Семнадцатая карта

— Да это я так, — ответил Василий, — для себя. А для вас могу сказать только, что здесь нет этой пресловутой линии.

— Если у тебя голова работает, ты должен ее вообразить, — сказал лейтенант.

— Я ничего не буду платить.

— И не надо. Я только выпишу тебе протокол. А заплатишь судье.

Василий немного понервничал и уже хотел проехать в лагерь, когда вспомнил, что ему, собственно, здесь нечего делать. Надо ехать в город искать жену. Но тут увидел ее на территории за забором. Надя махала ему рукой. На поводке она держала Бака. Как все прекрасно, подумал Василий. Если бы только не заставляли воображать Двойную Сплошную Линию.

Он посигналил перед воротами.

— Таможенный досмотр, — сказал появившийся неизвестно откуда таможенник. Его звали Петька. Он крикнул:

— Пашка, иди сюда.

— Ну чего еще? — сказал Пашка. Он вылез из будки, как медведь из берлоги.

— Ворованные баксы. Этот человек не может пройти на ТУ сторону.

— Да нет у меня ничего! — воскликнул Василий.

— А где же они? Сгорели? — спросил Пашка.

— Нет, парень, — сказал Петька, неужели ты не знал, что баксы не горят?

Они начали шмонать машину и нашли все сто тысяч долларов. А ведь он зарыл их на горе.

— А их не… — опять начал Мелехов.

— Баксы не только не горят, — сказал Пашка. И добавил: — Их, как талант, нельзя зарыть в землю. Неужели ты еще этого не понял, ученый?

— Придется тебе подождать здесь. На переправе.

— И долго?

— Как отработаешь, так и все.

— И заметь, это не так плохо, — сказал Пашка.

— Другие ждут без работы, — сказал Петька.

— Значит, вы считаете, что мне повезло? — сказал Василий.

— Конечно.

— А что надо делать?

— Чего? — спросил Петька. И добавил: — Ну не знаю чего. Может, отправить его поработать на маршрутке? Ты как?

— Я не против, — сказал Василий. — Сколько надо это делать?

— Да я не тебя спрашиваю, — сказал Петька.

— Удивляюсь я тебе, ученый, — сказал Пашка. — Чуть что, а ты уже готов отказаться от науки.

— Да, — поддержал соратника Петька. — Не ты ли мечтал о своей лаборатории?

— Разве это возможно?

— У нас все возможно. Будешь строить мост.

— Но я не архитектор!

— Вот именно, что вы архитектор, — сказал Пашка.

— Ты видишь, парень, какая очередь на тот берег? — Петька протянул длинную руку, показывая за лагерь.

— А зачем они туда лезут? Черемуха, что ли, уже поспела? — ляпнул, глупо улыбнувшись Мелехов. — Че-то я не пойму.

— Он не понимает, — сказал Петька.

— Прикидывается, — ответил Пашка.

Они отошли, и Василий обратился к милиционеру:

— А с какой стати таможенники проверяют машины на дороге?

— Да какие это таможенники! — махнул рукой лейтенант. — Черти, а не таможенники.

— Чертей не бывает, — сказал Мелехов. Все громко засмеялись. Он только покачал головой, удивляясь такому веселию.

Как и раньше он сутками не выходил из лаборатории. Только теперь в комнате стояла не железная кровать, а дорогой красный кожаный диван. Петька и Пашка подарили.

— Чтоб тебе, как богу спалось, — сказали они.

И был такой хороший сон. Два белых лебедя плавали у желтого пруда. Белые цветы и белые камни украшали эту воду. Но здесь никого не было. Мелехов чувствовал, что это хорошо. Это была не искусственная природа. Здесь была жизнь.

— Тут хорошо, — сказал он. — А что, собственно, в этой природе хорошего? — спросил он. У кого? Да так просто, спросил и все. И добавил: — В этой природе нет бессмысленной смерти. Неужели это все-таки возможно?

Что-то здесь все-таки не то. А что тут необычного?

— Нет человека! — воскликнул он. И добавил: — Но ведь я это вижу. Значит, я здесь. А где моя Надя и моя любимая собака? И кто живет во втором доме?

— Ну чего же ты? — услышал Василий голос Петьки. — Иди.

— Там тебя ждут, — сказал Пашка. — Шагай.

