Мертвая суть. Возрождение.

– И ты туда же?

– Прости Ричи, но Алекс прав. Ты опасен, и цель твоя гибельна.

– Но, мы же дружим с самого детства, – говорил я, цепляясь за последнюю возможность остаться хоть с кем-нибудь.

– Да? Что-то ты быстро про меня забыл, когда меня посадили.

– А как я должен был искать тебя? Мало ли куда они вас отвезли.

Лицо Джейка источало злобу и призрение.

– Надо было тебя выдать, когда они нас допрашивали…

Джейк развернулся и пошел к выходу, Алекс усмехнулся и закрыл за собой дверь.

Вот теперь я остался совсем один, Питера можно не брать в расчет – у него и своих проблем достаточно, и мне, почему-то кажется, что он откажется. Я направился обратно в комнату и начал все обдумывать. Может, они все же правы, и я действительно опасен, может, действительно во всех своих бедах я виню других? И вообще идея захватить власть недостижима?

– Я знал, что ты сдашься.

Я обернулся и увидел стоящий в углу корень моих страхов и жажды мести. Он словно не стоял, а висел на вешалке, закреплённой на невидимой опоре. Он медленно переворачивал голову слева направо, словно у него сломана шея.

– Чего тебе надо? Проваливай.

– Ты меня, что ли гонишь? Забавно... Куда я уйду, живя в твоей голове?

– Куда хочешь. Только от меня подальше.

– Увы, я как клоп, пока ты не сдохнешь, я тебя не оставлю.

Я промолчал, он разводил руки, его суставы хрустели.

– Послушай лучше Алекса, он дело говорит. Вечно нужно какому-нибудь выскочке все портить. Почему вам не живется мирно, мы же дали вам кров, телевизор, модную одежду, телефоны. Почему нельзя просто взять, что дают и радоваться жизни.

– Да потому что вы укрываете глаза массы всем этим мусором. А под такой завесой творите с людьми все, что вашей душе угодно.

– Может быть, но главное люди довольны. Если им нравится такая жизнь, то почему бы и нет?

– Но, это же бесчеловечно!

– Когда же ты поймешь, что люди должны сами снизойти до мысли что что-то не так.

– Я бы не осознал без Стеллы.

– Ну, значит, ты недостаточно умен, чтобы самому дойти до этого. Ты пользуешься чужими идеями, чужими мыслями, вместо того, что бы генерировать собственные.

– А представь, если каждый человек сам открывал элементы таблицы Менделеева, сам учился бы электротехнике, сам придумывал музыкальные произведения, и все с нуля, не перенимая ничего у тех, кто уже снизошёл когда-то до этого? Какой прогресс бы тогда вершился?

– Ну, здесь ты зашел в совершенно другую сферу. Развитие науки и техники – это не одно и то же с личным духовным ростом каждого.

– А я все же нахожу их схожими. Суть обоих – информация. Когда-то и кем-то открытая истина, опирающаяся на открытые ранее истины. Так и продукт моего разума опирается на уже существующие истины, генерируя новые.

Глава 9.

