Страница 43 из 116
— Очень долго.
— А рикоры?
— Нет, рикор живет не более десяти лет, — сказал он, — пока остается сильным и полезным. Когда они не могут больше служить нам по возрасту или болезни, мы оставляем их на полях и ночью их съедают бенсы.
— Как ужасно! — воскликнула девушка.
— Ужасно!? — повторил он. — Не вижу в этом ничего ужасного. Рикоры — всего лишь безмозглое мясо. Они не видят, не слышат, не чувствуют. Они могут двигаться только с нами. Если мы не принесем им пищу, они умрут с голоду. Они наделены мыслью меньше, чем наши доспехи. Все, что могут делать они для себя, это взять пищу из кормушки и положить в рот. Но с нами — вот посмотри, — и он гордо указал на прекрасную фигуру, которую увенчивал, полную жизни, энергии, чувств.
— Как вы это делаете? — спросила Тара Гелиум. — Я не понимаю.
— Я покажу тебе, — сказал он и лег на пол. Затем отделился от тела, которое осталось лежать, подобно неодушевленному предмету. На своих паучьих лапках он подошел к девушке. — Смотри: видишь это? — и он показал ей пучок щупалец в задней части головы. — Рядом со ртом рикора есть отверстие, в которое выходит позвоночник. Через это отверстие я прикасаюсь щупальцами к спинному мозгу рикора. И немедленно начинаю контролировать каждую мышцу тела рикора, оно становится моим телом, я владею им, как ты владеешь своим. Я чувствую то, что чувствовал бы рикор, если бы у него была голова и мозг. Если он ранен, я страдаю вместе с ним, пока я связан с ним. Но если рикор ранен или заболел, мы оставляем его и берем другого. Точно так же мы ощущаем и физическое удовольствие. Когда твое тело станет изнуренным, ты сравнительно бесполезен. Если телу больно, и ты болен. Если оно убито, ты умираешь. Ты раб глупой массы мяса, костей и крови. В твоем теле не больше удивительного, чем в теле бенса. Только твой мозг делает тебя выше бенса, но твой мозг непрерывно связан с телом. У нас совсем не так. У нас мозг — это все. Девяносто процентов нашего веса составляет мозг. У нас лишь простейшие жизненные органы, мы не нуждаемся в совершенных и сложных системах мышц нервов, мяса и костей. У нас нет легких, так как не нужен воздух. Далеко внизу, где нет дороги рикорам, раскинулась сеть наших ходов, где происходит истинная жизнь калданов. Там дышащие воздухом рикоры погибли бы, как погибла бы и ты. Там мы запасаем огромное количество пищи в герметически замурованных помещениях. Мы делаем это для будущего. Глубоко под землей есть вода, которая сохранится и тогда, когда она на поверхности исчезнет на много веков. Мы готовимся ко времени, которое обязательно придет — время, когда исчезнут последние остатки атмосферы Барсума, когда исчезнет вода и пища. Мы для этого и готовимся, ибо не должно исчезнуть с лица планеты ее удивительнейшее из созданий — совершенный мозг.
— Но какой цели вы будете служить, когда придет это время? — спросила девушка.
— Ты не понимаешь, — ответил он, — для твоего разума это слишком трудно, но я постараюсь объяснить. Барсум, его луны, солнце, звезды — все создано с единой целью. С начала времени природа энергично работала над осуществлением этой цели. Сначала появилась жизнь, но она была лишена мозга — разума. Постепенно возникли зачатки нервной системы, она развивалась, эволюция продолжалась. Мозг становился больше и сильнее. В нас ты видишь высшее достижение природы. Среди нас есть такие, которые верят, что мы разовьемся в сверхрасу, в супермозг. Исчезнут лапы, клешни и прочие жизненные органы. Будущие калданы будут представлять собой сплошной мозг, глухой, немой и слепой, который будет лежать замурованный в подземном склепе, где почти ничто не помешает его вечным мыслям.
— Вы думаете, он будет только лежать и думать? — воскликнула Тара Гелиум.
— Только это! — воскликнул он. Может ли быть что-нибудь чудеснее?
— Да, — ответила девушка, и я могу представить себе множество более чудесных занятий.
