Страница 1 из 38
Джо Алекс
Тихая, как последний вздох
От переводчика
Памяти Мацея Сломчинского (1920–1998)
Мацей Сломчински — англист, профессор Краковского университета, человек, который перевел на польский язык всего Шекспира. А кроме того, произведения Мильтона, Марлоу, Киплинга, Свифта, Стивенсона. И еще — Джойса. Джойс писал «Улисса» семь лет. Сломчински переводил «Улисса» четырнадцать. Профессиональные литературные переводчики знают, насколько сложно переводить Джойса. Существует всемирный клуб переводчиков Джойса. Там только асы. Мацей Сломчински был одним из них.
Впрочем, он был асом во всем. В том числе и в буквальном, первоначальном смысле этого слова. Во время Второй мировой войны он был пилотом-асом RAF и сбивал над Ла-Маншем фашистские самолеты, пока сам не был сбит.
— Я болел лишь один раз в жизни, — говорил мне в 1996 году этот стройный 75-летний мужчина, попивая коньяк и покуривая трубку, с которой был неразлучен, — это произошло после того, как, выпрыгнув на парашюте из сбытого самолета поздней осенью, я целые сутки проболтался в Ла-Манше, прежде чем меня выловили. Но не подумайте, что я простудился, — Боже упаси! Просто, этот чертов фашист прострелил мне легкое.
Когда в начале 60-х годов в тогдашней ПНР появились первые романы, автором которых значился некий английский писатель Джо Алекс, литератор и эксперт Скотланд-Ярда, изначально помогающий своему другу инспектору Бену Паркеру раскрывать загадочные и таинственные убийства, а затем подробно описывающий в своих произведениях ход и метод их раскрытия, невозможно было поверить, что их автор не коренной англичанин.
Великолепный, тонкий знаток английской культуры и литературы, профессор Мацей Сломчински, кавалер Ордена Возрождения Польши с командорским крестом, даже отдыхая в промежутках между переводами классиков, снова продемонстрировал себя асом.
Под псевдонимом Джо Алекс он написал серию замечательных, чисто английских криминальных романов, которых не постыдились бы ни Конан Дойл, ни Агата Кристи. В подтверждение этого достаточно привести лишь один факт: Скотланд-Ярд наградил Мацея Сломчинского двумя медалями за выдающуюся литературную деятельность в области криминального жанра.
Роберт СВЯТОПОЛК-МИРСКИИ
~ ~ ~
— Кто среди нас, живущих, сказать посмеет:
«Я видел смерть, когда она входила.
И знаю, куда ушла она,
Оставив позади молчанье»?
Известны смерти тысячи ходов разнообразных,
Которыми в наш дом она проникнет без препятствий,
Не станут ей преградами замок замысловатый,
Засовы крепкие и верная охрана.
Ибо сквозь стены и решетки проникая,
Она следов своих не оставляет,
Холодная, таинственная, неизбежная,
Мрачная и тихая, как последний вздох.
I
«Убийство? Это было бы слишком хорошо!»
Миссис Сара Кварендон остановилась и огляделась.
— Не вижу собак, — сказала она. — Они не должны отбегать от нас так далеко. Еще кого-нибудь напугают.
Идущий позади Мелвин Кварендон догнал ее и тоже остановился.
— Что ты сказала?
Он глубоко вздохнул и сунул руку в карман за платком. Вьющаяся сквозь поля тропинка, по которой они шли, теперь поднималась к вершине пологого холма, а мистер Кварендон был мужчиной тучным.
— Я не вижу собак, — повторила его жена. — Можешь их позвать?
— Конечно.
Он набрал полные легкие воздуха и пронзительно свистнул.
Затем окинул взглядом далекую, пересекающую поля живую изгородь, и разглядел, как от нее отделились две маленькие серые тени, резко рванувшиеся к нему, и стремительно вырастающие на глазах. Через минуту они были рядом и застыли, вглядываясь в лицо хозяина, — две огромные серые немецкие овчарки.
— Тристан! — ласково сказал мистер Кварендон и протянул руку.
Пес подошел и прикоснулся темным влажным носом к его пальцам, а затем уселся на задние лапы, выжидающе глядя вверх.
