Страница 2 из 27
В день выхода статьи Мартелен, как обычно, начал писать свой текст — который он переписывал в точности уже шестьсот восемь раз с 15 марта 1976 года и который был более или менее подготовлен тысячами начатых за много лет романов. Медсестры показали ему «Неврологический журнал» и поздравили его: он стал героем дня! Мартелен рассеянно пробежал глазами статью Обена и свой собственный рассказ, напечатанный следом. Потом, закрыв журнал, он вынес ошеломляющее суждение: «Неплохо, но это не мой стиль. Я написал бы иначе». И взял свои пять ежедневных листков, чтобы написать все тот же текст, который ему суждено было переписывать без конца до самой своей смерти в 1979 году.
На своих лекциях на тему «Писательство и забвение» Пьер Гулд рассказывает эту историю первой. Но у него в запасе есть и другие, которые мы часто уговариваем его опубликовать. Он отвечает, что, согласно теме, и сам все время забывает привести их в надлежащий вид. Эта шутка напоминает ему о новеллисте XIX века Роргане, коммерсанте из Обани. Этот человек мало читал и был почти начисто лишен воображения. Литература его вообще-то не интересовала. Он сторонился артистов и интеллектуалов, предпочитал людей действия и считал литературу лишь претенциозной тратой времени. Однако в тридцать пять лет он внезапно, по какой-то прихоти, написал очаровательный сборник сказок; все его друзья очень удивились, да он и сам недоумевал, что это на него нашло. Он показал рукопись одному журналисту из Марселя, который передал ее парижскому издателю. В 1878 году «Сказки заливов» вышли в свет. Рорган в восторге прожил несколько недель на седьмом небе, видя перед собой писательскую стезю. Он решил, что вскоре сядет за новую книгу, а пока, в ожидании вдохновения, вернулся к обыденным делам.
Дела эти были столь важны, что захватили его целиком. Очень скоро Рорган забыл о своих сказках. Литература в одночасье вылетела у него из головы, он сделал славную карьеру в коммерции и никогда больше не писал.
Когда ему исполнилось семьдесят пять лет, умерла его жена. Он оставил семейный дом сыну и купил себе виллу на побережье, чтобы спокойно доживать там свои дни. Переезжая, он обнаружил десять экземпляров «Сказок заливов», которые дал ему издатель, и только тут с изумлением вспомнил, что был писателем — по крайней мере, хотел им быть. С волнением он открыл свою книгу, прочел две первые сказки, нашел их вполне приличными. Как же он мог забыть о своей писательской карьере? Это открытие потрясло его. Мог ли он наверстать упущенное, создать в тот короткий срок, что был ему отмерен, произведения, которые забывал писать сорок лет? Лихорадочное возбуждение овладело им; он закрылся на своей вилле и принялся усиленно размышлять над сюжетом книги, запретив себе отдыхать, пока не будет готова рукопись. Через два месяца бессонных ночей он умер от изнеможения, оставив лишь бессвязные наброски да коротенький ироничный текст под названием «Совет молодым писателям», который состоит из одной простой фразы: «Самое главное: не забывайте писать».
Матье Манделье, другой экземпляр коллекции Гулда, — случай, противоположный Роргану: он готов был обречь себя на вечное проклятие, лишь бы забыть то, что написал, но это ему так и не удалось. Он родился в Брюсселе в 1910 году и в ранней молодости опубликовал несколько романов, в которых выразил свое презрение к общественным условностям и дал волю сексуальным фантазиям. Они вызвали бурю в критике и общественном мнении; Манделье, очень довольный, лишний раз убедился, что он на верном пути. В 1936 году он отправился в кругосветное путешествие. Оно продолжалось три года и было отмечено целым рядом происшествий: он был ранен на охоте в Конго, попал в тюрьму в Америке после драки и подцепил в Индии кожную болезнь, мучившую его жестоким зудом до конца жизни. Каждый месяц он посылал друзьям письма, в которых живописал свои приключения и излагал весьма крамольные мысли. В 1939 году, вернувшись в Брюссель, он опубликовал свои воспоминания, присовокупив к ним всевозможные вымышленные эротические подвиги. Разразился новый скандал, повлекший за собой судебный процесс за порнографию, который он с трудом, но выиграл.