Закончив спор со своим вторым "я", я все же решил заняться делом. На часах уже шесть вечера, я брожу по, когда-то, брошенному городу. Все вокруг казалось таким знакомым, и в то же время таким чужим. Я чувствовал себя подлым предателем, из-за того, что просто бросил его. Новые строения, новые пристройки, новый архитектурный стиль. Но кое-что осталось нетронутым. При виде патрульных машин я прятался, в страхе, что ищут они именно меня. В воздухе витал такой знакомый запах вызывающий ностальгию по тем временам, когда мы с Джейком и Стеллой носились по дворам бросая друг в друга куски глины. Трудно было сказать, от чего он шел. Может быть, это просто общая комбинация вообще всех запахов города, а возможно это я у себя чего-то на воображал. Как завороженный я бродил по сравнительно людным переулкам, люди вокруг словно меня не замечали, каждый погружен в свои дела, свои проблемы. Их не волнует то, что среди них затаился беглый убийца. Кто-то с работы, кто-то по магазинам, кто забирает детей из детского сада. Кто-то несет с собой огромную цветную коробку с букетом цветов на день рождения любимой. И оглянитесь вокруг, они ведь счастливы, им больше ничего не нужно. Им не к чему знать, как устроена система управления, им не интересно слышать, о заговорах, они любят свою страну, и готовы порвать в клочья любого человека, о котором они ничего не знают, которого они никогда даже не видели, только потому что тот не лестно отзовётся об их стране. Их патриотизм в своей сути не что иное, как добровольное рабство, завуалированное под честь гражданина. Я шел в этой толпе, словно свой. По крайней мере, они так считали. Ну, еще бы, у кого в наше время возникнет мысль о том, что есть люди, думающие по другому, ставящие свои цели выше офисного уровня. За все время прогулки, на меня заострил пристальный взгляд только один человек, и этот человек не полицейский который должен меня искать, и не кто-то из толпы, которых это похоже не касается, а маленький пятилетний мальчик. Он посмотрел на меня таким испуганным взглядом, что я на миг вообразил, будто я настоящее чудовище, хотя кто знает, многое изменилось с тех пор, когда я был добр, слаб и невежественен. Может знание истины и озлобило меня. Я посмотрел в глаза этому мальчику, он зажмурился, не желая видеть моего тяжелого взгляда. Вот оно, пока еще не опороченное дитя, подлинный человек. Пройдут годы, и когда он поймет, что его мировоззрение не вписывается в общественные рамки, и его нужно стыдиться, он станет подстраиваться, будет стараться быть как все. И тогда его широкий кругозор, данный самой природой, сузится до таких пределов, что превратиться в маленькую точку, точку зрения. Одну единственную точку на любой случай жизни. А больше одной и не требуется в обществе. Больше чем одна – это уже слишком много, слишком странно...

Оглядывая окрестности, и думая о своём, я и не заметил, как уже добрался дома Аллена. Один этаж, бордовая черепица, справа от дома стоит внушительных размеров дуб. Его листья усыпали крышу дома, слой листьев на крыше, говорил о том, что Аллен давно не убирался, и видно не собирался. А, может быть, он здесь давно не живет. Может он пал на поле боя во время последнего митинга, а, может, он арестован? Есть лишь один способ проверить. Я зашел на крыльцо и постучи в дверь, эффекта не последовало. Я постучал настойчивее, по ту сторону были слышны шаги. Глазок потемнел, хозяин смотрит на меня.

– Кто там, – спросил хозяин не отрывая глаз от меня.

– Ричард, – ответил я, чуть-чуть замешкавшись.

– Какой Ричард?

Тут я задумался. Если скажу Хорн, то узнает. Но если это не Аллен, а на меня объявлен розыск… Но увы, Лоренс тоже в розыске, и, вероятнее всего, сейчас здесь об этом все знают. Ну что ж, была, не была.

– Ричард Хорн.

Тот не отрывался от глазка, и продолжал смотреть на меня, словно пытаясь вспомнить. Тут внезапно глазок посветлел, и зашумели замки. Дверь резко открылась и крепкая рука с силой затащила меня в дом. Хозяин протянул руку к стене и включил свет. Да, это был Аллен, я узнал его с первого взгляда, хотя его изувеченное ожогами лицо должно было затруднить мою задачу.

– Я понимаю ты сейчас передо мною, но, черт Ричи, как?

Я, молча, постучал кулаком по виску, где располагалась пластина. Аллен оглядел меня, и пригласил на чай. Я любезно согласился. Сев за стол, я рассказал Аллену все с того момента, как нас со Стеллой похитили, до той минуты как я постучался в его дверь. Аллен внимательно слушал, не перебивая, ему было крайне интересно то, как мне удалось выжить. Под конец рассказа он затих, попивая чай из маленькой, белой, фарфоровой чашки, спросил:

– Слушай, я, кажется, знаю эту Каролину. У неё, случайно, фамилия не Эбель?

– Да, – я сузил глаза. – Откуда ты знаешь?

– Мы ходили на сольфеджио в детстве.

– Неужели?

– Ага. Прекрасная девушка была, – он посмотрел на меня с сожалением в глазах. – Помнится, я и Брэд помогли ей в одном масштабном музыкальном деле, когда она заканчивала школу. Если ты встречался с ней на тот момент, то ты должен помнить феерическую концовку прощального концерта.

– О да, – я предался воспоминаниям, – на ней тогда был очень миленький костюмчик.