— Вроде бы хорошо, — ответил Василий, — как у Брейгеля, все настоящее. Но я что-то боюсь. Вдруг там никого больше нет?

— Есть, есть, — ответил Петька.

— Но почему их нигде не видно?

— Они придут вместе с тобой, — сказал Пашка.

— Правда?

— А почему не правда?

— Почему ты нам не веришь? — Пашка вынул из кармана большой сэндвич с курицей и стал есть. Мягкий хлеб тонул в его длинных и тонких пальцах. Петька тоже вынул сэндвич.

— С чем? — спросил, глотнув слюну Мелехов. — Тоже с маринованным под лимонным соком филе курицы. Чеснок добавляли?

— Прости, что не предлагаем тебе, — сказал Петька. — И этот сэндвич не с цыплячьим филе. Это бастурма. Мягкая бастурма.

— Сколько дней мариновали? Три?

— Больше.

— Сколько? Пять?

— Семь. Зря ты интересуешься этими подробностями, — сказал Пашка.

— Почему?

— Тебе еще больше захочется есть, — ответил Петька.

— Ничего страшного. Чем дольше разлука, тем радостней встречи час.

— Ты имеешь в виду еду? — сказал сладко чавкнув Петька. — Я бы советовал тебе не торопиться.

— Ты можешь сразу не достать там еды, — сказал Пашка.

— Надеюсь, ты не свернешь сразу же шеи этим великолепным гусям? — Петька вынул из сэндвича мягкий, очень хорошо промаринованный кусочек говядины граммов на сорок-пятьдесят, втянул носом ароматный воздух и бросил его в свою перевернутую пасть.

— Вам следовало бы знать, — печально сказал Василий, что после семи дней мясо прокисает. Потом живот будет болеть.

— Я не понял, — сказал Петька, — ты нам, что, аппетит, что ли, хочешь испортить?

— А я не понимаю, почему мне не дают такой же сэндвич, раз там, — он показал на гениальный пейзаж, — есть нечего. Вы же практически отправляете меня на необитаемый остров.

— А он прав, — Петька кивнул на ученого.

— Прав, но по-другому не бывает, — ответил Пашка. — прибыть в другое время это всегда означает попасть на необитаемый остров.

— Человек в наше время — это Робинзон Крузо.

— Если ты сейчас наешься, у тебя там голова работать не будет.

— Ты можешь растеряться и погибнуть.

— Ладно. Можно задать вам последний вопрос? Неужели я так быстро построил этот мост? А кстати, где он?

— А вот эта картина, этот пейзаж и есть тот мост в вечную жизнь, — сказал Петька.

— Этот Брейгель?! Я создал этого псевдо-Брейгеля?

— Да, в видимом спектре этот картина результат ваших открытий.

— Но здесь так много работы. Я-то здесь всего три дня. Не отсидел даже пятнадцать суток.

— Ошибаешься, — Петька бросил в свою огромную пасть остатки сэндвича.

— Как это? Я ведь помню, что не так уж много сделал, — сказал Мелехов. Даже если время…

— Не совсем так обстоит дело, как вы думаете, — сказал Пашка. — Просто…

— Да зачем портить ему кайф? — сказал Петька. — Никто не любит, когда ему заранее рассказывают содержание.

— Содержание чего? — спросил Мелехов и вдруг почувствовал себя атомом в мощнейшей центрифуге. Петька и Пашка, лагерь Дог Стар — всё замелькало у него перед глазами. Потом вытянулось в длинную сужающуюся трубу. — Банально, — подумал он. — Значит, всё как обычно.

— Ты че, коза, гонишь?

— А что такого я сказала? — спросила Эдит. — И подожди. Это кто коза? Я коза?! Ах ты пень березовый! — воскликнула буфетчица и большим вяленым лещём, который несла к этому столу, ударила Фиксатого по свежевыбритой щеке. Тот упал со стула под соседний стол. Сбросил с глаз скатерть. Он стащил ее со стола и почистил только что выглаженные брюки. Хотя было утро, но пол в пивной был уже грязный.

— Спокойно, Фиксатый, — сказал сидевший за этим же столом Вован.

— А я спокоен, — сказал Женя Фиксатый. Он нагнулся и вытащил из голенища блестящего хромового сапога гармошкой финку.

Он сделал большой шаг в сторону и с криком:

— Запорю падлу! — побежал на Эдит. Она испугалась и с визгом скрылась за стойкой.