Испугался ли он, представ перед судом и едва избежав тюрьмы? Как бы то ни было, сразу после этого Манделье исчез. Несколько лет о нем никто ничего не слышал, и даже лучшие друзья не имели от него вестей. Ходили разные слухи. Говорили, что он покинул Европу, пишет картины в Америке, женился на русской наследнице или стал золотоискателем в Южной Африке. На самом деле все было далеко не так живописно: Манделье уверовал в Бога и удалился в религиозную общину на севере Франции. Проведя там шесть лет и дав обет воздержания, он поселился в брабантской деревушке, чтобы благочестиво и скромно жить на лоне природы.
Как правило, он был в ладу с самим собой в своей новой жизни и считал грехи молодости — в том числе, и свои книги — окольными путями к нынешнему просветлению. Но порой у него случались ужасные нервные срывы, когда ему была невыносима мысль, что он написал эти книги, эти грязные и кощунственные романы, имеющие столь мало общего с евангельским идеалом. Тогда он принимался колесить по стране в поисках всех экземпляров своих книг, чтобы уничтожить их. Он горько рыдал в букинистических магазинах, а каждому изумленному букинисту, утешавшему его на своем плече, описывал свою драму: как он был бы счастлив жить аскетом, если б только ему удалось забыть то, что он написал!
Гулд всегда заканчивает свои лекции о забвении случаем Энрике Фольсано, испанского писателя второго ряда, который в конце 30-х годов покончил с собой, когда узнал, что читатели обычно забывают его книги сразу по прочтении.
Его первые романы, в детективном жанре, были неплохо написаны; их забывали, дочитав, через несколько часов, но все-таки не во время чтения. А вот следующие, ближе к социальной драме, забывались по мере того, как их читали, — «забвение непрерывным потоком», как говорит Гулд. На третьей странице читатель не мог вспомнить, что прочел на второй, на четвертой забывал третью и так далее.
«Случай Фольсано не лишен общих черт со случаем Мартелена, — комментирует Гулд. — Первый писал книги, которые читатель забывал страницу за страницей, второй начинал их и забывал сам день за днем. Книги Фольсано умещались в объеме одной страницы в читательской памяти, а мозга Мартелена хватало на один день памяти авторской. Это два варианта одной и той же проблемы. Но тогда как решение проблемы Мартелена подсказал ему Фердье — писать очень короткие тексты, — никто не помог Фольсано, которому тоже следовало бы писать тексты в одну страницу, чтобы не выходить за рамки крайне слабого интереса, которого он только и мог добиться от своего читателя. И он умер, так до этого и не додумавшись».
После недолгого молчания Гулд поделился со мной своим страхом: он очень боится, когда читает лекцию, что его настигнет синдром Фольсано. Он будет говорить, говорить, а слушатели — забывать его слова, по мере того как он их произносит. Но под конец Гулд вновь обретает душевный покой, слыша аплодисменты, с каждым разом все более бурные, которые опровергают его опасения.
ДЕСЯТЬ ГОРОДОВ (I)
Горан, в Силезии
В городе Горане говорят на трех языках; все три — производные от польского и очень похожи между собой. Их лексикон на девяносто процентов идентичен, как и все имена собственные; лишь спряжение заметно отличается — и то не у всех глаголов. То есть в принципе все три языка понятны любому поляку, который не обнаружит в них особых различий с исконным польским: в Горане, Варшаве и Катовице говорят grosso modo[1] на одном языке. Жители Горана, однако, друг друга совершенно не понимают. В этом городе все говорится и пишется одинаково на их трех языках, но в силу какой-то ментальной блокады каждый житель говорит только на одном и отказывается понимать другие. Выражаясь языком математики, Горан нарушает закон транзитивности: если Р — субъект, говорящий по-польски, a g1, g2 и g3 — три языка, на которых говорят в Горане, и Р одинаково хорошо понимает как g1, так и g2 и g3 (Р = g1, Р = g2 и Р = g3), то люди, говорящие на этих языках, также должны друг друга понимать (g1 = g2 = g3). Но в Горане это не так. Гулд описал мне кое-какие курьезы, вытекающие из этой абсурдной ситуации, после того как побывал там в прошлом году.
1
В общих чертах, приблизительно (лат.). (Здесь и далее, если не указано иное, примеч. переводчика.)