Реалити - шоу

Дорога к дому Вероны прошла в молчании. Верона демонстративно смотрела в сторону, а я не очень-то и страдал от этого. И охранять её от мифических опасностей я не собирался. Киксо нет, а кому она теперь могла понадобиться, я даже не представлял.

На крыльце особняка Верона мелко отомстила мне.

— Гордан, не пойми превратно, но от тебя — она чуть сморщилась — пахнет очень сильно. Оставь вещи на крыльце, их все перестирают. А сам сразу иди в ванную комнату. Чистую одежду тебе принесут.

То, что от меня несёт тюремным духом, я уже и сам начал чувствовать, немного подышав свежим воздухом. И без её подсказок первым делом бы помылся. Но зачем же так откровенно? Хочет показать себя хозяйкой? Вроде это не в её характере. Или так боится, что я провоняю весь дом? Но спорить вроде не о чем, и я только уточнил.

— Раздеваться мне тоже на крыльце?

Верона даже не улыбнулась.

— Сделай одолжение — и умотала, стерва.

Странно даже. Если уж так брезгует, могла отправить куда-нибудь на задний двор, где служанки занимаются постирушкой. Зачем ей это надо, чтобы я мылся именно в доме, но разделся на крыльце? Намёк на новую жизнь и новые отношения? В роли собаки, которую пускают в дом, но сначала тщательно моют о блох? Ладно, разберёмся.

Пока я так сомневался, появилась парочка относительно молодых служанок. Быстренько проверили сумки и замерли в ожидании, пока я разденусь. Ну что ж, сделаем им одолжение. Глядя на них, я стал разоблачаться. Медленно, очень медленно. Пуговицу за пуговицей, завязку за завязкой. Музыки не было, но я начал напевать про себя ритмичную мелодию, и тело сразу откликнулось мягкими движениями. Я не раздевался — я обнажался, стараясь придать каждому элементу одежды и движению откровенный эротизм. Такой вот импровизированный стриптиз в средневековых декорациях. Служанки сначала не поняли, потом во взглядах появился интерес, а когда я остался только в шёлковом нижнем белье, а движения стали всё более откровенными, торопливо отвели глаза. А уж когда я, мягко вращая тазом, демонстративно потянул завязку своих трусов-кальсон, взвизгнули, и, торопливо похватав вещи, убежали. Правда, отбежав немного, захихикали, и взгляды, которые они бросали, были совсем не сердитые.

Уже в одиночестве я стянул с себя последнее и бросил на крыльцо. Приказ был раздеться — я разделся. Наслаждаясь своей выходкой, как был голым (разве только с мечом и ножом), так и вошёл в дом. И прикрываться ладошками даже не подумал — стыдиться мне нечего, а уж кто что подумает — это к Вероне.

В личной ванной Вероны я был впервые. Большая комната чуть ли не десять на десять метров. Пол отделан мозаикой из полированного камня. На одной из стен большое зеркало. Перед ним длинный стол, заставленный множеством бутылочек и баночек с непонятным содержимым. Пара мягких кресел, кушетка. Самым заметным в комнате была собственно ванна. Каменная полированная глыба метров двух в диаметре, а в ней чаша, наполненная водой. Не знаю, как это делалось, но вода уже была горячей. На бортиках ванны стояли бутылочки (видимо с шампунем), кусочки разноцветного мыла и несколько видов мочалок и губок. Условия несравнимые с той таверной, где я мылся последний раз. Здесь всё говорило об утончённости и неге. Несколько подсвечников стояло чуть в стороне. Мысли сразу побежали по предсказуемому пути. Сейчас бы зажечь ароматные свечи, фужер с шампанским в руки, погрузиться в розовую пену, и можно наслаждаться жизнью. И ещё лучше — не одному, а в приятной компании. Я чуть было не поплыл в своих мечтаниях, но резко одёрнул себя. А кто может составить мне компанию? В данной ситуации — только Верона. Может она на это и рассчитывала? Я расслабляюсь, нежусь, теряю бдительность, а тут появляется она и по своей привычке сразу шмыг ко мне? И всё, я спёкся и у её ног? Не дождётся!

Романтизм обстановки сразу исчез. Отыскав тазик и подставку, набрал воды прямо из ванны и помылся как в студенческие годы, стоя. Но удовольствия от этого меньше не стало. Кожа аж скрипела от чистоты, а волосы, как бы пошло это ни звучало, стали «мягкими, шелковистыми». Наслаждаясь ощущением капелек воды на коже, погулял немного по комнате, разглядывая обстановку более внимательно. Минут через десять это надоело. Сколько вообще мне здесь сидеть? Они что, решили одежду постирать, высушить, выгладить и только после этого отдадут мне? Так на это уйдёт часа три-четыре. Хоть бы полотенце или халатик дали какой-нибудь.

