Страница 26 из 70
Пиуарак заколебался и огляделся вокруг. Прежний правитель уну, решив, что беседа с надзирательницей дев окончена, нерешительно приблизился.
— Великий господин, изволь выслушать, пришли крестьяне из селения Кахатамбо, они с раннего утра ждут тебя. У них какая-то просьба к тебе.
— Просьба? Я теперь уши и глаза моего господина, сапа-инки Атауальпы. Пусть все знают, что просьбы простого народа незамедлительно выслушиваются. Пусть же крестьяне войдут и убедятся, что при новом властелине торжествуют прежние законы и справедливость.
Крестьяне как раз и просили, чтобы соблюдались прежние законы. Они жаловались, что до сих пор не получен приказ начать полевые работы, хотя пора для этого давно наступила; они сетовали на то, что при переделе земельных участков в этом году не оказалось ни одного камайока. А старейшина их айлью…
— Это некий Бичу, великий господин. Очень скверный человек.
— Забери его от нас, великий господин.
— Он взял себе самый лучший надел. На нижней террасе. Там, где в прошлом году у Уачи уродилась вот такая кукуруза.
— А старому Учу, прекрасному земледельцу, отвел участок у самой вершины. Такому старику! Он сделал это нарочно.
— Известно. Все дело в том, что дочь старика не согласилась…
— Если уж говорить о девках, то от этого Бичу с их помощью можно добиться всего.
— Великий господин, разве это справедливо? Нас с каждым годом становится все больше и больше, а земли не прибавляется.
— А откуда ей взяться? Земля возделана до самой вершины. Прямо смех один. Уж и не знаешь: то ли мы люди, то ли вигони?
— Для кого, может, и смех! Да только не для крестьянина!
— Великий господин, где же справедливость? Мы слышали, теперь новый сын Солнца. Может быть, он смилостивится над нами и выслушает нас. Лишь одна треть земли остается нам, хотя с каждым годом едоков все больше и больше. Вторая треть земли — для храма, третья — для сына Солнца. Человек работает, он все выше забирается в горы, но только одна треть земли достается ему. Пусть повелитель отдаст новые террасы крестьянам!
— А теперь даже камайок не явился Делите, мол, сами! И что нам делать, новый господин, мы не знаем. То женщины поднимают крик, то старики…
— Есть такие, что уже готовы и общие стада поделить. Это моя лама, и тебе до нее нет дела.
Пиуарак гневно оборвал их.
— Пусть только посмеют! Ни земля, ни стада не могут быть ничьей собственностью! Это старый закон инков, так будет и впредь! Твоё — одежда, домашняя утварь и то, что ты получишь из государственного склада. Каждому — что причитается. Земля общая, стада тоже. Так порешили сапа-инки, так и будет. Кто назначен земледельцем или пастухом, тот обязан выполнять свое дело. Кто определен на постройку храмов, крепостей или дорог, кто отправлен в рудники, те, что разносят вести, — каждый обязан выполнять свое дело. У каждого свой дом, каждый получает достаточно ткани для одежды, каждому выдаются припасы из государственных складов. А как они будут пополняться новыми запасами? Сами собой? Для этого и существуют земли сапа-инки, которые вы обрабатываете. Запомните, что две вещи святы и нерушимы: земля и закон сапа-инки. Не только человек, но даже и самая священная мумия когда-либо превратится в прах. Закон же вечен и неизменен. Закон велит, чтобы каждый делал то, что ему назначено. Вы, крестьяне, кормите всех, за это вам дают и одежду и утварь, вас охраняют воины сына Солнца. Каждый должен быть на своем месте — и да существует вечно и вечно процветает великая держава Тауантинсуйю!
— Это нам ясно, великий господин. Конечно, это справедливо. Только вот женщины иногда…
Мамакона вспомнила что-то и прошептала наместнику:
— Великий господин. Кажется, здесь в селении Кахатамбо есть красивая девушка. Ее зовут Иллья. Она еще не замужем.
Пиуарак едва заметно кивнул.
Затем он благосклонно обратился к делегации:
— Сын Солнца, сапа-инка Атауальпа, взрыхлит золотой мотыгой священную землю в ближайшие дни. Что же касается передела ваших участков, то я вижу, что вас действительно обижают. Я хотел бы выслушать также и женщин. Они подчас тоже бывают правы. Пусть ко мне явится девушка по имени Иллья и скажет мне, что на этот счет думают женщины. Я выслушаю ее и окончательно все решу. Да будет так!
