Страница 2 из 61
Грегори подтолкнул Петю:
- Эту я знаю, тетя Полина. Мне ее бабушка пела. «У нас на пальцах кольца, на ногах колокольцы, и всюду с нами музыка, куда мы ни пойдем». Это о Джейн, - он протянул девочке руку. Джейн схватилась за его палец: «Она ведь у нас тоже леди».
- Графу Хантингтону, леди Холланд и мисс Корвино, - со значением сказала Полина, - скоро пора в постель. Быстро съедаем яблочный пирог, и отправляемся домой.
Джон стоял, куря папиросу, перебирая письма в кармане. Он получил рабочие, шифрованные телеграммы, записку из Ньюкасла от Питера, для Грегори, и письмо из Парижа от Марты.
- Осенью все сделаем. Конечно, все будет зависеть от того, когда он появится на континенте. Восстание в Польше закончилось, полным разгромом. Он может приехать. Особенно учитывая сведения, что Марта получит от Юджинии. Как можно более подробные. Конечно, все это бередить..., - Джон поморщился, - но иначе нам ничего не добиться. Юджиния оправилась. Сыну их два года скоро. А Марта..., - он вспомнил холодные, зеленые глаза и решительно сказал себе: «И она оправится, обязательно. Должно время пройти. Она совсем недавно мужа потеряла, - Джон посмотрел на свой простой, стальной хронометр.
Из Саутенда вестей пока не было. Там собрался еще один консилиум. Джон приказал себе думать о хороших новостях. Он неспешной походкой дошел до канала и заглянул в открытые ворота верфи. Там была пустынно, пахло свежим деревом, и речной водой. Джон вздохнул: «Хорошо-то как!»
Небо над Банбери было ярко-синим, летним, солнце поднималось в зенит. От церкви доносился перезвон колоколов.
- Посмотрю на нее, - решил Джон, - и пойду, встречу всех. Побудем на службе, а потом я их сюда приведу, - он вспомнил корзину для пикника, что велел собрать, ранним утром.
- Полина удивится, - добродушно подумал герцог и крикнул: «Мистер Тули!»
Здесь уже семьдесят лет строили речные баржи. Кругленький, пожилой хозяин вышел из низких дверей мастерской, вытирая руки о холщовый фартук:
- Мистер Джон! Готова ваша красавица, - Тули указал на темную воду канала. Вдоль берега, выстроились баржи. Она была прикрыта холстом. Тули, сдернув его, гордо заметил: «Лучшее английское дерево. Все медные части я сам лично проверил». Она была узкая, стройная, с навесом над кормой, с круглыми окошками каюты. На носу золотом было выведено: «Чайка».
- Мальчишек на лошадь посадите, - усмехнулся хозяин верфи, - им такое нравится. Плывите, куда хотите. По каналу, по реке, до Темзы, или на север..., - он погладил красное дерево борта: «Она вам еще сто лет прослужит, мистер Джон, обещаю».
- Спасибо, - герцог пожал ему руку: «После службы придем. Готовьте ее к отправлению, мистер Тули».
Джон закрыл глаза и представил себе лесную, цветущую поляну. Лето началось отменно. Ночью шли быстрые, проливные дожди. Дни были жаркими. Вечером из сада тянуло цветущим жасмином и жимолостью, звенели комары. Когда дети отправлялись спать, Джон сидел с Полиной на террасе. Он привозил ей из Лондона все новые книги, и материалы судебных процессов. Жена читала, Джон тоже работал. Потом он брал Полину за руку, жена устраивалась у него на коленях. Герцог улыбался: «Я люблю тебя, Чайка». Белокурые волосы падали на его плечо. Джон слышал лукавый голос у самого уха: «И я тебя, товарищ Брэдли».
- Не видел ее с утра и соскучился, - Джон шел по берегу канала: «Удочки на барже. С мальчишками порыбачим, с Марией ягод соберем, земляника кое-где появилась. Хорошо, - блаженно повторил герцог. Он помахал, взойдя на мост, перекинутый над каналом.
Джон увидел, что Полина, высаживает детей из ландо. Герцог прибавил шагу, ему хотелось быстрее оказаться рядом с женой.
Мальчишки лежали в густой траве парка, болтая ногами, глядя на заходящее солнце. Маленький Джон и Мария копошились неподалеку, играя с деревянной тележкой. Над кронами деревьев величаво, медленно парил сокол. Грегори следил за ним, а потом перевернулся на спину.
Это было трудно. Труднее, чем все, что мальчик делал для этого.