От нечего делать решил было немного размяться, но только принял первую стойку, как, наконец-то, принесли одежду. Служанка зашла спокойно, бросила взгляд на ванну. Не найдя меня там, повернула голову, и наткнулась взглядом на меня во всей красе и в самой неподходящей для встречи с женщинами позе. Полуприсяд, ноги раскорячены, руки протянуты вперёд. Не знаю, что она подумала, но покраснела она мгновенно, без всяких писков швырнула одежду в угол и исчезла.

Хмыкнув, я потрогал собственные щёки — похоже, я тоже покраснел.

Одежда вызвала недоумение. Во-первых, чужая. Абсолютно новая, но точно не моя. Из великолепного тёмно-синего бархата со вставками из серой замши. Белая шёлковая рубаха, ну, и прочие приятные мелочи. Что удивительно, размер был мой. При местной моде плюс минус три размера не играли особой роли, но всё-таки. Я долго разглядывал одежду, но других вариантов не было и пришлось одевать.

Верона сидела за столом в одиночестве, а служанка расставляла блюда. Не желая унижаться, я отошёл к стене и принял гордую позу, глядя вперёд в никуда. Ещё хорошо было бы отключить и зрение и обоняние — может мне показалось, но Верона ела чересчур медленно. Медленно резала ножом мясо, медленно подносила отрезанный кусочек ко рту. А уж жевала его так задумчиво, как будто надеялась открыть в нём некую тайну. Гурманка хренова, матюгнулся я про себя. Глаза можно отвести, дышать ртом, а не носом, чтобы не травить себе душу, но стол и все вкусности на нём я уже увидел. Вроде не настолько я оголодал, можно и потерпеть, но мой живот меня предал. Первое урчание услышал только я, а вот последующие пошли с нарастающей громкостью. Примерно после десятого Верона, не глядя на меня, небрежно бросила:

— Гордан, хватит строить из себя обиженного мальчика. Если проголодался, то просто садись за стол и ешь. Никто для тебя отдельно готовить не будет. Или ешь вместе со мной, или ходи голодным.

Невольно сглотнув слюну, я попробовал воспротивиться.

— Я всего лишь раб, госпожа. Негоже мне сидеть с вами за одним столом.

— Не юродствуй. Достаточно было жениться на мне, и все вопросы бы отпали.

— Вопрос закрыт и больше не обсуждается.

— А ты знаешь, сколько мне пришлось уговаривать короля, чтобы он не казнил тебя в первый же день? — Верона резко отложила вилку и почти сердито посмотрела на меня.

Так, разговор сворачивает в предсказуемое русло. Вскоре она захочет напомнить, что я испортил ей лучшие годы её жизни, затем начнутся слёзы и прочие удовольствия семейной жизни. Такие вещи надо давить в зародыше.

Развязной походкой я подошёл к столу и уселся.

— Давай договоримся раз и навсегда. Я благодарен тебе за свою жизнь, но я никогда не буду твоим мужем. Я буду телохранителем, сдохну за тебя, если понадобится, но мужем — никогда. Если тебя это не устраивает, я уйду. А можешь просто посильнее нажать свой кулон. Результат будет один и тот же.

Верона внимательно слушала меня, но молчала, и я счёл, что рамки наших отношений очерчены достаточно чётко.

— А теперь я буду есть.

Не обращая внимания на Верону, я наложил себе в тарелку всяких вкусностей и стал набивать живот. Оказалось, что в тюрьме я всё-таки оголодал, и кусочки на тарелке задерживались не более минуты. Верона сидела тихонечко, исподтишка наблюдая за мной. Дождавшись, когда я отвалился от стола, негромко произнесла:

— Время позднее, я устала и хочу спать.

Превозмогая сытую сонливость, я тут же поднялся.

— Конечно, госпожа.

Мы прошли к Вероне в спальню, и я как примерный телохранитель принялся проверять закоулки. От погрома, что я устроил здесь в последний раз, не осталось и следа. Всё чистенько, аккуратненько, новенько. Верона наблюдала за мной, напрягаясь всякий раз, когда я проходил мимо неё. Но я не собирался омрачать свою первую ночь на свободе.