Призванный. Возможно, баллада.

Через минуту позволяет листку скататься обратно и протягивает нам.

Разворачиваем в свою очередь.

Неозаглавленный наказ начинается с обращения.

Потомкам

На исходе девятого года нового летоисчисления Великий Морадин созвал всех членов клана в цеховую кузню. Не скрывая печали на лице, вышел к притихшему собранию и заявил, что мастера чересчур увлеклись изготовлением украшений для себя и бросили заниматься другими вещами. Потерявшие веру люди уже перестали к ним обращаться. Кузнечное дело захиревает. Если не принять решительных мер, процесс скоро примет необратимый характер. Посему он своею волей переводит всех в разряд подмастерьев и накладывает схиму – идти в народ, расселиться по миру и служить людям. Ковать, что ни попросят: серпы, плуги, колесные ободы, обручи для бочек, гвозди, штыри, пробои, вилы, дверные петли, щеколды и прочее, потребное в хозяйстве. Вместе с тем, никогда не отказываясь от необычной работы, сколь бы трудной она ни выглядела.

Напоследок добавил, что сам будет поддерживать огонь в главном Горне. Как только кто из подмастерьев получит заказ, не выполнимый в местных условиях, пусть возвращается в клан, чтобы поработать в цеховой кузнице. Если сумеет справиться, останется при ней уже старшим мастером. Поэтому каждому нужно запомнить обратную дорогу и передать своим детям и внукам.

Исполняя высочайшее повеление, сообщаю, что отравная точка возвращения из наших краев находится на старом стрельбище у разъезда, в качестве пароля достаточно назвать главный Горн.

Но если кто из вас привык больше ломать, чем строить, пусть сидит дома, проку от него в главной кузне все равно никакого не будет.

Последнюю фразу гномий дед присовокупил, видимо, от себя лично. И, похоже, как раз внуку. Во всяком случае, тот явно принял ее на свой счет. Повернулся в профиль, выпятил нижнюю губу и сопит.

Трогаем его за плечо:

– Ну, что, пойдешь к Горну?

Кузнец мотает головой:

– Коли то не сказки, на должность уже давно кто-нибудь пристроился. Да и как я все брошу? За подручным вон глаз да глаз нужен. Так что давай без меня. Пароль тебе известен.

– А отправная точка? Где это самое стрельбище?

– Не знаю, спроси у вояк в городке. Наверняка, помнят. Святое для них место.

Гном машет рукой и выходит за штакетник. Оставив калитку незакрытой, бредет через луг к поселковой кузнице.

Мы же заворачиваем влево, огибаем задний угол сельскохозяйственного кладбища и спускаемся в заливную пойму. Пересекаем местную реку по перекинутым рельсам и крутой тропой выбираемся в поле, на противоположной стороне которого виднеются городошные строения. Справа над гаражами выпирает фронтон греческого клуба, а слева за кованой оградой степенно разлеглись английские газоны континентальной культурной миссии. Там же уткнулась в небо мачта дальней связи.

Вспоминается ночной голос с того конца, не сдержавший высказывания по поводу выпускающих инструкторов.

А кстати, повысили ли нам код доступа в курирующей организации?

Пожалуй, стоит проверить.

Может, мы теперь еще на что право имеем.

Пересекаем поле по тропинке, вьющейся среди спелых трав.

Закатное солнце просвечивает пейзаж почти горизонтальными лучами. Узкая тень радиовышки дотягивается аж до поселенского погоста. Впрочем, тамошним резидентам символизм до фонаря. Их уже ничем не взволнуешь, они упокоены. В отличие от тех, кто лишь дожидается этой милости под сенью Мертвого леса.

На дальнем углу культурного забора сворачиваем влево.

Дверь привратницкой раскрыта, внутри темно.

Пружиня шаг, поднимаемся на крылечко и суемся в проем.

– Куды прешь?

В проходе вырастает знакомая фигура бравого штырегнува.

– А я думал, ты отошел, – пожимает плечом Брайан. – По какому-нибудь делу, большому или маленькому. Ладно, зови того, кто у вас для общения.

– Ты б еще ночью приперся. Днем приходи.