VI. В объятиях ужаса
Рассказ конвоира дал Таре Гелиум пищу для размышлений. Она считала, что каждое существо создано с какой-то целью, и пыталась угадать истинное место калданов во всеобщей схеме жизни. Она знала, что у них должно быть свое место в этой схеме, но каким оно было, она не могла понять. Они напоминали ей небольшую группу жителей Гелиума, которые в погоне за знаниями отрекались от жизненных радостей. Они свысока относились к тем, кого считали не такими интеллектуальными. Себя они считали высшей расой. Она улыбнулась, вспомнив замечание отца о том, что если бы кто-нибудь из них сжег свой эгоизм, дым окуривал бы Гелиум целую неделю. Ее отец любил нормальных людей: те, что знали слишком мало, и те, что знали слишком много, одинаково не нравились ему. В этом отношении Тара Гелиум была подобна отцу.
Помимо угрожавшей ей опасности в этой чужой стране было немало интересовавшего ее. Рикоры вызывали у нее жалость и обширное поле предположений. Как и от кого они эволюционировали? Она спросила об этом Чека.
— Спой мне снова. И я расскажу тебе, — сказал он. — Если Лууд отдаст тебя мне, ты никогда не умрешь. Я буду держать тебя при себе, а ты будешь петь.
Девушка удивилась воздействию своего голоса на это существо. Где-то в этом огромном мозгу находился участок, задетый ее пением. Это было единственное связующее звено между нею и его мозгом, когда он был отделен от рикора. Когда он руководил рикором, у него могли появиться и другие человеческие чувства. Но девушка боялась думать об этом. Спев, она ждала, когда заговорит Чек. Он долго молчал, глядя на нее своими невероятными глазами.
— Я думаю, — вдруг сказал он, — что приятно принадлежать к твоей расе. Вы все поете?
— Почти все, — ответила она, — но у нас есть множество других интересных и приносящих радость занятий. Мы танцуем, играем, работаем, любим, а иногда и воюем, так как мы — раса воинов.
— Любовь! — сказал калдан. — Кажется я понимаю, что ты имеешь в виду. К счастью мы лишены чувств — в отдельном состоянии. Но когда мы соединены с рикором, о, это большая разница: слушая твое пение и глядя на твое прекрасное тело, я понимаю, что такое любовь! Я мог бы полюбить тебя!
Девушка отшатнулась от него.
— Ты обещал мне рассказать о происхождении рикоров, — напомнила она.
— Много веков назад, — начал он, — наши тела были больше, а головы меньше. Наши ноги были очень слабыми, и мы не могли передвигаться долго и далеко. Здесь было глупое существо, передвигавшееся на четырех лапах. Оно жило в земляных норах, куда приносило свою пищу. Мы стали рыть свои ходы в его норе и брать пищу, которую оно приносило. Однако ее не хватало на всех, поэтому калданы вынуждены были выходить и добывать пищу. Это было тяжелой работой для наших слабых ног. Тогда мы стали ездить верхом на спинах этих примитивных рикоров. Прошло, несомненно, много веков, пока, наконец, калданы нашли способ руководить рикорами и полностью подчинили их себе, так что мозг калдана руководил всеми движениями рикора, мозг которых со временем совсем исчез. Исчезли его уши и глаза, так как они были ему не нужны: калдан видел и слышал за него. Подобным же образом рикор стал передвигаться на задних конечностях, так как калдану нужно было дальше видеть. Когда исчез мозг рикора, вместе с ним исчезла и голова. Рот был единственной частью головы, которая использовалась, поэтому он сохранился. Иногда в руки наших предков попадали представители красной расы. Предки видели красоту и удобство тела этих пришельцев, и в этом направлении развивались рикоры. Благодаря разумному руководству работ в этом направлении, появился и современный рикор. Он — продукт сверхмощного мозга калданов, он — тело нашего мозга, с его помощью мы делаем все необходимое, как вы делаете все, благодаря своим рукам и ногам. Но у нас важное преимущество: мы можем выбирать себе тела и менять их. Разве ты не хотела бы быть калданом?
Тара Гелиум не знала, как долго находилась она в подземном помещении. Казалось, что прошло очень много времени. Она ела, спала и следила за бесконечными потоками созданий, проходивших мимо входа в ее тюрьму. В одном направлении они шли с грузом — пища, пища, пища! В другом — возвращались с пустыми руками, видя их, она знала, что наверху день. Когда они не проходили мимо, она знала, что наступила ночь, и бенсы поедают рикоров, оставленных на полях накануне днем. Она начала худеть и бледнеть. Ей не нравилась их пища, но даже если бы ей давали очень вкусную пищу, она не стала бы есть много, боясь потолстеть. Идея полноты имела здесь новый смысл — ужасный смысл.