Страница 54 из 84
У зеленой двери кровавый след кончался.
— А ну, выходите, — скомандовал сержант.
Ответа не последовало.
Он повернул ручку и толкнул дверь от себя. Она открылась так легко и внезапно, что он чуть не упал. Внутри была черная пустота.
Гробовщик и Могильщик прижались к стене по обе стороны двери, и в их руках сверкнули длинноствольные револьверы 38-го калибра.
— Что за черт! — начал было сержант. Его помощники отпрянули назад.
— Это Гарлем, — проскрежетал Гробовщик, а Могильщик дополнил:
— Мы не доверяем дверям, которые легко открываются.
Пропустив мимо ушей эти слова, сержант направил фонарь в черноту. Они увидели осыпающиеся кирпичные ступеньки, которые вели вниз к зеленой решетке.
— Самая обычная бойлерная, — сказал сержант и двинулся вперед. — Эй, есть тут кто-нибудь? — крикнул он, но ответом ему было лишь молчание.
— Давай вперед, Джо, — сказал сержант. — Я тебе посвечу.
— Почему я? — удивился Джо.
— Пойдем мы с Могильщиком, — сказал Гробовщик. — Там, похоже, нет ни одной живой души.
— Я сам пойду, — буркнул сержант. Все это его порядком раздражало.
Лестница спускалась вниз на глубину примерно восьми футов от уровня первого этажа. Перед бойлерной начинались два коридорчика направо и налево от лестницы. Оба заканчивались деревянными некрашенными дверями. Под ногами, на лестнице и в коридорчике, хрустели песок и мелкие камешки, но в целом грязи не было. В коридоре также отчетливо виднелся кровавый след, а на одной из дверей красовался кровавый отпечаток пятерни.
— Только ни к чему не прикасайтесь, — предупредил сержант, вынимая из кармана носовой платок, чтобы взяться за ручку двери.
— Сейчас я пойду вызову криминалистов, — предложил свои услуги фотограф.
— Нет, ты мне понадобишься здесь, — возразил сержант. — Лучше пусть это сделает Джо. А вы, местные детективы, пока побудьте на улице. Тут так тесно, что мы, чего доброго, в толчее уничтожим улики.
— Мы с Эдом будем стоять здесь, как вкопанные, — пообещал Могильщик, а Гробовщик только хмыкнул.
Позабыв об их существовании, сержант толкнул дверь. За ней оказалась черная пустота. Сначала он обвел лампой дверь и коридор в поисках выключателя. Справа от обеих дверей имелось по таковому. Стараясь на ступать в кровь, сержант по очереди щелкнул каждым выключателем, но они не работали.
— Пробки, что ли, перегорели, — бормотал он, выбираясь назад.
Гробовщик и Могильщик прекрасно видели с улицы все, что происходило в открытой комнате. Комната, похоже, первоначально предназначалась для дворника или слесаря, — присматривающего за бойлером. Но потом она была переоборудована в притон. От первоначального устройства в ней остались разве что отгороженный сортир в одном конце и умывальник в другом. С бойлерной комнату соединяло небольшое отверстие, забранное металлической сеткой, служившее как для вентиляции, так и для отопления. Там имелись туалетный столик с трельяжем, большая кровать с сиреневым покрывалом, разнообразных форм и размеров подушки из пенорезины, три желтых коврика. На белой штукатурке стены были изображены краской черно-белые силуэты, занимающиеся любовью в самых рискованных позах, большинство из которых мог воплотить в жизнь дуэт мужчин-акробатов. Стены, кровать и коврики были обрызганы кровью. Впрочем, обстановка не была в том беспорядке, который случается после неистовой драки — только кровь.
— Сукин сын стоял и тихо ждал, когда ему перережут горло, — заметил Могильщик.
— Да нет, — поправил его Гробовщик. — Просто это для него стало сюрпризом.
Фотограф начал щелкать маленьким портативным аппаратом, но сержант послал его взять из машины большую камеру. Гробовщик и Могильщик вышли из подвала осмотреть обстановку вокруг.
