Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 35 из 85

Сделана она была не из кораллов. Или, точнее, сверху ее покрывали глубоководные кораллы, из тех, что не нуждаются или почти не нуждаются в свете для роста. Но внутри было что-то другое. Какой-то материал, которого Кора не знала. Впрочем, она многого не знала, и обычно это ее не заботило.

Земля парила под водой на глубине чуть-чуть больше, чем Кора могла нырнуть, — а Кора считалась в семье хорошей ныряльщицей. С глубины своего максимального нырка Кора могла эхолокацией разбирать причудливые выросты и формы, что покрывали эту странную «землю» — но увидеть своими глазами не могла, потому что не хватало света, и опуститься глубже тоже не получалось: вода выталкивала ее.

Плавая над вожделенным «объектом», Кора поймала какую-то тварь с щупальцами — Флинт говорил, их можно есть — и подкрепилась. Очень кстати. Тогда же она сообразила, как часто случалось с ней после еды, что эта штуковина была гигантской и плавала в воде наклонно. Может быть, до той части наклона, которая была ближе к поверхности, Коре удастся донырнуть?

Удалось! Почти! Кора практически доставала носом до каких-то выростов, еще чуть-чуть, и удалось бы коснуться! Ну же! А если выпустить немного воздуху из легких? Ей все равно должно хватить на обратный подъем!

И — да! Она коснулась.

И тут же случилось странное. Может, хорошее. Может, плохое. Кора не поняла.

Только вдруг ей показалось, что вода озарилась ярким светом, и она увидела то, что не могла представить себе даже в самых смелых мечтах. Просто не умела. А теперь — получилось.

— Как вы знаете, наша планета — жидкая, — начал Аше менторским тоном. — Вода — это основа жизни, и все здесь держится на жизни. Земля, по которой мы ступаем, живая. Дома, в которых мы живем, живые. Даже утварь сделана из отвердевшей слюны тиоликов, — (Алекс по новому посмотрел на миску, из которой только что ел). — Чтобы выжить, добыть еду, защититься от природных катастроф мы испокон веку работали с живыми существами, формируя их так, как угодно нам. Мы научились добывать металлы из морской воды — но только с помощью живых глубоководных моллюсков, которые отфильтровывали их для нас. Мы вышли в космос — но не раньше, чем создали технологию живого металла, чем научились выводить живые космические корабли, которые процветали в вакууме… В конце концов наше общество стало достаточно сложным, а объем накопленных знаний оказался так велик, что нам понадобились те, кто будет хранить в своей голове все накопленные знания, и выдавать их по первому требованию. И кто-то из тогдашних мудрецов предложил использовать лилуна.

— Кто они все-таки такие? — спросил Алекс. — Другая раса?

— Другой пол, — усмехнулся тлилиль. — До некоторой степени. Хотя ученые сейчас спорят, можно ли их назвать другим полом, или это квазипол. А может быть, генетическое заболевание? Неясно. Как вы знаете, мы все однополые.

Алекс кивнул.

— Но мы оплодотворяем друг друга, чтобы получился ребенок. У нас есть семьи, как правило, из двоих, очень редко троих индивидуумов. Все как у большинства разумных рас. лилуна не вписываются в нашу общественную систему.

Аше остановился.

— Почему? — спросил Алекс.

Он понял, что Аше был из тех рассказчиков, которые любят, чтобы ему задавали вопросы. Обычно Алекс не любил потакать «творческим натурам», но Хонда смотрела, и он решил подыграть. К тому же, как он неохотно признавал сам себе, речь Аше захватила его. Он не говорил ничего особенно интересного или неизвестного Алексу, но речь его была богата интонациями, а вокабуляр общеторгового — широк.

— Потому что лилуна — выродки. Там, где один тлилиль рожает одного ребенка за раз, а за всю жизнь может родить троих, ну четверых, лилуна рожают троих или даже четверых, и могут рожать снова, как только оправятся от предыдущих родов, — «ну, как нормальные женщины», — подумал Алекс, но следующая же фраза разбила его теорию: — К тому же они больше размерами, чем обычные тлилили, а шкура их имеет другой цвет. Все это, как вы понимаете, достаточные причины, чтобы к ним относились настороженно, даже со злобой. Нарушение генетического кода, говорили они, — Аше произвел что-то вроде полупоклона в сторону Алекса. — Неполноценные, говорили. Опасность для будущего нашего рода! Что будет с семьями, если разрешить лилуна заключать супружеские союзы с остальными тлилилями? Что будет с нашим обществом, если разрешить им выполнять те же работы, иметь те же права?





