Листья коки

— Кто? Кто должен явиться? — Синчи показалось, что он ослышался.

— Иллья. Какая-то девушка из Кахатамбо. Иллья…

— Великолепная работа, господин! — загоготали воины, когда часки, получив неожиданный удар древком копья, на которое перед тем опирался Синчи, со стоном свалился на дорогу. Он медленно поднялся, держась за голову и боязливо поглядывая на этого странного сановника, который сразу же начинает бить. И за что? Ведь часки только повторяет приказ!

Синчи уже научился принимать быстрые решения. На Этот раз он и вовсе не раздумывал.

— Возвращайся на свой сторожевой пост. Ты обязан забыть об этом распоряжении. Поплатишься головой, если тотчас же его не забудешь!

— Господин, инка из Юнии приказывал…

— Я приказываю всем часки! Ты должен забыть!

— Я уже забыл, великий господин.

— Вы, — обратился Синчи к сопровождавшим его воинам, — отправляйтесь вместе с ним в Юнию, охраняйте его, чтобы он не болтал, и ожидайте меня.

Синчи остался один. Он машинально мял в руках походную сумку, оставленную одним из сопровождавших его воинов, словно изучая ее содержимое. Неожиданно Синчи различил шелест листьев коки, запас которых был сделан на дорогу без его ведома. Он испытал минутное искушение, ему захотелось погрузиться в блаженное состояние безразличия, чтобы не мучиться. Но он тотчас же пересилил себя.

Здесь речь идет об Иллье. Инка из Юнии знает о ней и хочет ее заполучить. Он, Синчи, не сможет помочь девушке, если у него затуманится разум.

Но хотя Синчи теперь большой камайок, он ничего не может придумать. Инки всегда выбирают себе тех девушек, каких захотят. В его же власти одни только бегуны.

Синчи взглянул в сторону Юнии. Бегун, которого он вернул, уже скрылся из глаз. Он прибудет на свой сторожевой пост, пожалуется, что его ударили, объяснит, кто задержал его. И сообщит, что поручение не отправлено дальше.

А начальник поста, хотя бы ради того, чтобы завоевать благосклонность нового инки, сообщит об этом в Юнию. Инка снова направит приказ о том, чтобы Иллья…

Синчи не колебался. Не разумом, сердцем понял он, что все остальное, кроме Илльи, не имеет значения. Итак, приказание инки не достигнет Кахатамбо. Пусть даже ценою того, что никакое другое распоряжение уже не дойдет до места назначения.

Он пустился бегом, сразу же набрав свой обычный ровный темп. До следующей сторожевой заставы было недалеко, и, миновав вершину горы, Синчи увидел ее прямо перед собой. Он совсем не утомился и приказание начальнику поста отдавал спокойным тоном, предварительно показав ему свою бляху.

— По повелению сына Солнца, сапа-инки Атауальпы. Ни одно известие не должно быть отправлено на юг. Ты своей головой отвечаешь — ни одна весть! Сейчас же пошли людей на ту дорогу, которая ведет к Напо и на тракт от Юнии к Силустани, пусть и там они повторят этот наказ!

— Будет, как ты приказываешь, господин.

В тот же день в долине Юнии были задержаны кипу от командующего войсками в уну Анкачс, который просил помощи против большого войска, верного Уаскару, а также от правителя Чинчасуйю к командующему в Майомамбо. Тот должен был перевалить через горы, нанести удар по обозу белых пришельцев над морем и после этого выйти с тыла к Кахамарке, в то время как главные силы будут атаковать белых с юга.

Эти приказы и известия задержали в Юнии.

Но о последствиях своего распоряжения Синчи не знал, он даже не подумал об этом, торопясь в Кахамарку.

Он рассуждал просто. Иллье грозит опасность. Наверное, Супай разгневался на нее. Сначала жрец в Куско, теперь этот инка… Дважды он спас ее, однако нельзя надеяться, что ему и впредь повезет. Если и жрецы и инки ополчились против Илльи, то спасение необходимо искать только у более высоких сил. У самых высоких. Сын Солнца благоволит к нему, может быть, он снова проявит снисхождение и не оставит его своей милостью.

Сын Солнца собирался выступить против белых, которые захватили Кахамарку. Стало быть, надо искать его где-то в тех краях. И тотчас же.

