с высоченными, должно быть, потолками и просторными окнами.
Марта расплатилась и вышла вместе с мальками. Соврала им, что потом вызовет другую машину, а пока хочет прогуляться.
— Хотите о чём-то поговорить, — угадал Пауль.
Или, подумала Марта, не угадал. Знает.
— Да, на пару слов. Ребята, вы не против?
Дрон с Жуком слишком уж поспешно закачали головами; наверное, всё-таки слегка обиделись.
— Вы не переживайте, — сказал Пауль, когда они остались вдвоём. Над старым парадным висела синеватая лампочка в решётчатом колпаке, чуть раскачивалась на ветру. Лицо у Пауля из-за этого выглядело живым, как будто всё время меняющим форму. — Я у отца денег на подарок не брал. Правда. Я же понимаю. Это мы сами… скинулись.
Ну вот как оно вообще выходит, подумала Марта. Почему у жаб вонючих вроде Трюцшлера и Будары появляются такие сыновья? Разве ж это справедливо?!..
— Я о другом… — Она прокашлялась. Наверное, не лучшее время было спрашивать, но она должна была узнать. Сегодня. Сейчас. До разговора с Элизой. — Эти твои царапины, Пауль… Кстати, давай ты тоже будешь ко мне на «ты», хорошо?
Он кивнул. Смотрел на неё и ждал.
— Твои царапины, — повторила она. — Это… это из-за отца?
Он покачал головой.
— Это от Фокси. Моей собаки. Она была совсем маленькой ещё. А её… — Лампочка металась туда-сюда, тени ползли-перетекали, и Марта не заметила, когда у него на щеке появилась первая слеза. — Её забрали, как всех. Доить, ну, вы… ты знаешь, как оно бывает. А вернули уже другой. Совсем другой. И её пришлось усыпить. Я сам так решил, папа сперва был против. Но… так было нужно. Понимаешь?
Ох, да, вспомнила Марта, Штоц ведь говорил — совсем недавно мальчик лишился собаки.
— Но ерунда же! В смысле: сейчас не сезон. Её не должны были доить, Пауль! Это какой-то бред, ошибка!..
Боже, подумала, краснея от стыда, ну что я несу!..
Подошла и обняла его, просто обняла.
— Теперь, — тихо и грустно сказал Пауль, — всегда будет сезон. Всегда — один и тот же сезон. Сезон Киновари. — Он с невероятной деликатностью высвободился из её объятий, потом вытер слёзы и сжал руки в кулачки. — Ты не понимаешь ещё, но поймёшь. Все поймут.