— И что с ними делали? — спросила Хонда. — Извините, что перебиваю, — добавила она. — Просто в нашем обществе в схожем положении были женщины, но их-то как раз обязывали рожать детей…

Алекс подумал, что Хонду опять заносит: в человеческом обществе женщины никогда не были в таком положении, чтобы даже об их существовании замалчивалось. — лилуна заставляли тоже, — кивнул Аше. — Семья, где рождался лилуна, считала это подарком небес. Они запирали его, сводили его с разными партнерами, а детей потом… ну, по-разному. Были у нас культуры, где дети лилуна считались по умолчанию рабами или низшей кастой. Там ими откровенно торговали. Были такие, где рождаемость падала из-за роста благосостояния, и тогда детей лилуна, фактически, продавали или отдавали даром бездетным тлилилям, которые не хотели или по какой-то причине не могли рожать. Это считалось очень благим делом.

— А дети лилуна чем-то отличаются от других тлилилей? — уточнил Алекс.

— Ничем. Ну, если лилуна сам себя не оплодотворяет. Тогда рождается еще один лилуна. И, конечно, лилуна может родиться у обычного тлилиля.

— А как дело обстоит теперь?

— Теперь… — Аше хмыкнул. — Теперь дело обстоит очень интересно. Несколько сотен лет назад, когда потребность в обработке информации стала немыслимой, началось движение за исправление исторических ошибок. Так оно и называлось, да… Суть движения состояла в следующем: в прошлом мы ошибались, считая лилуна выродками и неполноценными. На деле быть лилуна — величайшее счастье и величайший дар. Нельзя заставлять их жить и работать, как обычных тлилилей. Из-за того, что они больше размером, у них больше мозг, и они поэтому могут обрабатывать больше информации. А из-за того, что наивысшую радость они находят в вынашивании детей, которых рожают очень легко, у них остается много времени свободным. И вот нужно, чтобы они использовали это время для накопления и обработки информации о нашей планете и наших делах. Это их священный долг, а наш священный долг — защищать их и окружать всем доступным комфортом.

— А им действительно это нравится? — поинтересовался Алекс.

— Нравится ли им сидеть взаперти, рожать детей, которых у них тут же отбирают, совокупляться непонятно с кем по расписанию и заниматься работой, которую не они выбрали? — уточнил Аше. — Ну, догадайтесь сами. Они разумные существа, такие же как мы. Разумные существа не любят заточения. Даже ваши полуразумные морские животные сходят с ума в транспортных контейнерах, как вы сказали. Конечно, большинство лилуна приходиться смириться — как раз чтобы не спятить. Как вы, с вашими убеждениями, находите логичным такой порядок?

— При условии, что вы правы, я нахожу такой порядок отвратительным. Но я слышал только вас, а не самих лилуна. К тому же, если все общество живет так много веков, значит, он работает, не так ли? — Алекс закусил удила; раздражение уже зашкаливало. — Да и одобрение мое в любом случае ни на что не влияет.

— Похвальный, разумный подход! — одобрил его Аше. — А если я скажу вам, что от вашей позиции в этом вопросе напрямую зависит исход вашего собственного дела? Я говорю об основании колонии ваших морских животных на Тусканоре. Да и вообще контакты с землянами?

Алекс посмотрел с удивлением на Хонду. Та улыбнулась невозмутимо.

— Ну ты же не думал, что я притащу тебя сюда просто для экскурсии, Флинт?

Глава 21

Когда-то Тим дружил с одним лейтенантом, Гаррисом, — очень умным и начитанным молодым человеком, его ровесником. Их дружбе не мешала ни разница в званиях, ни в происхождении: Гаррис был из семейства карьерных военных, пятое или шестое поколение. Дед его был каким-то там генералом, а потому вырос Гаррис в огромном особняке, стоящим посреди аккуратнейшего английского парка. Тогда как Тим вырос в избушке, которая отапливалась маленькой металлической печкой, работающей не на газе и не на электричестве, а на дровах.