Дом был шириной в одну комнату и высотой в четыре этажа. Фасадом он выходил на тротуар, а к подъезду вело крыльцо в две ступеньки. Дорожка, что вела от тротуара, резко брала вниз, так что с той стороны вход находился примерно шестью футами ниже уровня тротуара. Подвал, в который можно было попасть через дверь в торце, располагался прямо под помещениями первого этажа. Дом состоял именно из комнат, а не квартир. На каждом этаже было три спальных комнаты, выходивших в общий коридор, в конце которого находились ванна и туалет — по одной на каждом этаже. На каждом этаже, следовательно, жило по три семьи. Двери их комнат были снабжены петлями для висячих замков снаружи и задвижками и цепочками изнутри. Двери были в шрамах и зазубринах — или по причине потери ключей или из-за попыток проникновения внутрь лихих людей. Все указывало на постоянную войну между обитателями квартир с одной стороны и грабителями, обезумевшими мужьями и любовниками или домовладельцем, желающим получить квартплату с другой. Стены были изрисованы непристойными картинками — гигантские половые органы, раздвинутые ноги, исписаны грубыми стишками, номерами телефонов, непристойными намеками, хвастливыми утверждениями, неуместными или уместными комментариями о сексуальной жизни жильцов, их отцов-матерей, а также дискуссия о законном происхождении их детей.
— А здесь ведь живут люди, — печально произнес Могильщик.
— Во всяком случае, для этого дом и существует.
— Как личинки в червивом мясе.
— Дом и правда прочервивел.
К стене парадного вестибюля было приколочено двенадцать почтовых ящиков. Наверх вела узкая лестница. Задняя дверь выходила на двор, где у стены стояло четыре переполненных мусорных бака.
— Сюда может зайти кто угодно и когда угодно, — сказал Могильщик. — Шлюхам хорошо, да детям вот не очень.
— Да уж, будь у меня враги, я бы не стал здесь жить, — признался Гробовщик. — Тут даже в сортир выйти — жуть берет.
— Зато центральное отопление.
— Лично я предпочел бы подвал. Там по крайней мере отдельный вход и можно регулировать котел.
— Тогда тебе придется выносить мусорные баки.
— Те, кто населяли это гнездо разврата, и не думали этим заниматься.
— Ну что ж, пошли будить наших собратьев на первом этаже.
— Если они уже давно не проснулись сами.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
— По-вашему, я преступница, потому что замужем за негром и живу в негритянском квартале? — с дрожью в голосе произнесла Анни. У нее был по-прежнему ошалелый вид от зрелища крови и слишком большого скопления негров, да и эти двое громил-детективов ни в чем не шли ей навстречу. Она сидела в стукачином гнезде на привинченном к полу табурете, в сиянии ламп, как и полагалось всем подозреваемым. Впрочем, она успела привыкнуть к свету и выводила ее из себя лишь унизительность положения, в котором она оказалась.
Гробовщик и Могильщик стояли чуть поодаль, в тени, и она не видела их лиц.
— Ну, как дела? — спросил Могильщик.
— Я понимаю, к чему вы клоните, — отозвалась Анни. — Но это нечестно.
— Сейчас уже за полночь, — сообщил Гробовщик, — а к восьми утра тебя отпустят.
— Это он в том смысле, что к тому времени мы из тебя выжмем все нужные сведения, — пояснил Могильщик.
— Я мало что знаю, — отозвалась она. — Спросите лучше моего мужа.
— Всему свое время, а пока нас интересуешь ты, — сказал Гробовщик.
— Все началось с того, что мистер Сэм пожелал омолодиться.
— И ты в это поверила? — спросил Могильщик.
— Вы говорите прямо, как его шофер, Джонсон Икс, — буркнула Анни.
Могильщик не стал спорить. Вместо этого он сказал:
— Все цветные говорят одинаково.
На ее бледном лице появился слабый румянец.
— Поверить было нетрудно, — призналась она. — Я поверила скорее, чем муж. Видите ли, за последнее время я научилась верить в самое невероятное.
— Когда тебе это стало известно? — продолжил допрос Могильщик. — Про то, что мистер Сэм решил омолодиться?
— Пару недель назад.
— Кто сказал? Мистер Сэм?
— Нет, муж…
— Что он по этому поводу думает?
— Он сказал, что это, похоже, шутка, которую его отец задумал сыграть со своей женой, Виолой.