– Днем не могу. Занят, а подмениться некем. Давай, звони.

Продолжая бурчать, старикан включает настольную лампу, набирает на аппарате короткий номер, и, прикрыв трубку ладонью, произносит несколько неразборчивых слов.

Через минуту из здания показывается костюмированный.

Войдя в будку, слегка приподнимает правую бровь. В голосе, правда, никакого удивления не чувствуется.

– Добрый вечер, молодой человек. Слушаю вас.

– Решил вот на прощание справиться о здоровье нашего пациента.

– С ним все в порядке. Намеченные процедуры полностью прошел, переведен на амбулаторный режим.

– На амбулаторный? И на приемы является?

– Нет. Но это как раз свидетельствует о том, что надобность в дальнейшем лечении отпала. А вы, значит, покидаете наши края? – меняет он тему.

– Пора.

– Наверное, вы знаете, что делать.

– Знаю.

– В таком случае, счастливого пути!

Кивнув, костюмированный разворачивается и отбывает.

Если наш код доступа и повысился, то не настолько, чтобы расстилать перед нами ковровые дорожки.

Покидаем сторожевой форпост культуры, сворачиваем влево и в наступивших сумерках следуем вдоль забора, а затем и дальше. Достигаем дверей арсенального склада и костяшкой согнутого пальца выстукиваем плясовой ритм дракобойного заговора. Металлическая створка чуть отходит, пропуская нас внутрь.

– А я уж думал, ты совсем ушел, – встречает нас братуха приветственным словом.

– С дорогой требуется еще разобраться, – отвечаем в аналогичной манере. – Старое стрельбище в какой стороне располагалось?

– Где-то на востоке. Подъезд там, правда, был круговой, да и тот потом обвалом перекрыло. Наш призыв туда уже не возили, стрельбы перенесли в глиняный карьер за Мертвым лесом. Если надо, могу уточнить.

– Надо.

– Ты ведь не прямо сейчас отправляешься?

– Выспаться, наверное, следует.

– Разумная мысль. А я пока в архивных кроках пороюсь.

Заваливаемся на гостевой топчан и отключаемся, не забыв, однако, перезаписаться. Привычка. Та самая, которая давно уже вторая натура.

Глава XIV

Просыпаемся от прикосновения к плечу.

– Грех, конечно, – говорит стоящий рядом братуха, – будить выходящего в рейд раньше времени, но ты сам посмотри.

Протираем глаза. Внутренность закутка залита призрачным фиолетовым сиянием, исходящим от висящей на гвоздике вараньей жилетки. Вернее, от основания костяного отростка, выглядывающего из наспинных ножен.

Подносим поближе раскрытую ладонь, потом трогаем пальцем.

Совершенно холодный.

– Что там у тебя?

– Драчий рог, – отвечает Брайан. – Или драковский, слово еще не подобрал.

– То есть?

– То есть, рог драка.

– Что за зверь?

– Тоже пока не ясно. Просто Зверь, но с заглавной буквы.

– Где ж ты его отыскал?

– В заброшенных каменоломнях. Валяется в одном из ущелий с тяжелым ножом во лбу, вбитым по самую рукоять. Затопляет окрестности волнами злобы, но двинуться уже не может. В отличие от второго, сразу же рванувшего на север. И, видимо, под объектом в браслете подразумевается именно он. Тот, который в данный момент пульсирует в снегах аналогичным рогом.

Братуха встряхивает головой.

– Подожди, получается, ты и есть тот гарпунщик, блюдущий линии?

– Похоже, что отныне да. Во всяком случае, где-то там решено, что должно быть так.

– Кем решено?

– Сие неведомо.

– А отказаться ты можешь?

Брайан задумывается, вслушивается в себя.

– Понимаешь, – произносит медленно, – это единственное, что у меня есть.

– Да я только к слову, – машет ладонью братуха, – сам из таких.

Неожиданно оттенки окрашенности внутрискладского интерьера меняются. Рог в наспинных ножнах, медленно наливающийся внутренним светом, ускоряет процесс, с ходу минует лиловый и выдает слепящую вспышку дугового разряда.