Когда они приехали в Бомбей, папа отвез его на могилы отца и матери. Грегори прикоснулся ладонью к изящным буквам на памятниках: «Бог есть любовь, и пребывающий в любви пребывает в Боге». Две большие, красивые стрекозы, как тогда, в Японии, вспорхнули вверх. Мальчик поднял голову, провожая их глазами. Грегори знал, это были его родители. В Бомбее они жили в гостинице, но отец отвез его на Малабарский холм и показал красивый, отстроенный особняк.
- Если ты когда-нибудь захочешь вернуться в Индию, - просто сказал Питер, - здесь тебя всегда будет ждать дом.
В воскресенье они пошли в собор Святого Фомы. У кованой ограды стояли нищие, в Бомбее их было много. Грегори, искоса посмотрел на худенького, грязного, его возраста мальчика. Он держался за руку изможденной женщины в сари. Грегори вспомнил своего друга на Кюсю. У этого мальчика, на смуглой коже лица были какие-то красные, большие пятна. Он отворачивался, глядя на пыльную дорогу. Грегори, внезапно, ощутил боль где-то внутри.
- Я просто хочу, чтобы всем стало лучше, - мальчик увидел над шпилем собора сокола, - но я еще маленький, я не все умею..., Надо стараться, - решил Грегори и пошел вслед за отцом. После службы все пили чай в саду. Грегори остановился у цветущих кустов роз. Он оглянулся, взрослые были заняты, и что-то прошептал. Лепестки раскрылись. Оттуда выползла пчела и что-то недовольно прожужжала. Грегори развел руками: «Прости, пожалуйста». Она исчезла в жарком небе, а мальчик побежал к другим детям.
Они прожили в Бомбее почти месяц. В последнее воскресенье перед отъездом Грегори опять встретил того мальчика. У него было чистое, загорелое, умытое лицо. Он улыбался, блестя белыми зубами.
Грегори, молча, лежал на спине, так и не сводя глаз с птицы.
Он почувствовал это, как только приехал в Англию. Грегори не был в Саутенде, но это ему и не было нужно. Он видел бабушку Еву, слышал ее голос, видел птиц, порхавших в клетке, у нее в гостиной, цветы в оранжерее. Отец повез его в ботанический сад, в Кью. Грегори долго ходил по огромной, стеклянной, влажной теплице, рассматривая диковинные соцветия. Перед одним цветком он остановился. Мальчик долго не двигался с места, замерев, глядя на белые, влажные лепестки. Потом Грегори кивнул темноволосой головой и нашел отца. Тот любовался южноамериканскими кувшинками в маленьком пруду.
- Понравилось? - ласково спросил Питер, взяв его за руку. Грегори ответил: «Очень. Надо сюда чаще приезжать».
Он знал, что в Бельгии у него живут старший брат и сестра. Однако Грегори ничего не мог сделать. Они были обычные люди, и, конечно, его бы, не услышали.
- Потом, - пообещал он себе, поглаживая смуглыми пальцами какой-то цветок, - потом я придумаю, что делать. Дедушка мне поможет.
Грегори взглянул на рыжую голову брата. Петя уткнул нос в «Путешествие к центру Земли».
Когда они встретились в Ливерпуле, мальчики не отходили друг от друга несколько дней. Грегори рассказывал брату о Бомбее, Петя, о горах Сьерра-Невада и Великих Озерах. В Лондоне дедушка Мартин отвез мальчиков в Британский Музей, показать им коллекции Кроу, и в Национальную Галерею. Петя увидел портрет своей прабабушки. Он долго стоял, восхищенно глядя на алый шелк, на темные, тяжелые волосы. Мальчик повернулся к матери: «Твой портрет, что папа рисовал, теперь рядом с миссис де ла Марк висит, на Ганновер-сквер».
Питер действительно, увидев гравюру, попросил: «Отдайте ее мне, кузина Марта. Вы должны быть рядом с нашей прародительницей». Марта не стала спорить. Она только, грустно, заметила:
- Жаль, что прабабушки портрет в революцию пропал. Так бы нас трое здесь было, - Марта указала на стену кабинета. Изящная, хрупкая женщина в мужском наряде сидела на камне у ручья, повернув голову с тяжелым узлом бронзовых волос.
- Может быть, найдут еще, кузина Марта, - лазоревые глаза ласково посмотрели на нее.
- Спасибо вам большое, - Питер полюбовался гравюрой. Марта заметила в расстегнутом вороте его рубашки крохотный, детский, золотой крестик.