Глава двадцатая

Писарро слушал не прерывая, нахмурив брови. Его рука как бы машинально ощупывала орнамент на тяжелом золотом диске, лежавшем на столе. Рыцарь дон Хуан Рада умолк на полуслове, раздраженно засопел, внезапно придвинул к себе ногой тяжелый резной столик и сел, вызывающе подбоченившись.

— Ваша милость, еще короли Арагона даровали моим предкам привилегию сидеть в их присутствии. А я очень устал.

— Но поскольку вы сейчас находитесь всего лишь перед наместником его католического величества короля Испании, то извольте встать и подождать, пока я не предложу вам сесть!

Писарро говорил неторопливо, с нарочитым безразличием, но с такими металлическими нотками в голосе, что заносчивого кавалера бросило в краску. Он встал.

Писарро продолжал разговор, словно ничего не случилось.

— Как называется эта местность?

— Если я правильно понял переводчика, Уорино или что-то в этом роде… сеньор… — добавил он с явным усилием после краткой, но выразительной паузы.

— Рассказывайте дальше, дон Хуан.

— Как я уже упомянул, это небольшое местечко за горной цепью. По правде сказать, скорее даже крепость. Гораздо большая, нежели Кахамарка, в которой мы находимся. В ней, как и в этой крепости, нет гарнизона.

— А переводчику так и не удалось выяснить, почему в крепостях нет войска? — Писарро отвел взгляд от золотого диска и теперь испытующе глядел прямо в глаза родовитому кавалеру. — Нам уже известно, что представляют собой войска этих краснокожих язычников, и мы знаем, что их королевство могущественно и богато. А такие твердыни стоят просто так, никем не обороняемые, и мы занимаем их, как курятники.

— Я думал об этом и пытался расспрашивать. Не все я понял. Кажется, где-то на юге сейчас война и все войска находятся там.

— Гм, для нас это обстоятельство весьма кстати. Бьюсь об заклад, что нам покровительствует мадонна Севильская, у которой я просил защиты, отправляясь в плаванье. Слушаю вас дальше, дон Хуан.

— В этом Уорино самое большое здание — храм. Два жреца защищали вход, теперь они уже в аду. Храм невелик, но зато там — рыцарь указал на свою добычу — сплошное золото. Переводчик говорит, будто это изображение солнца, которое язычники почитают божеством. По его словам, в главном храме, в столице Куско, тоже есть золотое солнце, и в поперечнике оно больше роста взрослого мужчины. И все украшения там из золота. Золото у них высоко ценится, потому что они считают его слезами самого бога Солнца.

— И мы высоко ценим золото, хоть и не верим в языческих богов, — буркнул Писарро. — Что еще, дон Хуан?

— Это все.

— А люди?

— Люди? Эти краснокожие дикари? Воинов мы не встретили, красивые девки сбежали, остальное меня не интересовало.

— А жаль! Работают ли на полях?

— Сеньор наместник, я не обращал внимания на то, что делает крестьянин даже у меня в Арагоне: для меня не существуют какие-то там свинопасы и всякие прочие холопы. Какое мне дело до краснокожего быдла?

— А жаль! — холодно повторил Писарро, сделав вид, что не заметил намека на свое происхождение. — Здесь можно увидеть кое-что интересное. Например, мы все заметили, что в селениях никто не выходил в поле. Хотя жители не скрывали своего беспокойства и нетерпения, но к работам так и не приступали. Они глядели в небо, щупали землю, вздыхали, но не работали. И вдруг два дня назад они кинулись на поля. Все разом, сообща, принялись обрабатывать землю с усердием и с явной поспешностью.

— Какое нам до этого дело, нам — испанским идальго? Может, у них существуют свои поверья, может, они дожидаются определенного дня или чего-то в этом роде? Хамье всюду и всегда одинаково глупо.

— Думаю, что за всем этим кроется нечто более важное. У них, кажется, все делается по приказу короля. Значит, такой приказ получен. То есть наши дозоры и наблюдательные посты не уследили, как и откуда он пришел, и не задержали его. Или же у этих дьяволов есть неизвестный нам способ сноситься между собой. А за этим скрывается большая опасность.