Он отвернулся от изумленных просителей и буркнул мамаконе:
— Думаю, что твои девки останутся живы и что ты сохранишь свое место. Я тотчас же направлю часки и распоряжусь, чтобы девушка из Кахатамбо явилась сюда.
— Я буду послушной слугой сына Солнца Атауальпы, — с поклоном заверила его старуха.
Глава девятнадцатая
Синчи медленно приближался к Юнии. Новое назначение он принял покорно, ожидая случая, чтобы снова просить о земле и об Иллье. Временами он испытывал даже радость и гордость, особенно при мысли о том, как вытянутся лица у его прежних товарищей, когда они увидят, какая он теперь важная фигура.
Часки-камайок самого сына Солнца! Стоит ему захотеть — и он назначит бегуном любого юношу; помешать ему здесь не сможет никто, даже сам курака. Захочет — и пошлет распоряжение, какое только ему заблагорассудится. Захочет — задержит весть, пусть даже с самого края света. Только он имеет на это право.
Синчи приближался к сторожевому посту уже днем, издалека наблюдая за движением по дороге. Где-то со стороны города Чапас взвился сигнальный столб дыма и — издали видная в прозрачном воздухе — появилась маленькая фигура бегуна. По всей равнине сновали люди, — ведь уже два дня назад сын Солнца, сапа-инка Атауальпа взрыхлил золотой мотыгой землю у храма в Уануко, и он, Синчи, сделал так, чтобы эта весть мгновенно разнеслась по всей стране. Видно, и здесь, в долине, это известие уже получено.
Бегун приближался, тяжело дыша: дорога шла в гору. В руках у него не было связки кипу.
« Вероятно, какая-нибудь важная весть «, — подумал Синчи, и вдруг ему захотелось испытать свою новую власть. Он стал посреди дороги и поднял руку. Часки остановился, удивленный и негодующий.
— Ты что, с ума сошел? — разгневанно выдохнул он. — Разве ты не знаешь, какое наказание грозит тому, кто остановит часки? Пропусти меня: я бегу по повелению сына Солнца!
Синчи гордо усмехнулся и показал бегуну свою бляху. Часки с недоверием поглядел на нее, потом перевел взор на четырех сопровождавших Синчи воинов и, наконец, осознал истинное положение вещей. Он поклонился.
— Что за известие ты несешь?
— Срочное сообщение в Куско. К самому сыну Солнца.
— Кто направил тебя? Сын Солнца Атауальпа сейчас в Уануко вместе со всем двором и советниками. С какой стати посылать известие в Куско? Повтори мне, что тебе поручено сообщить.
Часки заколебался, еще раз бросил взгляд на золотой знак и принялся докладывать:
— Сыну Солнца, сапа-инке докладывает и бьет челом инка Локоче, правитель уну Кахамарка. К нам приближаются белые люди на больших ламах. Они уже уничтожили по пути наших воинов. Разорили храмы. Я собираю бойцов и иду, чтобы умереть в битве. Это последнее донесение из уну Кахамарка.
Синчи, который уже дважды слышал об удивительных белых пришельцах, хмуро выслушал новую весть.
Решение принять было нетрудно.
— Возвращайся на сторожевой пост и скажи начальнику, чтобы эту весть тотчас же доставили в Уануко. Зажечь два сигнальных огня!
— Я сделаю так, как ты приказываешь, господин.
Бегун повернулся и заторопился обратно, словно неожиданно осознав всю важность того известия, которое он нес.
— Как бежит! Любо поглядеть! — засмеялся один из воинов, а другой добавил:
— Приближается еще гонец. Задержать его, господин?
Синчи кивнул.
Со стороны Юнии действительно бежал другой часки. И у него не было кипу. При виде воинов, преградивших ему дорогу, он остановился и без колебаний принялся по их требованию пересказывать содержание приказа.
— Бичу, старейшине в айлью Кахатамбо. Приказ от инки Пиуарака, правителя уну Юнии: девица Иллья обязана явиться в тамбо над озером и ожидать дальнейших распоряжений. Ты отвечаешь своей головой за выполнение приказа.