— Изольда!
Подошла вторая овчарка, и все повторилось настолько точно, будто эта сцена относилась к какому-то таинственному ритуалу, связывающему этих трех живых существ. Ни одна из собак даже не взглянула на женщину, стоящую рядом.
— А теперь идите за нами! — скомандовал мистер Кварендон и двинулся по тропинке вверх. Собаки выждали секунду и пошли следом.
— Мелвин… — произнесла миссис Кварендон вполголоса, будто не хотела, чтобы псы услышали то, что она собиралась сказать.
— Что, дорогая?
— Иногда это приводит меня в ужас. Они ведут себя так, словно знают английский, но лишь тогда, когда к ним обращаешься ты.
— Полагаю, ты не хочешь, чтобы они реагировали на приказы чужих? Я их не для того держу. Или ты предпочитаешь, чтобы на прогулке нас сопровождал молодой человек с челюстью боксера, одетый, несмотря на страшную жару, в просторный пиджак, скрывающий под мышками два огромных пистолета?
— А есть ли в этом вообще необходимость? Ты же не политик.
— Но я очень богат.
Мистер Кварендон быстро вытер вспотевший лоб и глянул на вершину холма, которая показалась ему такой же далекой, как и пятнадцать минут назад.
— Я очень богат и становлюсь все старше. Мы обязательно должны дойти туда?
— Обязательно! — отчеканила жена. — Ты еще не стар, но толстеешь. Если бы не я, не сделал бы по своей воле и двухсот шагов в день. Тебя всюду возят. Эти проклятые автомобили сокращают твою жизнь. Спроси доктора Харкрофта. Он подтвердит каждое мое слово. Он говорит, что у тебя еще нет серьезных проблем с сердцем, но они могут появиться, если ты не пожелаешь изменить образ жизни. Впрочем, я не уверена, можно ли вообще назвать образом жизни то, чем ты занимаешься.
Мистер Кварендон рассмеялся и остановился. Идущие следом овчарки присели и подняли головы, глядя на хозяина.
— А помнишь ли ты, — спросил он, — как мы собирали деньги на наш первый подержанный Мини-Моррис?
— Ты тогда весил на шестьдесят фунтов меньше. — Миссис Кварендон меланхолично покивала головой. Легкий порыв ветра шевельнул ее коротко подстриженные седые волосы. — А теперь у тебя два роллс-ройса, не говоря уже о целом парке более мелких автомобилей. Прошло целых сорок лет… — она умолкла.
Чета снова двинулась вверх и несколько минут шла молча.
— Я был мальчиком на побегушках в книжной лавке, — сказал вдруг мистер Кварендон. — И всегда любил книги. Правда, сначала я их не читал, просто это была приятная и чистая работа. Я переносил стопки книг из автомобиля в магазин, потом упаковывал товар, мыл окна, подметал, а каждую субботу мы ходили в кино. А потом мы поженились, и я был так счастлив, как сейчас. Может даже больше, потому что день и ночь мечтал добиться того, что у нас есть сегодня.
Миссис Кварендон улыбнулась, но он не заметил этого, потому что шел позади.
— Мелвин, не обманывай меня!
Она внезапно рассмеялась. Это не был смех седой стареющей женщины — он звучал звонко и молодо.
— Я никогда тебя не обманывал! — проговорил мистер Кварендон, с убежденностью тем большей, что тут же в его памяти промелькнули более или менее отчетливые лица девушек и женщин, звенья цепи больших и маленьких грехов, о которых она, к счастью, не знала и никогда не узнает, если это будет в его силах. Внезапно он стал серьезным, но жена не заметила этого.
— Я не имею в виду какой-то большой обман, — Сара Кварендон махнула рукой, не оборачиваясь и не замедляя шага. — Минуту назад ты рассказывал, как когда-то мечтал о том, что имеешь сегодня. Это неправда или, если хочешь, не вся правда, ибо ты мечтаешь непрерывно! Ты не перестаешь мечтать ни на минуту, хотя другой на твоем месте признал бы, что добился достаточного успеха для одной короткой человеческой жизни.